Рубль – не деньги

Ирина Бова

Рубль – не деньги

© Деловой двор

Профессиональная пригодность

Эллочка Киселева была обыкновенной советской девушкой и училась в Ленинградской книготорговой школе. Заведение готовило высокопрофессиональных продавцов для Ленкниги и было для Эллочки первой ступенью в облюбованный ею блистательный мир.

70-е годы не радовали ни обилием, ни разнообразием, а что касается печатных изданий, так вообще «полная засада». На полках магазинов обширной сети Ленкниги в изобилии стояли труды классиков марксизма-ленинизма, увесистые романы о сталеварах, шахтерах, целинниках и прочих героях труда. Особое внимание уделялось работам деятелей дружественных социалистических стран мира – они были изданы на плотной мелованной бумаге, а муаровые переплеты прикрыты суперобложками. Цены, конечно же, соответствовали великолепию предлагаемых экземпляров. Так, например, речи пламенного монгольского революционера и вождя Юмжагийна Цэдэнбала оценивались почти в пять рублей, на которые советский гражданин мог свободно жить неделю – правда, без роскошеств, но и без Юмжагийна Цэдэнбала.

Чтобы приобрести недосягаемых, но вожделенных Ахматову или Пастернака, следовало долго пастись на стихийных книжных рынках, один из которых был организован и регулярно действовал во дворе магазина № 7 «Подписные издания», или брать штурмом уличные прилавки в Катькином садике, дождавшись праздника «Книжная весна». В какой-то мере спасали «макулатурные книги» – их можно было купить по талонам без сутолоки и давки. Но ведь интересы читающей публики не исчерпывались «Тремя мушкетерами» и «Собакой Баскервилей»! Так что линия поведения и обучения Эллочкой Киселевой были выбраны верно.

По окончании Книготорговой школы она поступила в Институт культуры на соответствующее отделение и устроилась работать в изумительный магазин «Книги социалистических стран» на Невском. В ее руках сосредоточились те рычаги управления, о которых только можно было мечтать. Не деньги привлекали юного товароведа, а возможность разменять свой доступ к дефицитным изданиям на необходимые товары и из других жизненных сфер, как-то итальянская обувь или балыковая колбаса. Но это было тоже очередной ступенью! Полное «эльдорадо» наступило, когда Эллочка с дипломом в зубах вошла в Академкнигу. Отдел старой книги на иностранных языках оказался вершиной благополучия Киселевой. Сидя в тесной клетушке с окошечком, она правила миром.

Появились свои покупатели – это были художники, переводчики и артисты. Появилась возможность приобретения не только товаров, но и услуг. Эллочка стала завсегдатаем модных концертов, нашумевших спектаклей и недоступных выставок, а уж в престижных ресторанах она просто открывала двери ногой. То, чего не могли обеспечить для нее деятели культуры, обеспечивали книжные спекулянты, суетившиеся между Академкнигой и Сайгоном с утра до вечера. Книги в руках Эллочки, как по мановению волшебной палочки, превращались в любые мирские блага, а она уже чувствовала себя диспетчером при их распределении.

Особенно выделялся из толпы книжных менял и перепродавал некий Ульмах, личность очень говорливая, грязноватая, вечно суетливая и лохматая, как неандерталец. Его «Жигули» 6-й модели прочно занимали место под окнами магазина – казалось, он даже там ночевал. Салон машины был забит иконами, книгами и импортными сигаретами. Может, там была и валюта, но Киселеву это не волновало. С помощью Ульмаха Эллочка создавала такие дивные цепочки, что приходилось прощать ему и грязные ногти, и перхоть на мягкой замшевой куртке. Кем он был и откуда взялся на самом деле, Ульмах говорил много и сбивчиво, поэтому все можно было считать враньем, от первого до последнего слова, тем более что он постоянно намекал на причастность к неким высшим слоям общества.

И вдруг в один прекрасный момент Ульмах пропал, как сквозь землю провалился. Не было ни его самого, ни его машины. Эллочка не горевала, но потом краем уха услышала смутные разговоры среди книжных «жучков» – то ли уехал в Америку, то ли посадили.

