Экспансия

– Хороший вопрос, Дмитр Лазаревич. Напомню всем вам, что вечевые сборы в городе я запретил, поэтому и посадник, председательствующий на них, нам более не нужен! А все иные полномочия посадника я передаю своему наместнику. «Тысяцкого» у нас тоже не будет! Сбором городского ополчения будет заведовать наместник, а руководить полками в походе и в бою будут мои воеводы, или, в случае их отсутствия, опять же – наместник. Или кто из вас против?

Прямо возражать никто из бояр не посмел. Более половины собравшихся были не только моими компаньонами, но и участвовали в недавних боях на моей стороне, им было совсем не с руки идти против князя. Остальные, пережидавшие Смуту за городом, теперь, после учинённых расправ над бунтовщиками, боялись привлекать к своим персонам внимание разошедшегося не на шутку князя. После показательного избиения конных дружин Ростислава Мстиславича, бояре разуверились в своих силах, боясь противопоставить себя моим войскам. Тем более, самые смелые и отчаянные непосредственно участвовали в недавних событиях на той или иной стороне, а явившиеся сюда после драки бояре, необходимыми волевыми качествами для противостояния со мной не обладали.

– Хочу вас сразу предупредить, господа бояре, что сразу после того, как я по всем правилам займу отчий великокняжеский Смоленский стол, то сразу уйду в поход в верховья Днепра, дабы покарать бунтовщиков и христопродавцев. За главного в городе останется мой наместник. Думаю, что вы найдёте с ним общий язык и будете ему послушны, иначе, когда я вернусь … – я сделал драматическую паузу, обведя всех присутствующих своими воспалёнными от недосыпа глазами, что делало мой взгляд особенно грозным и даже кровавым, – … то разберусь и покараю виновных. Вы, верно, уже видели или слышали, как я могу наказывать, но и как я могу жаловать верных себе людей тоже знаете, – при последних словах я перевёл красноречивый взгляд на неимоверно возвысившегося Перемогу.

– Теперь, слушаю вас, господа бояре, кто, что хочет сказать по существу поднятых сегодня вопросов?

Откинувшись на спинку кресла, я долго слушал их глубокомысленные речи, при этом едва не заснул. Вопросы введения мной нового института наместничества или одобрялись или благоразумно обходились выступающими стороной.

В основном же, все разговоры велись вокруг темы предстоящего военного похода. И, о чудо, большинство собравшихся вельмож даже изъявили желание в нём поучаствовать. Я поблагодарил этих смельчаков, но желания тащить их с собой в поход у меня не было никакого, собственных сил должно хватит с излишком. Ответил им, что доверяю на время моего отсутствия в их руки, под верховенством наместника, оборону стольного града. И надеюсь, что в случае если сюда заявятся новые или старые враги, боярская конница вместе с городскими полками смогут дать достойный отпор всем моим недругам.

Епископ, совершая подозрительные манипуляции со своим посохом во время всех этих разговоров, сидел как воды в рот набравший, ни проронив, ни слова.

В конце совещания стали обсуждаться церемониальные вопросы моего восшествия на престол. Тут уж епископу отмолчаться не получилось, и он нехотя начал просвещать вопрошавших его бояр как всё это действо будет организовано со стороны церкви. Алексий с удовольствием бы пошёл мне наперекор, но был не меньше бояр запуган моей армией, наглядно продемонстрировавшей всем свою удивительную мощь.

Утром следующего дня прямо в полуразгромленный Свирский дворец, явился, сопровождаемый небольшой свитой, мой стрый Всеволод Мстиславич, удельный князь города Кричев. Участие в заговоре и бунте он, по всей видимости, не принимал. Во всяком случае, никакой подозрительной активности в минувшие дни от него не исходило.

– Наслышан я о твоих горестях, племянник! – первым начал разговор Всеволод, и сразу же полез лобызаться. Придав своему лицу подобающее данному случаю выражение, я мужественно перенёс эту процедуру.

С трудом удалось отстраниться от рослого, немного осунувшегося и уже немолодого человека, явственно напоминавшего мне Изяслава Мстиславича.

