Страница 77 из 85
– Слышали, как меня называют? Акулой ростовского пера! А знаете, чем я занимаюсь в этой редакции? Нет? Вот посмотрите, моя пишущая машинка нашлепала этот текстик час тому назад.
– "Очередной номенклатурный дурень, редактор Длинноно..." Да это же донос! – Остап покачал головой.
– Конечно, донос! А что делать?
– Прошу... – Остап предложил доносчику папиросу.
– Очень признателен.
– Будем знакомы. – Остап протянул руку. – Товарищ Гурий, администратор Прилежаевского конного завода.
– Очень приятно, товарищ Гурий, – репортер кивнул головой, – Аполлинарий Холодный...
– Как? Вы? – не удержался от восклицания Остап. – Тот самый? Статьи, писанные с неподкупной пролетарской обстоятельностью?! Гениальные юбилейные тексты, фурорные табельные фельетоны, сметливые оды, изворотливые тропари?! Вот так встреча!
Они прикурили папиросы от одной спички. Аполлинарий концами длинных пальцев старательно поправил свои усики.
– А вы, товарищ Гурий, к нам по какому делу?
– Я собственно приехал узнать, почему ведущая газета области предательски умалчивает о событиях, связанных с предстоящим международным конным пробегом. Но теперь мне стало все ясно... Ладно, поехал назад.
– Постойте, постойте! Какой пробег? – Новость была ошеломляющей. Холодный запнулся, словно его шандарахнули обухом по голове. – Пробег, вы говорите?
– Ростов-Дон-Париж! – подтвердил Остап. – Стыдно, товарищ Холодный. Стыдно! – Тут он добавил важно-шутливым тоном: – Вы – акула пера и ничего не знаете?! Ладно, поеду. Вижу, что здесь мне ловить нечего. Представляю, как наш директор слюной истечет!!!
Аполлинарий Холодный стоял, точно опозоренный. Ему, действительно, было стыдно. Как же можно было пропустить такую важную новость? Он деловито посмотрел на администратора, глазки его засветились, сердце застучало, на щечках заиграли румянцы, а рука машинально полезла в накладной карман толстовки за английским блокнотом.
– Как вы говорите? Международный конный пробег?..
– Вы меня удивляете, товарищ репортер! Конечно, пробег. Ростов-Дон-Париж. Наш завод выставляет десять лучших жеребцов. Все – орловские рысаки.
Карандаш в руке Холодного задрожал. Страница блокнота покрылась рядами серых слов. – Ай-я-яй! – айкнул Холодный, немного погодя. – Ба! ба! ба! Как же это мы упустили... Орловские рысаки, вы говорите? Ах! ах! ах!..
– И это лучшая газета области!
Аполлинарию Холодному опять стало стыдно. Но теперь уже не за себя, а за всю редакцию "трудармейцев".
– Нужна резолюция Длинноногова.
Остап щелкнул три раза пальцами.
– Могу вам помочь, – с очень серьезным видом шепнул он. – Давайте договоримся. Вы готовите материалец для статьи, а я получаю у вашего Длинноногова широкую, размашистую резолюцию. Слух Остапа воспринял печальный вздох.
– К нему трудно, почти невозможно попасть. А если он вас и примет, то все равно не наложит резолюцию... Вы упретесь в заградительный возглас секретаря и на этом все кончится. Я же вам говорил, работать с Длинноноговым – это все равно что лепить сухую грязь к стенке. Хоть волком вой.
Остап изрек тоном философа новую, пахнущую нафталином, фразу:
– От трудного до невозможного еще далеко!
Холодный выслушал ее, глядя в одну точку, после чего пожал плечами и тяжело вздохнул.
– Статью-то я напишу...
– Ну что ж, тогда кропайте.
Приемная редактора находилась в самом конце длинного коридора. Остап прошел мимо корректорской, нескольких кабинетов, машбюро и уперся в закрытую матово-стеклянную дверь. Он стукнул по стеклу так звонко, так резко, что из кабинетов и машбюро высунулось несколько настороженных голов. Послышалось шипение:
– Товарищ, наш редактор не принимает!
– Меня примет. Работайте, товарищи, работайте!
Посетитель торкнулся еще сильнее. За стеклом, будто швейная машинка, сердито застучали каблучки. Ключ в замочной скважине повернулся, дверь шумно отворилась на обе половины, показалась заспанная секретарша.
– Что это за стукотня! – возмутилось что-то среднее между пионервожатой и руководительницей кружка домоводства. -Что же вы тут, товарищ, буйствуете!
– Товарищ не буйствует, – возразил посетитель, товарищ ищет свои законные права.
Бендер уже проник в приемную и озирался, точно в самом деле искал, не завалялись ли где его права.
Секретарша окинула посетителя ненавидящим взглядом.
– Главный редактор никого не принимает!
Но настырный посетитель уже исчез за дверью редакторского кабинета.
Редактор сидел за столом и смачно сморкался в носовой платок.
– Вы из обкома? – рассердился он, всматриваясь в лицо посетителя. – По какому делу?
– Я по важному делу.
Начав с этой лаконичной импровизации, великий комбинатор уже не сомневался, что успех обеспечен.
– По важному? – удивился редактор.
– По сугубо важному! По архиважному!
– Хорошо, я согласен... – Редактор кашлянул. Последнее слово его, видимо, убедило. – Если по очень важному...
– Моя фамилия Гурий. Администратор Прилежаевского конного завода, – представился Остап.
– Прилежаевский конный завод?
– Наш директор, товарищ Ляшко, вы его, вероятно, знаете, – начал посетитель с грустной улыбкой, – весьма обеспокоен тем обстоятельством, что ведущая областная газета предательски молчит об организованном нашим заводом международном конном пробеге...
– Пробег? Международный?
– Ростов-Дон-Париж, – продолжил Остап уже со вздохом. -Поначалу хотели до Праги, но потом подумали и решили: до Праги, пожалуй, не сможем, а вот до Парижа дотянем. Чему быть, того не миновать! Правильно говорю?!
И Остап похлопал редактора по плечу.
– А мы действительно замалчиваем?.. Да, странно. Весьма странно. – Редактор вызвал секретаршу. – Вот что, Агнесса, немедленно ко мне нашего лучшего репортера!
– Аполлинария Холодного?
– Давай, давай, давай! И побыстрее!
Не прошло и десяти секунд, как в кабинет редактора приплыла акула ростовского пера.
– Что же вы, товарищ Холодный? – кашлянул Аггей Трифонович.
– А что я, товарищ редактор? – сердито отозвался репортер.