Последняя черта

— Ташка... — выдохнул Леха, сжимая сотовый так, что пальцам стало больно, — Её же...

Что они могут сделать с уже похищенной, если так поступили с сильно засветившемся парнем?

Алексей поднялся, потянулся за брюками. Хотел ударить кулаком о стену, почувствовать боль и доказать — всё ещё способен ощущать не только душевную, но напоминал, что квартира не его. Бросил взгляд на часы — ужаснулся ещё сильнее и засобирался быстрее.

Катя проснулась от шелестящих звуков и ещё некоторое время лежала, вглядываясь в мечущуюся фигуру. Она почувствовала, что что-то не так.

— Лёша, — тихо позвала. — Что случилось? Я не нужна тебе сейчас?

Ещё сонная поднялась, распуская окончательно растрепавшуюся за ночь косу. Обниматься не лезла, но если он сейчас сбежит — нужно будет закрыть дверь. И грустно было, и больно смотреть. Понимала — конечно, парень по уши в дерьме, но иначе он бы ей не нравился настолько.

— Актёра убили, — рыкнул Алексей, влезая в футболку. Метнулся на кухню, замер там, оглядываясь — мало ли, вдруг что-то выложил и оставил, но ничего своего не нашел.

Тогда бросился уже в коридор спешно натягивать ботинки. Под нос себе матерился, преимущественно — на себя и понимал, что где-то уже было. А может, и потом тоже будет.

Слёзы на глазах Кати выступили сами. Она ничего не ответила, только босыми ногами прошла за Лёшей в коридор. Смотрела беззащитно и грустно, обнимала себя за плечи — а кто её обнимет, кроме себя? — понимала, всё понимала, но не хотела принимать.

— Пожалуйста, хоть ты выживи, — прошептала она в спину уходящему Алексею, хлопающему за собой дверьми и громко топающему по лестнице.

Лёху трясло. Крупной дрожью, пока он бежал до свободного электрокара, на бегу же и ставя карту на оплату.  Отметил, что деньги скоро кончаться, решил, что потом что-нибудь придумает.

Скорость убаюкивала. Он нёсся, совершенно наплевав на правила дорожного движения, иногда даже выезжал на тротуар, огибая пробки. К дому Дикого вовсе добирался по раздолбанным дворами на колёсах. Думал, думал, думал. Ещё раз позвонил Доктору, спросил подробности. Понял, что лучше бы он их не знал, выдавил, что будет с минуты на минуту и снова, не стесняясь, матерился.

Дверь в квартиру была открыта, на лестничной площадке стояла групка мусоров, что-то заполняющих. Лёха даже не взглянул на них, пролетел мимо, перепрыгивая через ступеньку. Как только взгляд начал обшаривать квартиру на присутствие знакомых лиц — первым зацепилось за Алису. Она стоял в коридоре, разговаривала с ментом, кивнула ему приветственно.

— А вы кто будете, гражданин? — спросил ещё один форме, вынырнувший из кухни. От осознания того, что по квартире Дикого спокойно бродят менты, Лёху передернуло.

— Я здесь живу, — ответил он, переключаясь на деловой тон, — Погибшему был другом. Что произошло?

— Точно не знаем. Отравился может чем…  У него транзакция об оплате в заведении общественного питания.

— Вы брешете, —  раздался ледяной, угрожающий голос чуть позже, чем стук трости, —  Этот человек недавно выступал с антиполитической речью перед толпой, а спустя два дня — отравился. Его отравили. Он умер, мучаясь. Обычное отравление от еды на такое не способно.

— А вы…

— А я студент медицинского университета, — прищурился Доктор, — У которого за плечами две курсовых по ядам и их действию на организм и готовится диплом. Это, — он указал на то место, где Актер лежал, — Явный признак какого-либо грибного яда. Никита держался за...

— Вы этого уже сказали, — усталым тоном подметил мусор, — Подробностями будут заниматься эксперты.

Лехе стало жутко от того, как Дока передернуло.

В закрытой на замок изнутри спальне до сих пор рыдала Изабель. Гера лежал рядом, прикрыв глаза, что-то иногда шептал, гладил растрепанные волосы и прижимал больше-чем-подругу к себе, а она жалась к другу, давилась, ненавидела и боялась.

