Лабиринты любви

Это была страшная ночь для меня, Владимира и даже Васьки, который как встал у балкона, откуда просматривается дорожка к нашему дому, так часов до трех ночи не сдвинулся с места. Зато мы с зятем до седьмого пота бегали по району, обошли и обзвонили всех друзей и знакомых, побывали в трех отделениях милиции, двух приемных покоях и напугали, наверное, всех ночных сторожей, неожиданно появляясь перед ними в расхристанном виде.

На следующее утро я писала заявление о пропаже дочери, когда зазвонил мой сотовый. Ленка сообщала, что с ней все в порядке, она жива, здорова, скоро придет домой. Силы оставили меня, и я на трясущихся от усталости и переживаний ногах поплелась домой, чтобы сообщить «радостную» весть Владимиру.

Но Ленка появилась дома на четвертый день. И только для того, чтобы собрать свои вещи. У порога её ждал, как она нам объявила, жених.

– Ты соображаешь? – зашипела я на неё. – Какой жених, у тебя муж…

– Вова, – высунулась из шифоньера Ленка, – я развожусь с тобой. Ты извини, что все так вышло, но я полюбила другого.

– Другой – это он? – кивнула я в сторону стоящего у порога молодого мужика.

– Да, – подняв бровки, ухмыльнулась Ленка. – Тебя что-то не устраивает? А-а-а-а, поняла! Не тот выбор, да? Пусть, но это мой выбор!

– Лен, давай я тебе помогу.

Вовка взял из рук жены ком одежды, положил в кресло, а потом начал аккуратно складывать в большую спортивную сумку. Ленка металась по квартире, хватая то одно, то другое, а Вовка, не говоря ни слова, паковал вещи. Через час с небольшим Ленка с женихом исчезли, а квартиру накрыла такая тишина, что хотелось собрать весь имеющийся в доме хрусталь и грохнуть об пол. И чтобы в мелкие осколки, в пыль.

Наш маленький рай кончился. Все, чему я так радовалась, рухнуло в одночасье. Ленка с видом победителя ушла, не обернувшись ни на съежившегося в углу дивана Ваську, ни на меня, ни на мужа, который через силу приводил в порядок квартиру после погрома, устроенного сбежавшей женой. Наверное, где-то жизнь продолжалась, но в нашей квартире она замерла надолго.

Все последующие дни и недели были похожи своей тусклостью, молчанием и нежеланием о чем-то думать, что-то делать.

Дочь за это время позвонила дважды. В первый раз, чтобы похвастаться, какое счастье свалилось на неё, второй для того, чтобы сообщить о дне развода.

Вовка, казалось, меньше нас с Васькой переживал её уход. Без истерик и суеты он продолжал заботиться о нас, решать с Васькой задачки, подвозить меня на работу и с работы, готовить завтраки и ужины. Вот только похудел он сильно, да уголки глаз как-то печально опустились. Глядя на него, мне хотелось плакать, а иногда я готова была разыскать Елену и притащить её домой. Но я понимала, что это бесполезно.

Вечером, накануне развода, я завела разговор с зятем.

– Я соглашусь на развод, – без всякого выражения сказал он. – Если она с тем… счастлива, зачем настаивать…

– Да она горячку порет, – начала я.

– А любовь и должна быть горячей, а не как у нас – чуть теплой.

Потом посмотрел на меня виновато и ушел к себе.

На следующий день после развода я пила кофе на кухне в одиночестве. Из комнаты Володи не доносилось ни звука, хотя пора было на работу, Васька тоже спал, потому что привык, что по утрам его будит не мать, а Володя.

Я понимала, что зятю сейчас трудно показаться мне на глаза, да и я чувствовала себя очень виноватой и перед ним, и перед дочерью. Стараясь не шуметь, я поставила чашку в мойку, собрала сумку и к выходу. Глянув на себя в зеркало, и автоматически отметив, что выгляжу не лучшим образом, сунула в сумку косметичку, решив «нарисовать лицо» перед началом работы.

