Страница 3 из 6
Омск
Здесь, в дебрях низенькой провинции,Где люди ласковы, а, кажется, грубы,Заимствуем, мой друг единственный,Вовсю заимствуем любви.Не разыскать мне пальцы в варежке,Замерзших губ не разлепить!А этот вот простор икающийМы будем санками лечить.Я эту вот сметану снежнуюМарал и комкал, Бог простит!Из этой вот я вырос нежности.А новой так и не достиг…Ты подарил мне ослепительный,В поправках белых и слепых,В отеках памяти пронзительной,Омытый Омкой мой родной язык.«Ну, как избыть мне реквием зимы…»
Ну, как избыть мне реквием зимыС растерянным в ее нутре ребенком,Который в варежку со снегом комья тьмыКладет горстями. Вырастет девчонкой.Четвертый день. Образы за стеклом
Булгаков без нас
Пока за призрачным событьемСпешит растроганный народ,Привет тебе, столичный житель,Невзрачных деятель забот.Глядя на улицу Тверскую.Мороза ком глотаю я.Так, значит, Боже, вот такуюТы землю выдумал, творя?Пойдешь направо, и цесаркуВ дубленке маминой спугнешь.«Вас всех уволят» ворон гаркнул.И неизменная кухаркаНа всю столицу варит борщ.Все это, милый мой читатель,Петлистый коридор Москвы,В котором я, как вы, петлятельИ наблюдатель, как и вы.Здесь все всегда на честном словеИ все мучительно всерьез.У мокрых подворотен, что ли,Просить подмоги наперед?Раз все всерьез, так значит крышка.Москва играет в кошки-мышкиС тем, кто и думает-то слишком,А после сам себя беретВ охапку и все пишет, пишет.Чего, никто не разберет.Кого-то в сон смертельный клонит.Кому-то очи ест до слез.Здесь некогда живал писатель,Он шубы длиной не носил.Но знал, что надо улыбаться.Что было сил, что было сил.И так всю жизнь на этой силе,По пояс уходя во тьму,Он выплывал, читатель милый,И было весело ему!Дудочка
Продеть бы дудочкуВ ушко той улочкиИ продудеть на ней всю жизнь,Обрыскать с нею закоулочкиИ тихоходную теплынь.Сыграть тишком про то, как тризною,Квартиросъемщики судьбы,Справляли мы свою непризнанностьИ невозбранность, стало быть.А если нам потом покажется,Что наша песня невпопад,Что попадали всюду катышиНенужных скомканных бумаг —Что ж, значит так тому и быть,Хозяюшка-судьба!Ведь невозможно песнь сложить,Не положив себя.Ты видишь, мама, пальцев пятьИ здесь таких же пять:Они могли б возвесть Гелати,Кого-нибудь еще обнять бы,А им одно: пропасть!Они б могли еще однуПоэму песен в семь.Но, впрочем, что это, кому?И так полно поэм!И тарабанили в стекло,и брались за мундштук,За скрипку брались, за пероИ тыкали в Машук.Дрожали и сжимали вдругПросторный край стола.А за спиной прохожий друг,А в голове опять Машуки звуки без числа.Душ из черешен и чернил.Машук чернел, дождь лил весь день.Лежал убитый Михаил,Еще молоденький совсем.Спой, дудочка, о рае нам,О нашем сердце раненом.Гейне
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144}) Что там за шепот?За пропасть, за оползень?Детской простуде скончания нет.Нет чтобы крикнуть: «немедленно! Воздуху!»Легких не хватит. Не тот континент.Что ж ты хотел?Умирать научись.В мякише снегаТонет столицаЭто все лица да лица да лица,Это все Богом прикрытая жизнь.Нежный болтун, стрекотун и охальник!Хочешь я сказку тебе расскажу?Жил-был на свете старик-полумальчик —Полустарик. Полужизнь-полужуть.Хочешь другую: там дело в вязаньи,Из-за вязанья все дело пошло.Кто-то связал этот дом, где лобзаньеИ предсказанье слилися в одно.Хочешь? Но сказки топорщится негус,Будто бы страха клеенчатый полСтал под ногами ходить. И отведатьСтрашно душе кареглазых крамол.В зубьях застрянет все та же мякина,Та, из которой и ныне творим.Тени немножко и фурацелина,В детстве казавшегося неживым.Что за борщец нашей осени славной!С краешку залпом его отхлебни:Хвойная шуба и город неглавныйИли подобие легкой земли.Той да не той же, в которую ляжем —Той, на которой родился вчера.И продирается в крап экипажейВоздух, да вот он, скорее, пора!