Последняя черта

Противное чувство боли за близкого человека, противное онемение в ногах от знания, на что способны животные в этом здании с хорошим ремонтом. Если они тронут Призрака, если они хотя бы прикоснутся к ней... Ворон не знал, сможет ли им противостоять, но он будет. Обязательно будет. Если раньше он думал, что его-то не коснётся, что он приспособился, научился выживать в таком мире, то сейчас его уже не волновало собственное выживание. Деньги, работа, шкура — это всё не имело ни малейшего значения. Только так и заевший в голове голос: «Поцелуй меня, пожалуйста».

«Пожалуйста», блять! Как будто он не любил, не целовал, не желал всей душой, будто больше не существовал рядом, будто был совсем чужим. Будто его требовалось о подобном просить...

— Я собираюсь выступать свидетелем по делу Алисы Кузнецовой. На слушании, прямо сейчас, — отчеканил Леха в лицо преградившему дорогу сержанту, — Защита знает. Пропустите нас. Они — со мной.

Получив номер зала заседания, летел по коридору, пугая ментов, не видел перед собой ничего. Доктор тоже нёсся, но со своей скоростью. Ему не нужно было ничего сейчас говорить, просто увидеть подругу и убедиться, что не наврала и пострадал один только нос. Да и друзьям сами все поняли.

Сильнее всего было жалко Ворона. И себе по башке хотелось настучать за то, что не отговорил. Хреновая всё же была идея, хуже некуда — уж проще было своими силами стараться искать Ташу, у него даже был план, но сейчас всё разрушалось и проваливалось.

— Скоты, — прорычал Леха, — Доктор, останься — если вдруг что понадобится Актеру. Пернатый, — он обернулся, посмотрел на Ворона понимающе, но всё же требовательно, — Без фокусов. Мы просто дадим показания, если Анне нужно будет. Я ей уже черканул, что может рассчитывать.

Он уже предполагал, что будет говорить. Что Алиса не могла, что дорожила Диким, что он был ей семьёй. Готов был на что угодно, лишь убедить в этом судью а на деле уже с ужасом понимал, что всё потеряно. Судья проплачен или просто запуган до усрачки. Только если митинг... Слишком мало народу. Слишком мало всего они сделали. Была еще в запасе Изабель, но от неё будет мало толку, если не довести до точки кипения толпу на улице. А как это сделать?

"Дело плохо. Суд. Думай" —  быстро отправил сообщение Лёха Актёру.

"Блять, блять, блять" —  крутилось в голове, пока он входил в ещё открытые двери и находил взглядом Алису. Посадили всё-таки за решётку, напялили наручники. Под носом действительно были кровоподтёки.

Ругнувшись, Леха потащил застывшего Ворона за собой — на пустые скамьи за спиной адвоката. А тот и не думал, что друг его сейчас сдвинет. Чувствовал себя каким-то заторможенным идиотом, летая по участку за ним. Понимал — это провал. Его всё-таки обошли. А когда увидел Алису...

— Тут уже никакие фокусы не помогут, — прошипел сквозь зубы Ворон, присаживаясь на скамью и тут же оборачиваясь на Призрака. Пытался найти взглядом взгляд и хоть что-нибудь передать — спокойствие, уверенность, веру... а внутри было до боли пусто. — Разве что представление с воскрешением трупов.

И так некстати в голове всплыла полузабытая старая шутка про некромантов.

—  Заткнись про трупы, — Алексей сдержался, что бы не ткнуть его кулаком по многострадальным ребрам, — Закрой ёбанный рот и думай, что можешь сказать.

— Что мы можем сделать? К каким фактам апеллировать? — куда сдержанней спросил Ворон у женской спины в официальном наряде — гандон хоть в чём-то оказался прав, Анна была хорошим адвокатом.

Но он и без неё знал, что следует сказать. О том, что менты прогнили насквозь. О том, что стражи правопорядка причастны к ебаному похищению. О том, что они посмели сейчас тронуть Алису. О том, как он сам видел, что полицейские застрелили мальчишку, который по дурости накинулся на них с кулаками. «Он оказывал сопротивление при аресте». Ворон потребует пересмотра дела. Потребует... доказательств непредвзятости. Алиса ни на кого не накидывалась. Его Призрака нельзя трогать безнаказанно.

«Этот ваш закон — самая настоящая блядь, — осознал Ворон. — Но сегодня я её поимею.»

