Вальсингамские девы

– Будь серьезней. Тебе не следует думать о той девушке, – нахмурился виконт. – Пусть этот цветок останется неоскверненным.

– К чему эти нравоучения? У меня нет желания иметь дело с этой красоткой. Она крестьянка! Я просто отдаю должное ее красоте, – насмешливо усмехнулся граф.

– Тогда следует сказать, что младшая Глоуфорд намного прекраснее твоей красотки, – заметил Доминик Уилворт, и его сердце сжалось от жалости к Кэсси.

– Да, безусловно, но она больна, и это ее портит.

– Но речь идет только о внешности.

– Да, эта малютка с дивными кудрями просто чудо. Мне даже жаль ее, – пробормотал Колин, не желая распространяться о своем негативном мнении о ней.

В тот момент, когда он увидел Кэсси, в его разуме мелькнули те же темные мысли, что и тогда, когда он увидел ее сестру Кристин. Но слабоумие Кэсси оттолкнуло его. Виконт Уилворт, наоборот, проникся к Кэсси искренней симпатией и жалостью. Его очень удивило то, что пастор не лечил ее в детстве и то, как спокойно относился он к болезни дочери, как к должному.

– Я помогу этим крестьянам. Пора показать им блага цивилизации и Просвещения. Я отстрою их дома, церковь, мельницу, другие здания, дороги, заборы… Не сразу, конечно: для начала нужно разобрать все документы, что остались после дяди. Нужно осмотреть сад и избавиться от уродливых скульптур. И откуда у дядюшки была такая любовь к античности? Обновить парк, сад, конюшни. Мне мало одной конюшни, следует построить еще одну, – задумчиво сказал лорд Дрэймор, представляя, как изменит обличие Риверсхольда.

– Лучше позаботься о крестьянах, – настойчиво посоветовал ему друг. – Твои замыслы никуда не денутся, но, пока ты воплотишь их в жизнь, умрет с полсотни крестьян.

– Ах, брось. Ведь жили они как-то все эти годы.

– Да, жили, и поэтому их деревня превратилась в «гнилое местечко», а со временем вообще исчезнет с лица земли. Сколько крестьян там обитает?

– Сто пятьдесят один. Из них половина – дети.

– Вот видишь, если ты не хочешь получить кучу голодных детей, когда перемрут их родители, отстрой в первую очередь деревушку, а уже затем свое поместье.

Граф Дрэймор задумчиво улыбнулся, допил свой бренди, поставил стакан на столик, затем встал и подошел к окну. Из его головы не выходил образ Кристин, одетой в скромное белое платье и чепец.

«Иногда полевые цветы бывают прекраснее капризных светских роз, – подумал граф. – Но она – крестьянка, и подобная связь опозорила бы меня»

– А вот и пастор Глоуфорд. И, как я и говорил, один, – с усмешкой сказал он другу, глядя на подходящего к дому пастора. – Этот старик вызывает у меня симпатию, но, кажется, он просто помешан на англиканстве.

– На то он и пастор, – тоже усмехнулся виконт.

Через пару минут дворецкий торжественно объявил о приходе пастора Глоуфорда и тут же получил приказ графа провести его в гостиную. Через минуту пастор стоял перед высокородными джентльменами из Лондона.

– Благодарю за то, что приняли меня, Ваше Сиятельство. – Пастор деликатно поклонился, не забыв о светских манерах, которые все еще помнил, несмотря на долгое пребывание в глуши. – Я польщен вашим приглашением, и это огромная честь для меня.

– Проходите, преподобный, присаживайтесь, – вежливо ответил ему граф. – Хочу представить вам своего доброго друга виконта Уилворта.

– Добрый день, – отозвался тот и протянул пастору руку для пожатия.

– Польщен, сэр, – ответил пастор, пожимая ему руку и думая о том, что этот виконт совсем не так чопорен, как лендлорд Вальсингама.

– Как я понимаю, преподобный, вы пришли по делу? – спросил лорд Дрэймор, указывая рукой на большое мягкое кресло.

Пастора охватила неловкость: он никогда не бывал в таких роскошных апартаментах и был смущен тем, что его пыльные туфли пачкали дорогой ковер, покрывающий полы гостиной Риверсхольда, и оставляли на нем следы. Но лорд Дрэймор и его друг понимали замешательство пастора и деликатно не обращали внимания на это обстоятельство: их вообще мало интересовали такие вещи, ведь у них имелись слуги, которые всегда уберут пыль и грязь.

