Страница 16 из 29
И бежевый запах так мокр и мил,
так розов, желаем до неги.
В него бы смотрел я, его бы я пил
всей жизни оставшейся вехи!
Смотря, как на рану от лезвий, меча,
её зализать я желаю,
держа пред собой, на себе, на плечах,
вкуснеющей влаге внимая.
Всеженский и мужеский, лакомый акт
под белым шатром, этажами!
Пред действием новым чуть низкий антракт,
что сказка во рту, пред глазами!
Как будто корабль нашёл свой причал.
Вкусил сок, дойдя до порогов.
Ведь если бы не было девьих начал,
то не было б вечери, Бога!
Чудесное зрелище! Истинный дар
с неведомым запахом цедр!
Готов я, испив сей медовый нектар,
к солёному золоту недр…
Просвириной Маше
Камешек
Тут жёлтый тальк, осколочья бутылок,
людские хмурь, безумие и слабь,
ветра в лицо, под юбки и в затылок,
и тротуаров кривь, проплешины и рябь.
Тут сетки паутин, в них ссохшиеся мушки,
и смерти пауков внутри голодных птиц;
и выклевано всё из раковин краюшек
под отзвуки плевков, паденья черепиц.
Тут немота простуженных иль мудрых,
и ржавый скрежет выцветших дверей,
рутина, бренность ночью, днём и утром,
и тайный ум квартирных всех зверей.
Тут дух больной, поникший и негордый,
ослабший нюх, на тон поблёкший взор,
каблучный стук, шлепки по наглым мордам,
кишит во всех о зле, добротах спор.
Тут серый фон среди мельканий тщетных,
и высь домов, как вавилонских стен,
и низость, старь церквушек неприметных,
всебедность дум и человечьих смен.
Тут редкость дел средь ленных поголовий,
средь имитаций скреп, семей и дружб, забот,
и перед встречными любых причин, сословий
закрыты молнии и кожи, души, рот.
Тут ветхость грёз, безденежье, невежи,
горчит во рту вдыхаемый зря вкус,
собачьи бирки и людские бейджи…
И в этой смеси камешком варюсь…
Охотник и лань
Влюблённый охотник поймал свою лань,
средь лис и косуль, или львицы,
слегка протянув ей небедную длань.
И самочка кормится, льстится.
Он гладит по шёрстке, бокам, животу,
в глаза безучастные глядя,
и слыша дыханье её, немоту,
амбре её, бриза прохладу.
Её прикормил он зелёной травой,
обняв рукотворным арканом.
Её изловил он с хмельной головой,
и кожаным, пышным капканом.
Её он обрёл без охоты и пуль,
без травли, засад и усилий.
Её он объятьями нежно сомкнул,
оплёл ароматами мило.
Он видит в ней чудо, природ эталон,
листвою, цветком угощая.
Пред нею творит всепочтенья поклон,
все шрамики, ложь ей прощая…
И оба так рады. Эдем! Благодать!
Дивится трофею крылато.
И будет он ею легко обладать
до тех пор, пока он богатый…
Татьяне Дерусовой
Среди, среди, среди
Средь лысых кутил и лохматых шалав,
промасленных роб и кистей солидолом,
ещё ненаписанных музык и глав,
нехватки любви, отцветающих долов,
безбожников, глупых, прожор и скопцов,
бездарных стихов и указов, велений,
беспутных мамаш и дедов, и отцов,
и льющихся матов и сперм, оскорблений,
взаимных обид и колёсных шумов,
всеобщего глума и въедливых звуков,
ненужного гама и бедных умов,
разбитых бутылок, строительных стуков
и кашля, изанусных брызг и ветров,
моторного рокота, волчьего воя,
смердящих помоев, сгнивающих дров,
баранов, свиней и ботинок, разбоев,
замызганных деток, согнувшихся вдов,
девиц, пацанья, позабывших приличья,
обрюзгших и пьяных монахинь, попов,
утерянных совестей, туфель, наличных