Страница 3 из 17
Однако я имею в виду гениального читателя, исполненного духовного мужества! Со звериной жестокостью моя книга расквасит нос трусливому, кислому и очкастому пассатисту, трясущемуся от страха за своими стёклами, подобно микробу под микроскопом. Она бешено отскочит рикошетом, отвесив ему оплеуху.
Зато с какой смеющейся весенней благодарностью она распахнётся перед живыми глазами гениального читателя, чтобы наполнить ему душу! Я так и вижу, как белые края моих страниц мягко вздрагивают и радужно переливаются, подобно драгоценному муару со стальной убедительностью, а манящие красновато-голубые морские блики скользят, скользят, скользят по направлению к круглому и красному диску властного закатного солнца. Так моя книга следует советам моря, она плывёт под белым парусом вслед за солнцем, которое опускается, подгоняемое дуновениями гордости и смерти, в свою мягкую постель, устланную мягкой мглой.
Разорвите и сожгите эту мою книгу. Она возродится из пепла. Я верю, что если однажды вам наскучит сидеть взаперти в четырёх стенах, то вы непременно сбежите, сбежите из неизбежных библиотек, устремившись в небо на распахнутых крыльях страниц. Под действием их жара вы превратитесь в аэроплан, похожий на тот, что планирует и кружит, жужжа над моей головой, в то время как я вступаю в форт Корбин [14] в Валь-Д'Астико.
Сегодня 11 июня 1918.
Я лейтенант артиллерии, исполнивший свой долг. Однако я не чувствую себя достойным тебя, моя любимая книга. В то время как моё сердце бьётся ровно, мой шаг сбивается с ритма. Я иду нерешительной нетвёрдой колеблющейся поступью раненого, в такт мучительной колющей боли в ужасной открытой ране в боку. Это рана, полученная в сражении при Капоретто [15], огромная мучительная гниющая рана, которая во что бы то ни стало и как можно скорее должна быть до краёв заполнена кипящими потоками благороднейшей алой крови, своим мрачным лиловым цветом напоминающая бочки, опустошённые пьяными беглецами, омерзительные пьяные зажигательные бомбы в Червиньяно [16] и гнилой фиолетовый ускользающий закат 27 октября. Исцелить, исцелить эту рану! Мы её исцелим. Я шагаю уверенно. Предстоит великая битва, и всё моё существо устремлено к этому решающему часу, когда родится новый итальянский шаг, тот самый, которым мы маршировали позавчера в Карсо, упругий, неотвратимый, подчиняющий себе благородные, элегантно женственные дороги Италии.
Я сидел за столом знаменитых Джалли из Подгоры[17], 11-го пехотного полка, бригады Казале в форте Корбин. Весёлый шумный обед. Около тридцати офицеров жадно поглощали в тесноте кроваво-красные спагетти, рассуждая об ожидавшемся вскоре австрийском наступлении. Джалли из Подгоры украсили зал жёлтыми цветами. Хотите, я расскажу о вас, дорогие Джалли, о вашей минувшей славе, а также о той, что ожидает вас в будущем?
Охотно! Доверьтесь мне. Я знаю, что своим порывом вы сумеете добавить к желтизне беспредельной итальянской желчи пурпур оглушительных залпов окончательной победы!
Давайте поднимем тост во славу Боччони [18], Сант'Элия [19] и остальных футуристов, первых среди всех итальянских интервентистов [20].
Мои слова, как гром небесный, свободно проникают сквозь открытую дверь зала на террасу и там смешиваются с глубоким свежим дыханием Астико[21]. Отзвуки воспетой мной болгарской битвы, кажется, разбудили австрийские батареи в Тонецце[22], и звук их приветственных аплодисментов вплетается в многоголосие горного эха и бесконечный оркестр его прихотливых повторений. Мы выходим на огороженную террасу форта, на самом краю отвесного склона, над долиной, простирающейся внизу, на глубине свыше тысячи метров. Затем поднимаемся на самый верх железной лестницы, среди развалин и обломков стальных сводов, бесполезных в полуразрушенном форте.
Трепетная розоватая нежность сумерек заполняет долину, заливает золотым маслом суровые хребты, гротескные выпячивания, враждебные изгибы, мятежные волны и окаменелые вспучивания гор.
Наши полевые 75-миллиметровые пушки яростно отвечают австрийским фортам в Тонецце…
Горная терраса напоминает капитанский мостик броненосца, в сумерках рассекающего шелковистые, голубовато-сиреневые, золотистые воды при входе в спящий залив посреди охваченных дремотой гор.
Это наш 149-й в Ченджо[23] бьёт по австрийским баракам на горном хребте Чимоне[24]. Там вспыхивает пожар. Безмятежная медлительность его дыма, который поднимается, колеблясь и извиваясь, с грацией первой звезды.
Брааааа. эха, как шорох щебня. Отдалённое тишайшее жужжание аэроплана, поглощённое последним закатным румянцем. Чип-чип-чип птиц в вздрагивающих деревьях. Пи, пи. пи. цыплят и кур под воротами форта.
Майор Санния приглашает меня в подземелья форта.
