Страница 3 из 7
– Что может мужчина предложить женщине кроме хорошего секса? Они и не ждут большего! Стоит тебе перестать её удовлетворять, как все, крышка банки захлопнута, и ты сдыхаешь в этих отношениях от нехватки кислорода. Один лишь путь выбраться с них, это сдохнуть в её глазах.
– Они говорят, им нужна любовь – голоса друзей сменяли друг друга в спорах и шутках.
Но, по сути, даже войди в их компанию женщина, общего консенсуса они бы не нашли. Потому что даже женщина не знает, чего она на самом деле хочет.
– Им, кому им? Я знал одну, ей ничего не нужно было кроме себя любимой. А другая, вообще тащилась за мной вцепляясь в брюки. Кому-то нужен секс, кому-то подавай душу. Цена у их желаний просто разная!
Они ещё долго разговаривали, пригубливая бокалы с виски, заказывая новые и новые порции. Мэтью уже давно уехал в неведомом направлении с миловидной официанткой. И действительно, кто бы захотел провести остаток вечера пятницы с несколькими бородатыми мужчинами, вместо милой особы?
Вечер за разговорами стремительно приближался к логическому концу, друзья попросили счёт и расплатившись поймали такси. Рэй и Оливер поехали вместе. Они жили неподалёку.
– Знаешь, ещё только третий час ночи – сказал воодушевлённый Рэй – А мы едем домой вместо того, чтобы хорошо завершить эту ночь!
– Что ты предлагаешь?
– Поехали в клуб!
Оливер, не скрывая сарказма рассмеялся:
– Ты захотел там потанцевать?
– Там будут девушки. А девушки в клубах ходят туда не танцевать, равно как и мужчины.
– Рэй, в это время все девушки уже разобраны, и всё что осталось в клубе к этому часу, это охранники и персонал. Сто́ящее давно уже разобрали.
– Ты зануда, Оливер! – Рэй не скрывая, был огорчён.
Оставшуюся часть пути они ехали молча. Каждый думал о своём. Оливер вышел около своего дома, Рэй поехал дальше до своего. Он решил, не меняя маршрута отправиться домой, ведь что говорить, в словах его друга была правда. Как вдруг его осенило, что, если не клуб, зачем расходиться так рано? Он развернул такси и сказал ехать к дому, где высадили Оливера.
Не спеша Оливер шёл на звон своего дверного звонка, он не был даже удивлён, казалось он был готов к тому, что Рэй к нему заглянет, уж очень сильным было его желание не заканчивать вечер так рано.
– Я подумал, давно у тебя не был – он расплылся в улыбке и зашёл в квартиру.
Зайдя, он увидел не привычный для себя бардак. Он не был частым гостем в его дома, но последний раз, когда он к нему заходил, всё выглядело куда чище чем сейчас. На столе громоздилась грязная посуда, стаканы, бокалы. На диване валялась одежда… На полках лежала давняя пыль.
– Оливер, что с квартирой? Ты прогнал домработницу?
– А что тебя удивляет? – он взял бокал с журнального столика, и вынув с пачки сигарету закурил.
– Ты видел, что у тебя с квартирой? Мы адресом ошиблись? Ты вскрыл чью-то квартиру, а я по ошибке не туда зашёл?
Он ходил, оглядывая квартиру, которую не узнавал, в ней разве что не бегали тараканы и пол не был залит какой-нибудь гадостью, которая давно по истечению времени засохла, оставляя на паркете сухие лужи.
– Тебе нужна женщина, иначе ты зачахнешь в этом бардаке – Рэй провёл пальцем на облокотившийся комод и взглянул на пыль, что осталась у него на пальцах. – М-да, друг, дела плохи…
– У меня была уже женщина и я зачах именно благодаря ей.
– Мэри? Она чистюля, мне кажется уже, что именно она, тебя вырвав из бардака, а оставив, снова в него вернула.
Оливер нахмурил брови, слова Рэя заставили их сойтись на переносице вырисовывая глубокую морщину. Хотя он был похож больше на человека, кто уже до каких-либо слов, внутри себя, был уже нахмурен…
– Скажи, как давно ты видел меня с женщиной? – он затянулся сигаретой и продолжил, – Где здесь ты видишь хоть намёк на женщину? Здесь! – он взял в руки одну из стоя́щих грязных тарелок. – Или здесь! Где ты видишь хоть на одном бокале, след помады, хоть на одной чашке, тарелке или вилки намёк на то, что здесь была женщина! – его голос переходил на крик. Ты видишь здесь хоть одну вещь, что могла бы напоминать о женщине? Хоть лёгкий аромат, что здесь была женщина!
Рэй смотрел на него и молчал. Он закурил сигарету и стал всматриваться в того, кого он знал, кажется сто лет, но как оказалось, он его знал недостаточно хорошо, раз только сейчас он увидел, что за этой всегда белоснежной улыбкой, скрывался далеко не счастливый человек. Откуда этот крик, нельзя было сказать, что он выпил много, он не был пьян, он был трезв. Он смотрел на него среди этого хауса и пытался понять, как давно внутри него появился этот крик.
