Страница 5 из 27
Муж Арины был достаточно сильным, поэтому боролся и отчаянно цеплялся за жизнь. Первые две недели после возвращения Мирону надлежало пробыть в военном госпитале, находившемся на Щукинской улице. Поскольку это было на другом конце Москвы, Арине пришлось ездить к нему на автомобиле. Она делала это каждый день. Чтобы бензина хватило, отчиму Арины, Владлену Митрофановичу, пришлось тоже заправлять свою машину, а затем сливать бензин в машину Арине.
Мирону сделали операции на ногах, зафиксировали ребра, пролечили, как могли, и через две недели попросили забрать пациента домой, поскольку госпиталь был переполнен. Арина договорилась с врачами, чтобы Мирона перевезли домой на «Скорой». С переломанными ногами да после операции в обычной машине это было бы крайне сложно сделать. Медики дали ему с собой запас медикаментов и обезболивающих на неделю и подписали выписку и приказ, в котором говорилось, что Мирону, как военному, положено усиленное питание, дополнительные медикаменты, а также обязательный уход родственников, поэтому рабочие часы Арины и ее матери сократили, чтобы они могли ухаживать за больным самостоятельно, не привлекая к этому медицинские учреждения.
С этой выпиской и приказом Арина направилась в филиал Нового военного министерства по взаимодействию с населением и бойцами во время Третьей мировой войны. Бумагу от врачей там приняли неохотно, но тем не менее подписали, благодаря чему Арине сократили рабочий день до шести часов, а ее матери – до четырех с половиной. Сократили, не урезав при этом паек, а увеличив, с учетом прохождения лечения раненым бойцом дома.
Мирон шел на поправку. Через два месяца он уже смог потихоньку вставать, опираясь на специальное приспособление, напоминающее соединенные между собой костыли. Арина стала возить его на физиотерапию в ближайшую больницу на улице Вавилова.
Иногда, в выходные, ей удавалось выезжать вместе со всей семьей на дачу. На обязательной работе Арине удалось договориться с начальством, что работать она будет не пять дней в неделю, а три, но отрабатывать все часы. В итоге работала она по десять часов. Валентине Никифоровне, также удалось договориться, и работала она теперь всего два дня в неделю, но по одиннадцать часов. Как она утверждала, ей так было гораздо удобнее.
Какое-то время все шло своим чередом. А потом в один осенний день их жизнь снова изменилась.
Было обычное теплое октябрьское утро. Арина поцеловала спящего Марка, покормила домашних животных, которые жили вместе с ними. Собака Дина была приютской, а вот коты были породистыми.
Оба кота были поистине красавцами. Старший – огромный пушистый рэгдолл, ласковый, нежный и обожающий людские объятия. На его мордочке имелся интересный рисунок: скошенные немного влево темно-коричневые «усы и бородка». Котик напоминал Атоса из «Трех мушкетеров». Локсик мог есть не переставая. Арине даже приходилось периодически отгонять его от миски.
Второй же кот был полной Локсику противоположностью. Звали его Меллоу. Ел он мало, и хотя размером был велик, примерно половину его гибкого тела занимал очень длинный и красивый хвост. Был он, конечно же, гораздо легче и худее Локсика. Но не это было главным его отличием.
Насколько Локсик был готов лобызаться с хозяевами в любое время, настолько Меллоу предпочитать сам выбирать время для общения с людьми. Иногда, случалось, у него наступало время нежности, и он ходил и мявкал вокруг Арины. Это, однако, не означало, что время для «погладить» тоже наступило. И когда кто-то из членов семьи протягивал руку, чтобы коснуться его, Меллоу в негодовании мог отпрянуть. И получалось так: «Погладь меня человек! Только без рук!!!»
После того как Арина покормила живность в доме, она спустилась вниз, села в машину и поехала на работу. Ехать было недолго – походная фабрика располагалась в бывшем здании универмага «Москва», на Ленинском проспекте.
На сегодня перед Ариной стояла задача составить боекомплекты одежды для новобранцев на фронт. Одежда была горой свалена посередине большого зала на четвертом этаже. Необходимо было сначала сложить всю одежду и рассортировать ее по стопкам, а потом составить комплекты, упаковать их в специальные военные рюкзаки и заполнить этими рюкзаками огромные тележки, которые потом будут отправлены в места распределений.