Весь день я была сама не своя, путалась в документах, напрочь забыла о важных звонках, несколько раз порывалась съездить домой, поглядеть, что там и как. Честно сказать, в тот момент я переживала гораздо сильнее, чем после разрыва со своими мужьями. Там было больше злости, ревности, а здесь…

Здесь было что-то другое, но что, я не могла пока понять. Одно знала наверняка: я не хочу, чтобы Володя от нас уходил. Ни я, ни Васька не сможем без него, и дело тут не в том, что зять отлично готовит, взял на себя большую часть бытовых проблем, а потому что без него нам станет холодно и тоскливо. Пропадет чувство защищенности, желание спешить домой. Жить без Вовкиной солнечной улыбки, без его ласковых глаз, без его шуток и розыгрышей, если он уйдет…

А, собственно, ему и идти некуда. Опять к старшей сестре, у которой тридцать шесть квадратов на пятерых? А если не к ней, то куда? Я не могла допустить, чтобы Вовка мыкался по съемным квартирам. Пусть поживет у нас, а там видно будет. Ленка может жить, где угодно и с кем угодно, но Володю мы не отпустим, ведь он нам не чужой.

Эта мысль меня немного успокоила, и я смогла провести важное совещание и ничего не напутать, хотя несколько раз ловила на себе удивленные взгляды коллег. Но часа в четыре сердце как в тиски схватило, будто почуяло неладное. Бросила все дела, в машину и домой. Перед рынком в пробку попала, начала нервничать. Схватила сотовый, звоню зятю – не доступен. Я чуть из машины не выскочила, да на мое счастье впереди машины пошли живей, и вскоре я была у дома. Выбираясь из машины, молилась об одном: успеть!

Как до квартиры добежала – не вспомнить. Жму на кнопку звонка – тишина. В отчаянии стала колотить кулаком в дверь:

– Вова, Володя, открой! Я знаю, ты дома!

С чего я решила, что он дома? Рабочее же время…Но действительно, за дверью послышались шаги, и Вова открыл мне.

– Ключи потеряла? – первое, что спросил он.

– Какие ключи? – без сил опустилась я на корточки в прихожей. – Как сумасшедшая неслась, думала…

Вовка стоял, прислонившись к одежному шкафчику, и так глядел! Так глядел! А глаза! Плакал, наверное. Я как подумала о том, что у него на душе сейчас, так сама и разрыдалась. Сижу, реву белугой (хорошо, не накрасилась в это день, а то было бы еще то зрелище). Зять стоял, стоял, а потом опустился рядом, обнял одной рукой, прижал к своему плечу.

– Лен-ка-а-а, – захлебываюсь я слезами, – она не пло-ха-я-а-а-а.. Просто любо-о-о-овь.

– Знаю, – отвечает мне зять. – Она меня не любила. Нравился я ей, но не больше. А я, дурак, видел же! Надо было мне уйти еще тогда, до свадьбы…

– А что же не ушел? – спрашиваю с обидой за дочь.

– Хорошо мне с вами было. Почувствовал себя как в родной семье. Меня ведь сестра после смерти родителей растила. А у неё своя семья, я вечно был лишним. Нет, не думай, что она меня обижала, просто ей не до меня было. У вас другое дело. Вы мне сразу родными стали. Я во время свадьбы с Леной поклялся про себя, что мы будем самой счастливой семьей: и ты, и мы с Ленкой и Васька. Веришь?

Я качнула головой. Мне хоть неудобно было сидеть на корточках, но вставать не хотелось. Так и сидела бы в прихожей, обнявшись, оплакивая несбывшееся.

Щелкнул замок, в дверь протиснулся Васька. Вечно улыбающееся лицо сына на это раз было серьезно и даже печально. Он молча прошел, бросил в угол ранец и, не раздеваясь, тоже сел в ряд с нами, только справа от Вовки.

Сколько мы так просидели, не знаю. Первым поднялся зять, потянул за руки меня, потом Ваську, потом помог мне раздеться. Я зашла в зал и чуть не споткнулась о сумку. Поняла – Вовка уходит.

Всхлипнул за моей спиной Васька. А зять взял в одну руку сумку, в другую куртку, легко поцеловал меня в щеку, подмигнул Ваське и двинулся к выходу. Я стояла, как деревянная, а внутри все ныло и болело. Это неправильно, твердил кто-то внутри меня, так не должно быть, он не должен уйти.

Я вылетела в прихожую в тот момент, когда Вовка клал ключи от квартиры на телефонную полочку.

– Прощайте.

– Нет! – сказала я, а потом громче. – Нет! Ты член нашей семьи, и ты должен жить с нами, потому что мы без тебя не сможет, и тебе без нас будет плохо. А Ленка…Что Ленка? Ей сейчас хорошо, так почему всем нам должно быть плохо?!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».