– В минувшей битве Господь Бог рассудил кто прав, кто виноват! – с патетикой в голосе, громко заявил я, чтобы все присутствующие при нашей встречи услышали мои слова. – Мне осталось лишь докончить начатое и исполнить до конца Его волю! А именно, я намерен выжечь все гнёзда скверны и покарать изменников по всей строгости Закона Людского и, Божьего! – напоследок, тяжело вздохнув, закончил я свою обличительную речь.

"Дядя" молчал, напряжённо о чём – то думая.

– Как твоё здоровье, Всеволод Мстиславич? – резко, без перехода я сменил тему. – Не надоел ли тебе отдых в твоём удельном граде?

Специально стал подводить князя к началу разговора на нужную мне тему.

– Нездоровится мне, княже! Старые сабельные раны каждую ночь дают о себе знать! Да и возраст уж не молодецкий…, – горестно вздохнул мой родственничек.

– Стало быть, ты зла на меня не держишь, что я, в заботе о твоём здравии, при поддержке и одобрении смоленского боярства, дружины и вообще всего смоленского люда занял поперёд тебя отчий великокняжеский смоленский стол своего покойного отца? – от прозвучавшего вопроса в гриднице мигом установилась полнейшая тишина, все замолчали, уставившись на гостя.

Тут уж, даже при всём желании, Всеволоду Мстиславичу дальше юлить не оставалось никакой возможности. Вопрос был сформулирован предельно конкретно и требовал на себя такого же ответа.

– Ты в своём праве, великий князь! – стрый покорно склонил голову. – И по праву сильного и по праву своего рода. Ныне ты законный глава Смоленского княжества. А в "лествице", коли уж на то пошёл разговор, хоть и стою я выше тебя, но уступаю тебе своё старшинство. О чём прилюдно сейчас всем и заявляю! Мне же, позволь удалиться в свой удел.

– Не торопись жить, Всеволод Мстиславич! – весело улыбнулся я и обстановка вокруг мигом разрядилась. – Поприсутствуешь на моём вокняжении, а затем, сможешь уехать к себе.

Я похлопал своего родича по плечам, мы с ним ещё раз троекратно расцеловались. Всеволода Мстиславича я приказал разместить в лучших палатах и ни в чём его не стеснять. После публичного отказа дяди от Смоленского "трона", одной проблемой у меня стало меньше.

Сегодня, 9 мая мне предстояло «вокняжиться» на Смоленском столе. На Вечевой, точнее, теперь уже только Торговой площади, шумел смоленский люд. Накануне вечевой колокол был торжественно срублен и со звоном скинут с вечевой колокольни. С высоты помоста – бывшего крыльца Пятницкого терема я наблюдал битком набитую народом площадь. На нового смоленского князя смотрели тысячи глаз – большинство с надеждой на лучшее, некоторые с плохо скрываемым неудовольствием.

Сначала «глашатай» долго зачитывал статьи новой харатьи, принятой без одобрения Вече, о правах и обязанностях смоленского наместника. Затем зачитал Закон «О Смоленском государе», посвящённый моей скромной персоне и мной же полностью написанный. Здесь я постарался. Во – первых, смоленского князя переименовал в государя, а во – вторых, нарезал ему столько власти и полномочий, что Боярская Дума и смоленский наместник, при моём присутствии в городе, превращались в чистые декорации. Реальную власть над городом и то, с множеством условностей и оговорок, они могли обретать лишь в случае отсутствия в столице смоленского государя. Вводить царские титулы не получилось бы, для этого требовалось заручиться согласием Константинополя или Никейской империи, становиться же самозваным царём было ещё хуже. Поэтому, для обозначения своего нового положения и уровня власти, решил использовать давно употребляемый на Руси термин «государь», который был синонимом слову «князь». Я сознательно решил дистанцироваться от князей, выделяя, таким образом, себя из общей массы Рюриковичей.

– Здравствуй, государев Смоленск!

Когда глашатай закончил чтение, я взял рупор и обратился к народу. Горожане зашумели, приветствуя меня в ответ.