Наёмник

  Разговоры эти мы вели либо за едой (нас никто не торопил, полчаса стабильно отводилось), либо перед сном. Во время самой работы особо не поговоришь, слишком уж внимания требует, да и дыхание сбивается от постоянной долбёжки. Но кое-какую информацию я собрал. Будет чем на выходном заняться.

  Долгожданный выходной наступил через три недели. Бригадир, как и обещал, меня премировал. Выплатил полную зарплату за неполный месяц. Четыре серебряных кругляшка заняли своё место в кармане, а я, уже с полным правом, отправился в город.

  В последние дни каменотёсы с упоением обсуждали, на что они потратят жалованье. Большинство не имело дома и семьи, а потому фантазии их колебались между кабаком и борделем. Последний в городе имелся, хотя подробности его работы пока оставались для меня тайной. Надо сказать, что молодой крепкий организм своего требовал, невзирая даже на каждодневную усталость, но в то же время я прикинул, что женщина стоит один талер, то есть, четверть месячного заработка. Это как-то слишком. Кроме того, неизвестно, что там за женщины. Народ здесь, как я понял, мыться не особо любит, по крайней мере, ничего похожего на общественные бани я в городе не увидел, возможно, моются дома в тазике из ковша. Но уж точно имеется большой риск поймать что-либо неприятное, а лечить здесь умеют плохо. Если какой-то маг и знает заклинание против триппера, то цену он за него заломит сумасшедшую, а потому пока воздержусь. Потом, может быть. Что же до кабака, то я и в прошлой жизни к алкоголю был равнодушен, зачем сейчас начинать?

  Кое-какие траты всё же пришлось произвести. Например, обувь. Сапоги мои и так были не особо крепкими, а теперь, после долгого знакомства с камнями, вовсе развалились. Пришлось отдать полталера. Не так дорого, тем более, что новые сапоги оказались крепкими, из толстой кожи на толстой подошве и с каблуком, а дополнительной прочности придавали стальные подковы. Были в лавке образцы покрасивее, крашеные, но мне хватило и этого.

  Переобувшись, я снова задумался, слоняться по рыночной площади просто так было неинтересно, поэтому я отправился искать офис гильдии магов. Опрос прохожих ничего не дал, вернее, дал очень противоречивую информацию, одни говорили, что идти следует направо, другие - что налево, придётся мне побродить по улицам, но это не так страшно, сейчас только утро, всё успею.

  А уже на выходе с рынка я увидел странную картину. Там стоял стол, за которым сидел солдат в лёгкой броне. Рядом с ним стояли ещё двое, тоже в броне и с алебардами. Ничего удивительного в этом не было, те же городские стражники постоянно так выглядят, но в этих что-то настораживало. Выглядели они как-то странно. Кроме кирас и наплечников, да шлемов в виде шляпы с полями, на них были одеты довольно дорогие одежды, которые при этом были грязны и поношены, да к тому же выглядели, словно с чужого плеча. Не будь на них брони, сказал бы, что это разбойники.

  Вокруг них толпился народ. Кто-то изредка подходил, что-то спрашивал. До меня долетела фраза "Пять талеров в месяц, если в походе, три в мирное время, да ещё добыча и кормёжка". Я на пару секунд задумался, что это означает, потом до меня дошло. Вербуют солдат. Пехоту. Местные ландскнехты. Пять талеров. Кормёжка. Добыча. Но есть риск для жизни. А стоит ли о таком беспокоиться? В этом мире и так недолго живут, дизентерия с чахоткой на пару, да временами бубонная чума, вечно никто не живёт. Зато всегда буду при деле, мир посмотрю, а там, глядишь, и какую-то карьеру сделаю.

  При мне подошли двое, из тех самых, что без определённого рода занятий. Оборванцы и доходяги. Солдат, что сидел за столом, критически их осмотрел, потом немного подумал, повернулся к своим стоящим коллегам. Те сморщились и отрицательно покачали головой. Солдат (а скорее, сержант) встал из-за стола, подошёл к кандидатам на службу, некоторое время их разглядывал, а потом резко ударил кулаком в грудь одного и второго. Оба мешками повалились на землю, а первый, кажется, от удара даже потерял сознание.

  Толпа невесело рассмеялась, а сержант снова уселся за стол. Такое, значит, испытание. Но мне-то бояться нечего, силён вояка, да и посильнее есть. Мне его удар, что слону дробина. Набрав воздуха в грудь, я сделал шаг к столу.

  - Меня возьмите, - со всей серьёзностью заявил я.

  Сержант поднял глаза, осмотрел меня с головы до ног, вид, конечно, так себе, но в солдаты не за красоту берут. Потом встал, обошёл вокруг. Я ждал удара, но он меня бить не стал, возможно, побоялся ответного удара, которого, как показала практика, мог и не пережить.

  - Руки покажи, - зачем-то сказал он.

  Я протянул ему свои мозолистые ладони. Пристально их осмотрев, он кивнул, снова присел за стол и спросил:

  - Кем работал?

  - В каменоломнях, кувалдой махал, - честно ответил я.

  - Знаешь, куда идёшь?

  - Знаю, - спокойно ответил ему я. - Буду воевать в пехоте, ходить в строю, рубить алебардой, колоть пикой, мне за это будут платить, одевать и давать еду.

  - Правильно, - кивнул сержант. - Вижу, что не дурак, хотя с виду... Ладно, вот тебе контракт, сейчас тебе его прочитаю, если устроит, поставишь крестик снизу.

  Я молча протянул руку за листком.

  - Так ты грамотный? - сержант усмехнулся. - Ещё лучше.

  Контракт ничем новым не удивил. Всё то же самое. Три талера в месяц, пять, если на войне, кормёжка, оружие и доспехи (тут правда упоминалось, что если с боя возьму себе что-то получше, то казённое следует сдать, его другим выдадут, из чего следует, что экипировка поначалу будет плохой), доля в военной добыче. Говорилось об ответственности за дезертирство (петля, само собой), за нарушение дисциплины (сколько-то плетей, в зависимости от тяжести проступка). Имелся пункт о карьерном росте. Если я со временем стану бойцом первой линии, то жалованье будет удвоено, хотя риск утроится. В случае гибели меня похоронят по всем правилам, если к тому будет возможность, то есть, поле боя не останется за противником. В случае увечья и неспособности дальше служить мне выплатят два месячных жалованья и отправят на все четыре стороны. Впрочем, сержант тут же объяснил, что в случае тяжёлого увечья, например, отрубленной ноги, бойца обычно добивают свои же. И не потому, что жалко выходного пособия, просто незачем такому жить, только побираться и пьянствовать, а бывшему воину это зазорно. Поэтому каждый солдат должен сделать это для своего товарища и вправе ждать такой милости от других.