Она настроилась было на долгий день.
Но в этот раз поработать удалось всего лишь часа два, так как зазвонил телефон, и Арина услышала на той стороне грубый мужской голос:
– Арина Грик? Здравствуйте! Это заместитель командира батальона, майор Антон Зиновьев. Вы мать Роберта Грика?
– Да… – пролепетала Арина и тут же начала оседать вниз.
– Роберт вместе с нашей частью оказался в центре бомбардировок европейской коалиции, в районе Белгорода. К сожалению…
Арина не услышала, что говорил командир Зиновьев дальше. В этот момент у нее перед глазами пронеслось детство Роберта, его жизнь, поступление в институт, отправка на фронт.
Она села на пол. В глазах было темно, в ушах стоял гул, ее сильно трясло. К ней подлетели несколько женщин, начали спрашивать о том, что случилось и чем они могут ей помочь.
Слух вернулся не сразу. Какое-то время она еще не слышала ни слова из того, что командир Зиновьев говорил ей по телефону. Арина как будто провалилась в недра земли и откуда-то оттуда, наконец, разобрала, что же он кричит в трубку:
– Алле! Алле! Арина Станиславовна! Вы меня слышите? Повторяю, Роберт серьезно ранен, но он жив. Находится в Москве, в госпитале. Его только что доставили вместе с остальными ранеными. Вы можете сейчас подъехать?
Тут до Арины начали доходить слова командира. Но потрясение было настолько чудовищным, что Арина смогла задать только один вопрос:
– Он жив?
– Да, конечно, жив, я же вам сказал, – Зиновьев явно был недоволен, что его не слушают.
– Я приеду сейчас. Это какой госпиталь? На Щукинской?
– Да, на Щукинской. Приезжайте. Внизу назовите ваше имя и позовите меня. Я буду там весь день.
– Хорошо, я скоро буду.
Арина выключила телефон и зарыдала. Женщины присели вокруг нее. Говорили что-то, гладили по плечам, успокаивали кто как мог. Кто-то из женщин принес воды, кто-то смочил носовой платок и приложил к затылку. Арина почти пришла в себя. Она поднялась. Нина Конышевская, нынешний руководитель Арины, стояла рядом.
– Нина… – только начала Арина.
– Арина, ни слова больше. Конечно, поезжай! Давай так, ты приедешь через неделю, и мы распределим твои часы по отработке. Мы все понимаем. Почти у всех кто-то на фронте сейчас.
И Нина в порыве приобняла Арину:
– Только немного приди в себя, иначе не доедешь до Щукинской.
Все подбадривали Арину, понимая, что у нее вернулся ее сын, ее мальчишка. И пусть он в госпитале, но живой. Подбадривали все, кроме двух молодых, но очень невежественных, грубых и наглых девиц. Они стояли поодаль и презрительно обсуждали Арину и ее падение.
Одна из них подошла к Нине и громко сказала:
– Не объясните, какого х…я тут происходит? Почему эта коза работает меньше нас, да еще и сбегает? Пусть отработает и вечером едет.
– «Эту» отпустила я. А если тебя что-то не устраивает, мы переведем тебя мыть полы в Госпитале Ветеранов. Там вечно не хватает персонала, – улыбнувшись, сказала Нина и отвернулась.
Девушка замолчала и отбежала к своему рабочему месту.
Арина расписалась в журнале и прошла к машине. Немного успокоившись, она направилась в сторону Щукинской через центр города.
В больнице Роберт пробыл целый месяц. Во время взрыва он находился не слишком далеко от эпицентра. Вместе с несколькими другими солдатами он отлетел в сторону и ударился о минометную походную установку. Переломов не было, но была очень сильная контузия головы и ожоги левого бедра и почти всей поверхности левой руки. При взрыве Роберт оказался почти в самом низу, под тремя товарищами, одежда на одном из которых загорелась. Роберт выбрался оттуда самостоятельно, но какое-то время находился в состоянии шока. Он смог вытащить с поля двух солдат и старшего лейтенанта и только после этого потерял сознание.