– Ну же, ответь мне!
Он попытался вспомнить, когда он видел своего друга с женщиной… Он видел его с женой… женой, снова с женой, потом одного… опять одного и снова одного… Он не мог вспомнить, когда бы он видел его хотя бы с одной женщиной, кроме жены…
– Знаешь, в чем проблема, Рэй? Ты готов бросить к ногам женщины весь мир, а она выбирает не твою планету! Что им нужно? Почему этому дерьму не учат в школе? Тебя учат математике, которую ты можешь освоить при желании и сам! Тебя учат, как строгать скворечники, то чему ты можешь научиться из учебников! Но тебя никто не научит действительно сто́ящему внимания! Всему чему нас учат, черта-с два пригодится нам в жизни! Потому что тебя не учат тому: как сохранять брак, как жить сча́стливо в своей семье и как, потом не свихнуться, когда ты её теряешь! Есть множество центров, алкоголиков и зависимых от чего-либо, но нет, ни одного центра, куда можно было бы прийти и сказать: «я зависим от этого человека!». – Он потушил окурок и закурив новую сигарету прошёл и сел на диван, с грохотом опустив на стеклянный, журнальный столик бокал. – Никто не учит тебя тому, как потом жить, забывать. Как войти в мирное русло, в прошлую жизнь или хотя бы новую, не чувствуя себя напрочь разбитым. Знаешь, что такое, когда ты зависим от человека? Это когда ты даже имя себе произносить этого человека не позволяешь. Это как рана – главное не трогать и вроде не болит! Вроде, но это «вроде» – не значит, что это так. Вроде, это вроде ширмы, где ты прячешься за повседневностью, чтобы не позволить себе съезжать по стенке на людях. Когда я женился, думаешь, я знал, что потом, самый счастливый день моей жизни обернётся для меня катастрофой? Никто не предупреждает о том, что такое возможно. Что в один миг твоя спокойная, размеренная жизнь превращается в пепелище. Просто потому, что ты не был к этому готов!
Рэй молча, докуривал сигарету, подошёл к Оливеру и хлопнул его пару раз по плечу. Он не знал, что сказать, действительно, что можно сказать, тому человеку, кого вряд ли что-либо способно утешить. Он потушил окурок в пепельницу, среди гробовой тишины было слышно, как тухнут угольки и сигарета царапает пепельницу. Повисла пауза. Оливер не поднимая глаз, смотрел на бокал, что вертел в руке. Сколько таких, живущих памятью… Виноваты ли они, что не могут забыть или это нужно пройти, чтобы отболело, или само, как рана, зажило? Он не знал ответ на этот вопрос, но он знал, что самое время, оставить его одного, ведь когда у мужчины случаются такие разговоры, его как после секса, лучше не трогать и дать поспать.
И ведь правда в том, чтобы мужчина запомнил женщину нет ничего лучшего, чем просто его оставить. Мужчины запоминают именно тех женщин, которые оставили их, а некого оставили они. Это сравни ребёнку, когда в окружении игрушек, вдруг пропадает одна и малыш, видя, что её недостаёт, начинает хотеть именно её. Вначале он не понимает, где она, потом не найдя начинает в недоумении хмурить брови, его берёт обида, он начинает плакать, и постепенно эти слёзы меняются злостью, впоследствии чего, он спит и видит ту самую игрушку, какой был лишён не по своей воле. Мужчине в этом ничуть не отличаются от детей. Оставь его и он будет тебя помнить постоянно.
Рэй открыл дверь своей квартиры, небрежно кинул с порога свой пиджак на пуфик, что стоял в коридоре. В квартире пахло остатками кофейного аромата от кофе, который он так и не допил после того, как вечером заезжал домой. Ему, честно говоря, осточертела эта тишина, когда в квартире тебя никто не ждёт даже приди ты в три часа ночи. Стенам плевать. Иногда он хотел бы поменять эту жизнь на какую-нибудь другую. Ту, где его непременно будет кто-то ждать, кто-то любимый. Он понимал Оливера, ту тоску, с какой он говорил ему о себе, отчасти он ведь понимал, что вовсе не уход жены ему так разъедал душу. Сколько забранное у него ей тепло, когда тебя некому больше ждать. Он, познав тепло домашнего очага, остался на пепелище, когда из привычного голоса в коридоре, его больше никто не окрикивал. Когда постель перестала быть нагретой, и ему греть её было уже некому. Всё вмиг, потеряло смысл – именно это так изводило его. Память по той мечте, которую тешит каждый из людей, когда ты подписываешь документ о браке, ты ведь непросто ставишь своё согласие, ты подписываешь бумагу, о том, что тебя всегда будут ждать, больного и не́мощного не оставят, что тебя будут любить и заботиться о тебе, что ты обещаешь быть опорой. Ты подписываешь непросто какой-то черновик с печатью, а свой входной билет в рай. И оттого так больно, когда внезапно, с другой стороны, твой счастливый билет аннулируют.