Прошло еще пару замечательных лет, высветившихся в трудовой биографии Киселевой новой квартирой и тремя шубами. Но однажды она поняла, как скучно ей стало. Скучно и тесно. Все доступно, все подвластно и хотеть больше нечего. Эллочка задумалась: чего бы пожелать? И придумала – надо эмигрировать. В Союзе все охвачено, надо теперь завоевывать США! Потряся свое генеалогическое древо, быстренько накопала там еврейскую веточку, подтвердила ее с помощью серии «Забытые сокровища» издательства «Аврора» и маханула за пределы родной страны.

Первые полгода занималась тем, что крутила в изумлении головой по сторонам и тихо ахала, потом искала и нашла квартиру в городе своей мечты Нью-Йорке, потом шерстила все торговые точки, а потом поняла… Места приложения ей здесь нет. Никому не нужны дефициты, никто не бежит за ней, чтобы обменять десять банок крабов на билеты в театр или талон к модному протезисту, никому не нужны итальянские сапоги – здесь все есть. Проклятый капитализм! Это порочное изобилие лишило ее смысла жизни и уверенности в себе. В небольшой удобной квартире на Брайтон-бич Эллочку накрыла страшная черная депрессуха. Надо было срочно искать врача – это ей посоветовала новая подруга и соседка Эрика.

– Знаю я такие случаи, – сказала она. – Смотри, в окно не сигани!

И назвала адрес клиники.

Хмурым зимним утром Эллочка вышла из дома и кутаясь в белую лисью шубку, отправилась на поиски так необходимого ей спасительного места. Люди, шедшие навстречу, шарахались, поскольку никогда не видели на улицах Нью-Йорка женщин в мехах. Она производила на прохожих впечатление почище медведя с балалайкой. Найдя нужный дом, Киселева еще раз сверилась с бумажкой, которую ей всучила добрая Эрика, и поднялась в лифте на 3-й этаж. Пройдя прямо по коридору, она уперлась в двери, рядом с которыми светилась табличка: «Прием ведет доктор Ульмах».

Эллочку госпитализировали с диагнозом «нервная горячка».

Клятва гиппопотама

– Врешь, – убежденно сказал Гарик, – таких зарплат в Советском Союзе не бывает.

– Ну что мне, землю есть или справку из бухгалтерии тебе принести?

Они сидели в комнате Гарика за письменным столом и пили мартини. Вместо привычных интеллектуальных разговоров речь с самого начала зашла о деньгах, а вернее об их нехватке. На стипендию не разгуляешься, поэтому Катя перешла на заочный и пошла работать. Теперь обсуждались преимущества трудящихся перед студентами.

– Тогда получается, что ты в денежном выражении от меня немногим отличаешься, – гнул свое Гарик.

– Отличаюсь. На 22 рубля 50 копеек.

– Вот представь себе, Катька, женился бы я на тебе…

– С ума, что ли, сошел?

– Это допущение, не перебивай. Вот предположим, женился, а у нас твоя зарплата, моя стипендия и ребенок…

– Давай сразу к эпилогу, – все-таки перебила его Катя. – Мы бы сдохли.

– Значит, надо идти работать, – осенило Гарика.

– Я уже и пошла.

– Да нет, мне надо. Я придумал: пойду на «Скорую», там по графику, ночами.

Катя встала и прошлась из угла в угол, чтобы размяться. Задумчиво посмотрела на друга детства и спросила:

– Вот скажи мне, Макаров, чего тебе не хватает? Мы же не живем по остаточному принципу… При полном безденежье на тебе цейсовские очки, а на мне – австрийские сапоги, пьем мы мартини и только позавчера ходили на Алисию Алонсо. Пока есть наши родители…

– Ты подошла к самому главному, котенок! Именно родители! А я хочу своих денег, а не родительских! – Гарик почти кричал. – Летом поеду в стройотряд!

– До лета еще дожить надо, – резонно заметила Катя.

Гарик враз погрустнел. До лета еще был целый учебный год. Девять месяцев будут тянуться долго, а влюблен он сейчас, и в девушку Снежану, с которой он только недавно познакомился. Хотелось ошеломлять дорогими ресторанами и театрами именно на начальном этапе отношений. Это Катьке можно было честно признаться в том, что кошелек пуст – она знает его, как Облупленного, всю жизнь, а никакой девушке не сообщишь о таком конфузе. Болгарке – тем более…