Получить ответа от Анны он не успел.

— Всем встать, суд идёт.

Когда шум улёгся, а худощавый мужчина в чёрной мантии занял своё место, все расселись обратно. Атмосфере, повисшей в зале, могли бы стальные тросы моста позавидовать.

Актёр поначалу растерялся. Перед ним собралось ровно шестидесяти четыре человека — в попытке успокоить нервы он даже пересчитал их по головам. Многие подтянулись уже после того, как друзья скрылись за дверью.

Солнце опять выглянуло, освещало площадь перед главным зданием Следственного Комитета, а никто этой красоты и не замечал.

— Думай... — пробормотал Актёр себе под нос и ноги сами понесли его на ступеньки выши, — А о чем думать?

"О себе, —  подсказал вновь оживший Голос, — О том, как бы вытащить отсюда свою задницу. Ну или можешь прямо сейчас совершить публичное самоубийство..."

Нет, Актёр уже был мёртв. Погиб в тот момент, когда нажал "опубликовать", а уже через полчаса статьи не было, доступ к сайту закрыт... Изабель, конечно, постаралась — распространила что надо, статья набрала много просмотров и комментариев на различных порталах. Но жизни Актёру уже не увидеть никогда. И на сцене той же выступить...

Но вот она — сцена. Вот он собирает себя и поворачивается к толпе. Резкий, прямой, в этом сером, клетчатом пальто и начищенных ботинках.

Вдох-выдох. Вся жизнь — подзатянувшаяся трагедия с элементами комедии. Не сон, как у Касты, а Игра — его личная. И сейчас Актёр вспомнил, что любой хорошей пьесе или спектаклю нужна сильная кульминация.

— Знаете что там сейчас происходит?! — выкрикнул он, не жалея голосовых связок, — Знаете?! Там сейчас очень быстро организовался суд! Её только вызвали, а уже судят!

Люди обращали внимание. Отвлекались от разговоров, поворачивали головы.

— Что такое свобода сейчас, дамы и господа?! Отправиться на электрический стул из-за того, чего не совершал?! Или гнить в камере, скуля от боли, потому что оказался не в то время и не в том месте?! Что такое свобода?!

Его речь выходила даже громче, чем он думал. Актёр уже понимал, что под конец охрипнет. Кто-то доставал мобильник и поднимал над головой — снимал. Ещё до этого он приметил парочку журналистов-газетчиков, человека три с камерами и сейчас рассчитывал, что тварь дрожащая всё-таки имеет право.

— Я не свободен! Меня могут сейчас в любой момент скрутить и упечь за подстрекание к ненависти! А я их ненавижу! Я ненавижу все, кто причастен к этому! Имейте в виду — Ад пуст, все черти здесь, носят погоны и пиздят невиновных дубинками! Убивают! Это свобода?! Это?!

Он начинал задыхаться. Хотелось бы рупор, да помощнее, но кто же думал, что так все обернётся?

— Зачем вы пришли сюда?! Для чего?! Что бы отстоять невинную девушку?! Вырвать из лап мразей ещё одну?! Они добрались до моих друзей, а скоро доберутся до ваших! До твоих, твоих и ты, ты тоже имей в виду — они придут за твоими людьми!

Кажется, начинали подтягиваться случайные прохожие. Поднятых смартфоном стало больше, а Актёр окончательно забылся в своей речи.

— Алису Кузнецову судят ни за что, шантажом пытаются заставить подписать признание! Вы не знаете её, но одна девушка сейчас плачет где-то от страха! Кто знает, сколько раз её уже успели избить, может даже изнасиловать?! Мне больно говорить, представлять это, но я, блять, не могу по другому! Каждую минуту я думаю о том, что это могло случится с кем угодно! Потому что им НАПЛЕВАТЬ НА ЗАКОНЫ!

Голос сорвался. Актёр закашлялся, схватившись за горло, но не посмел согнуться.

— Мы народ терпил! Мы уже почти полтора столетия терпим полную хрень, выживаем, и не думайте, что будет лучше! Государство уже все продумало, оно уже на шаг впереди! Скоро обновят чипы и вы станете точкой на их радарах! Все ваши личные данные будут полностью под контролем! Понимаете?! Это рабство! А я не хочу быть рабом, не хочу быть марионеткой! И пусть я сдохну хоть сейчас, если меня прямо сейчас упекут за решётку, я останусь свободным человеком! До конца!