Они почти не говорили. Было не зачем. Герасим знал, что происходит с хакершой — что сейчас она всеми силами пытается не пропасть во второй своей половине, потому что наверняка понимает — нельзя. Изабель была сейчас нужна, в своей привычной манере электровеника, активного. Стадии, впрочем, никогда не слушали её мнения — когда проявляться, а когда перестать мучать её своими сменами.

— Когда это всё закончится? — надрывно спрашивала она, подставляясь под ласку рук.

— Не знаю, — честно отвечал Герасим и тянуло противной болью, разрывало и собирало вновь. У него ещё оставались силы быть непроницаемым, сильным, заботливым, но Гера чувствовал — ещё немного и он сорвётся. Чесались кулаки, хотелось выйти на ринг и набить несколько ебальников в мясо, до смерти. Выпустить наконец копившийся пар, потому что груши уже не хватало.

— А мы останемся, Гер? — Изи подняла на него заплаканные глаза. — Остальные?

— Останутся, — вздохнул парень, силой возвращая девушку в исходное положение. Они лежали на кровати — Изабель, сжавшимся комочком, подтянув под себя ноги и Герасим, прячущий её в своих объятиях.

— Куда мы денемся, скажи? — продолжил мысль он, — Никуда. Скоро вернётся Таша. И останется всего-то свергнуть правительство, по хуйне…

— Дурак! — Изи стукнула его куда пришлось. — Не говори так! Мне… Мне страшно.

— Мне тоже. — На удивление легко согласился Гера. — Но страх — это нормально. Всем страшно. Просто кто-то говорит, а кто-то нет. Другим людям тоже страшно. Но, думаю, от этого уже не сбежать. Послушать Лёху — так вообще пиздец, уже можно места в крематории заказывать. Так что не гони коней. Из всякого дерьма вылезали, из этого тоже вылезем.

Изабель сдавленно кивнула и, вроде как, поверила — Герасиму очень хотелось на это надеятся. Он и сам не верил до конца. Уже понимал масштабы, осознавал, но уже твердо решил, что назад не двинет. Никогда он не был сторонником государства, никогда его не поддерживал, так не начинать же сейчас. Если шансы есть, хотя бы микроскопические — то почему бы и нет? Отступать, тем более, было уже некуда. Только если бежать, менять личности, но государство ведь та еще мразота — выстрелит в спину и даже не почешется.

Гера понимал и злился от этого ещё сильнее: оно специально выбирает слабых и, на первый взгляд, невинных. Про Ташку нужно вообще промолчать: она бы в жизни не подняла руки на человека, если бы не те ужасные обстоятельства, а Актёр — ангел со своими тараканами, но у кого их нет? И по логике этой следующей жертвой машины системы должна была стать Изабель. Поэтому Герасим прижимал больше-чем-подругу к себе и обещал, что все будет хорошо, зарекался сам себе, что не позволит никому и пальцем её тронуть.

Друзья —  друзьями, но нормальной жизни без этого шебутного, яркого и переменчивого котёнка он себе не представлял ни под каким соусом. У Изабель завибрировало устройство связи. С неохотой она потянулась в карман.

—  Эй, как ты там? Извини, отвлекаю, наверное, —  одна из девушек сетки — Стелла, говорила на английском, — Мне жаль, но ты должна меня послушать, хорошо? Я узнала из новостей теневых обо всём этом…

“Уже?” —  флегматично подумала Изи, всхлипнув в очередной раз.

— Всё в порядке. Говори.

— Я пошерстила камеры. Он же заходил в кафе? Тот парень с отросшими волосами, он говорил речь? Николас, кажется?

— Николай, не важно, — пробормотала хакерша, садясь и подгибая под себя ноги. —  Что-то выяснила?

— Да! Некоторые камеры там отрублены, но у некоторых частных заведений нет. Я поймала его в кадр с каким-то мужчиной в очках. Тебе сбросить фотографию?

Сердце пропустило один удар. Девушка насторожилась.

— Да, спасибо большое.

—  Хорошо, сейча-а-ас. Ты вообще как…. Держишься? В порядке?

— Не уверена в этом. Спасибо. До связи.

Потом она подорвалась с кровати, бросилась на колени к рюкзаку на полу. Герасим приподнялся на одном локте, встревожено наблюдая за Изи, которая уже и думать забыла о слезах — в глазах горел только привычный огонек.

— У нас есть лицо убийцы, — прошептала Изабель, подняв от экрана глаза на Геру, — А значит — и он сам.