Длинные тюремные коридоры. Винтовые лестницы с амбразурами лазурного ветра. Наши шаги отдаются эхом. Педали органа продлевают отдалённую канонаду. Тёмное помещение со странными движениями морских водорослей. Это спящие солдаты. Ещё одно помещение: переполненное, вонючее, аммиачное, дикое. Наконец, при свете желтоватого пламени нагоревшей свечи мы подходим к огромным сонным тюкам, пахнущим трюмом.
– Эй, вставай! – говорит майор, встряхивая одного из спящих.
Это австрийский перебежчик. Угадываются маленькие голубые глазки на белобрысом лице. Краткий допрос. Принадлежит к ударной группировке, говорит по-итальянски, называет себя словаком. Работал в Италии на пивоваренном заводе.
– Почему ты дезертировал?
– Потому что лейтенант надавал мне вчера оплеух. Каждый вечер патруль. Я устал.
– Австрийское наступление готовится, не так ли?
– Да – уже и день определён – это 15 июня, в полтретьего, от Астико до моря, но главная атака будет в центре.
– Тебя накормили?
– Да.
Снова поднимаемся наверх. На террасе под ликующие трели первых звёзд, посреди необъятных свежих опахал Астико, уверенно пульсирующих, как кровь сильного человека, майор Санния говорит:
– Учитывая состояние двух армий, можно утверждать, что та из них, что решится начать генеральное наступление и проиграет, потеряет всё… Насколько отличаются наши дезертиры! В нашей бригаде лишь три солдата были расстреляны за дезертирство. Один только ушёл с передовой, как был немедленно доставлен патрулём ко мне и расстрелян в трёх шагах от австрийских проволочных заграждений. При себе у него было письмо, объяснявшее его дезертирство, действительно странное, учитывая его безупречную службу. Он писал жене: «Я не застрелюсь от горя. Завтра я сдамся в плен австрийцам. Так я сохраню свою шкуру, чтобы после войны разбить тебе сердце и отплатить за твою измену…» Второй дезертир был схвачен карабинерами, в то время как он бежал с передовой. Он сказал: «Я бежал не из страха. Плевал я на австрияков. Я хотел поехать в Трапани, чтобы убить своего отца, каждую ночь ложившегося в постель к моей невесте».
«С такими дезертирами мы непременно должны победить в войне», – заключил майор.
II. Дама на балконе и прерванные серенады
14 июня всё было наготове. Наша линия замерла в ожидании. Ходили слухи о новых неизвестных батареях австрийцев. Пессимисты утверждали, что опасная пораженческая пропаганда проникает вместе с почтой из Милана и Турина к солдатам на передовую. Я задержал всю почту батареи в бараке подразделения, справедливо полагая, что лучше тщательно распределить паёк, чем раздать солдатам слезливые письма накануне решающего сражения. Всё построение батарей от форта Корбин, вдоль Валь Д'Астико, огибая вершину Ардё и следуя гребню Скулаццон в Валь Д'Асса, достигавшее расположения англичан в Чезуне[25], с их двумястами миномётами, пулемётами и винтовками бригады Казале, было готово к сражению, обещавшему стать яростным и решающим.
14
Довольно хорошо сохранившийся форт Корбин расположен на отвесе скалы над долиной на высоте 1077 м над уровнем моря, он не играл первостепенной роли в событиях Первой мировой войны. На самом деле он больше служил в качестве тыловой опоры и взаимодействовал с расположенным ниже фортом Ратти и другими итальянскими фортификационными сооружениями, такими как, например, форт Верена и Камполонго.
15
Битва при Капоретто (Caporetto ит.) между итальянскими и австро-венгерскими и немецкими войсками, происходившая 24 октября 1917 г., в которой итальянская армия потерпела тяжёлое поражение.
16
Червиньяно (Cervignano – ит.) – коммуна в Италии, располагается в регионе Фриули-Венеция-Джулия, в провинции Удине.
17
11-й пехотный полк «Казале» – подразделение итальянских войск, расквартированное перед расформированием в Казале Моферрато, в то время как в годы Первой мировой войны он располагался в Форли и получил известность как Форлийский полк. Во время войны его бойцы прославились под именем Джалли из Кальварио из-за жёлтого (giallo – жёлтый ит.) цвета их петлиц и мужества, проявленного ими при захвате Монте Подгора, которую иначе ещё называют Монте Кальварио.
18
Умберто Боччони (Umberto Boccioni), 19 октября 1882-17 августа 1916, итальянский художник и скульптор, представитель футуризма.
19
Антонио Сант'Элия (Antonio Sant'Elia), 30 апреля 1888-10 октября 1916, итальянский архитектор и художник, представитель футуризма.
20
Интервентист (interventisto – ит.) – (иначе интервенционист) сторонник вступления Италии в Первую мировую войну на стороне Антанты.
21
Астико (Astico) – река, протекающая по одноимённой равнине между Трентино и Виченцей.
22
Тонецца (Tonezza) – город в провинции Виченца, в Венето.
23
Ченджо (Cengio) – город в провинции Савона, в Лигурии.
24
Гора Чимоне (Cimone) расположена на территории северных Апеннин в итальянском регионе Эмилия-Романья. Высота горы – 2165 метров.
25
Чезуна (Cesuna) – город в провинции Виченца.