Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 65 из 85

– Я никому никогда ничего не рассказывал!

– Чего это он у тебя все околицей уйкает? – сделал вопрос Свистопляскин.

– Мы его заставим говорить прямо, товарищ начальник!

– Нет, капитан, тут надо по-другому. Сам знаешь, заставь дурака в воду пердеть, так он туда и насерит... Ах ты ж стерва! – Свистопляскин стиснул зубы. – Ни хрена себе! Ведущую контору страны обворовывать мы могем, а признаваться не хотим? – Я ничего не знаю!

– Ну, мы из тебя душу вытрясем!.. Вот что, Альберт, с кондачка мы это дело решать не будем. Давай-ка его сначала в камеру, так сказать, на обработку, а завтра, со свежачка, мы его вместе и допросим...

– Так и сделаем, товарищ начальник.

Вошел веселый лейтенант с вздернутым носом, залязгали наручники.

– На выход, собака! – приказал он. – По сторонам не смотреть!

После слов "На выход, собака" за окном с бешеной силой грянул гром, загудел дождь. Подпольному миллионеру ясно представилась неизбежность скорого конца. Прилипший к памяти постпервомайский сон начал сбываться...

Ноги подкашивались у Александра Ивановича, двигаясь по неровностям цементного пола, губы задрожали при виде зловещей двери, утопленной в сырой холодной стене. Дверь открылась тяжело, с душераздирающим скрежетом. Корейко втолкнули в огромную камеру, опоясанную сколоченными из толстого листвяка двухярусными нарами. Пол в камере был всячески заплеван. Слева от двери ютилась параша.

С пугающим скрежетом звякнул засов: дверь закрылась, кошмар продолжался.

– Ты на чем рога замочил? – холодно и спокойно спросил у новенького амбал с желтыми зубами, в которых болталась потухшая папироса.

– Я не виновен!

– Цацачка! – послышалось с верхних нар. – Гляди, как косяка давит!

– Придержи язык, Червь! Не мути поганку.

Червь закрыл рот и сделал серьезное лицо.

– Ты какой масти?

– Я не понимаю... – слабо улыбнувшись, ответил новенький.

– Майданщик, что ли?

– Меня обвиняют в глупости, – немного недоверчиво пробубнил Корейко, – которую я никогда не совершал.

– Стало быть, мастью ты не вышел! – во всю глотку закричал толстый зэк, обращаясь с сокамерникам.

И тут со всех нар послышались возбужденные голоса.

– Кто? Этот-то пистон – майданщик?

– Порчушка он!

– Он даже на форточника не тянет!

– Хлопчик, нажми на клавишу, продай талант!

Корейко стоял, оперевшись о дверь, как оплеванный. – Козел пионерский!

– Петух гамбургский!

"Щас морду набьют, – вглядываясь в пустоту, подумал Александр Иванович. – И хильнуть некуда".

В камере пахло прелой кожей и парашей. За столом сидел хмурый зэк с наколотой на правой руке той еще фразочкой: "Не забуду мать родную!" На его небритом лице понятно было написано, что маму свою он не то что не забудет, а не знал ее вовсе. В лице его, кроме этого, было что-то дерзкое открытое, удалое. С одной стороны, тип этот походил на амбала, но с другой – на прокоцаного барахольщика. В темноте трудно было разобрать.

"Пахан!" – почему-то подумал Корейко.

– Хочешь классно выпить и классно закусить? – заранее улыбаясь, спросил пахан, обращаясь к новенькому.

Новенький был угрюм, бледен и сильно подавлен.

– Ну, допустим, хочу... – ответил он, пытаясь уйти из поля зрения пахана.

– Так вот, это будут твои похороны!

Залп, громкий залп визгливого смеха огласил всю камеру. На лице у Корейко, ко всему прочему, появилось тоскливое выражение.

– Эй, Пархатый, – медленно заговорил пахан голосом, полным ненависти и злобы, – обшманай-ка залетку!

– Этого? – противно щурясь, угодливо произнес Пархатый. – Его!

Пархатый подвалил к новенькому.

– А ну-ка, падла, напряги ноги! – то ли попросил, то ли приказал он.

Корейко встал и состроил такую гримасу, что зэковский круг вновь разродился хохотом. Пархатый под общий смех схватил его за руку, но залезть в карман к этой самой цацачке не успел: Корейко нанес мастерский боксерский удар, заставивший Пархатого занять неудобную позицию возле параши.

– Поганку мутить задумал! – отплевываясь, взвизгнул Пархатый. – Пахан, э то ж фуфло, а под цацачку косит.

– Пархатый!

Корейко залепил по вальтанутому лицу оглушительную плюху. – Червь! Умри этого хлюста рукопашного!

Духаристый длиннорукий Червь без суеты спрыгнул с нар.

Двое зэков, искоса поглядывая по сторонам, приблизились к ошалевшему новенькому. Завязалась драка. Корейко ребром ладони нанес Червю болезненный удар в плечо, Пархатого лягнул ногой по почкам и задел кулаком по красному носу. Но силы были неравные. В конце концов новенького скрутили. Червь и Пархатый подвели его к пахану.

– Ша! Не рыпаться! – спокойно скомандовал пахан. – Ты не на ринге... Хочешь послушать лязг железа о камень? – И в его опытных руках сверкнула пиковина. – На-ка, понюхай!

– Надзиратель! – глупо крикнул перепуганный Корейко. -Тут беспределом занимаются!

– Ах ты, сволочь, хипиш поднимать?! – зеленея лицом, заскулил Червь.

– Фуфло, не толкай меня на мокруху! – медленно, стараясь не смотреть на новенького, ожесточился пахан. – Ну и масть же пошла...

– Гадом буду, заделай его, пахан! – взбеленился Пархатый.

– Крови не терплю! – туманно пояснил пахан. – Да и на хрена нам рога мочить? Пусть живет. Его менты и без нас заквасят... Что в карманах?

– Пустой я, – запинаясь ответил новенький. – Курево есть?

– Некурящий.

– Ладно, без шорохов! Отпустите его. Блатота разбрелась по своим местам.

– А лепень-то у него ничего, – проехидствовал Червь, приметив пиджак новенького, – на тебя, пахан!

– Ты что духаришься, Червь! – просипел пахан... – Это тебе не пайку закашивать. А ну-ка, вахлак, сымай лепень!..

– Какой еще лепень, товарищ?

– Ну шо ты на меня, тошнотик, косяка давишь? Тошнит он тут "товарищами"! Лепень, говорю, сымай!

– Ты что, рогомет, кони отбросить хочешь? – прибавил Червь.

Новенький все понял и, менжуясь, снял пиджак. "О, люди, порождение ехидны!" – по-чеховски остро воскликнул в душе Корейко.

– То-то, терпило! – Червь засуетился и поднес пиджак новенького к пахану. – Носи, здоровый!.. Пахан, а может и прохоря у него заштопорим?