– Благодарю вас, – коротко поблагодарил пастор Глоуфорд и сел в предложенное ему кресло.

– Чаю, преподобный? А может, вы предпочитаете свежезаваренный кофе? – спросил его граф и позвонил в колокольчик для прислуги.

– О нет, не стоит… – смутился пастор: бедность, в которой он жил, была ближе его сердцу, чем сейчас окружающая его роскошь.

– Не смущайтесь: путь от Вальсингама до Риверсхольда неблизкий, и вы, верно, устали, – отозвался на это лорд Дрэймор и приказал вошедшей горничной принести чаю и тосты для пастора. – Поведайте мне о своих прихожанах. Как лендлорда, меня очень интересует их жизнь. В данный момент в деревне находится мой секретарь, но я хотел бы выслушать того, кто как никто лучше знаком с ее жителями, – обратился граф к пастору, как только горничная покинула гостиную.

– Конечно, Ваше Сиятельство, я отвечу на все интересующие вас вопросы, – сказал пастор, поглядывая на большие настенные часы: он не рассчитывал на то, что граф будет интересоваться подобными вещами, и собирался быстро закончить с делом и вернуться домой к больной дочери.

Граф Дрэймор сел в кресло, напротив кресла пастора. Виконт расположился на близстоящем диване.

– Когда я был в деревне, то не мог не обратить внимания на то, как много в ней малолетних детей и женщин, и как мало мужчин, – начал граф. – Как могло сложиться данное несоответствие?

– Все дело в том, Ваше Сиятельство, что прошедшая зима принесла нашей деревне настоящую трагедию: много мужчин, женщин и детей умерло от болезней, иные замерзали насмерть в своих же постелях, – с тяжелым вздохом ответил пастор.

– Как много людей проживало в деревне до этой зимы? – спросил виконт Уилворт, заинтересовавшийся сведениями пастора.

– Сто девяносто пять, сэр.

– А осталось сто пятьдесят один, – задумчиво произнес граф. – Это печально, весьма печально.

– Да, сэр, это была большая потеря, но похоронили мертвых мы только в начале марта, когда земля немного отмерзла. Мои прихожане очень религиозны, добры и милосердны, их жизнь лишена многих благ и удобств, но все живут в страхе перед Господом.

– Чем живут жители деревни?

Вошла горничная, неся с собой поднос с чайником, чашками и большим блюдом с тостами. Поставив сервиз на низкий столик, перед пастором, она налила в чашку душистого свежезаваренного чаю и быстро удалилась.

– Хозяйством, Ваше Сиятельство: выращивают злаки, фрукты, овощи, смотрят за скотиной, ловят рыбу, пекут хлеб, а летом ухаживают за полем с картофелем. Но два месяца назад наша мельница вышла из строя и крестьянам приходиться молоть зерно вручную, – ответил пастор.

«Какое отвратительное средневековье!» – с отвращением подумал лорд Дрэймор, только сейчас по-настоящему осознав, какое огромное количество денег требуется вложить в развитие этого глухого уголка. И растрата денег была ему не по душе.

– Сэр, наша деревня теряет людей каждую зиму: все больше становится одиноких матерей и сирот. Молодежи осталось совсем мало, не больше двенадцати человек, и в основном это – девушки, которым не за кого выйти замуж, в связи с отсутствием холостых мужчин… – Пастор тут же вспомнил о собственных дочерях. – Прошу вас простить меня, сэр, но я не могу задержаться надолго: моя младшая дочь заболела, и я должен быть рядом с ней.

– Мисс Кассандра? – удивленно спросил виконт Уилворт. – Но что с ней? Мы имели честь видеть ее после служения, и она выглядела совершенно здоровой.

– У Кэсси слабое здоровье, – ответил ему пастор, не желая вдаваться в подробности.

– Я пошлю с вами моего личного лекаря, – объявил виконт: его почему-то взволновала мысль о недомогании Кэсси.

Граф Дрэймор бросил на друга насмешливый взгляд.

– Право, не стоит, – запротестовал пастор: ему было неловко тревожить джентльменов своими личными проблемами.

– Не возражайте, преподобный, – безапелляционным тоном сказал ему граф. – Уверен, в вашей деревне нет врача, который осмотрел бы вашу дочь.