Страница 11 из 23
Но поиск окончился, даже не начавшись. Его тело уже остыло. На этот раз свиноподобные не посадили дерева около трупа.
Глава 2
ТРОНДЕЙМ
Я глубоко сожалею, что вопреки вашим требованиям не могу осветить подробностей обычаев ухаживания и брака аборигенов Луситании. Это глубоко разочарует вас, хотя вы и не обратитесь в Зенологическое Общество с прошением объявить мне выговор за отказ сотрудничать и помогать вам в проведении исследований.
Когда-нибудь меня, возможно, обвинят в том, что многие мои выводы получены не только в результате наблюдений за порквинхами, поэтому я всегда полностью привожу ограничения в проведении исследований, положенные на меня законом и свято соблюдаемые мною. Мне разрешено использовать не более одного ассистента при непосредственных контактах. Я не имею права задавать вопросы из сферы человеческих ожиданий, имитировать человеческие действия. Я могу находиться в контакте с порквинхами не более четырех часов. Кроме собственной одежды, не могу использовать продукцию наших технологий в присутствии порквинхов, а именно: камеры, магнитофоны, компьютеры, даже ручку и бумагу. Я не имею права вести наблюдения без предварительного предупреждения.
Короче: я не могу объяснить вам, как происходит спаривание и воспроизведение порквинхов, поскольку они никогда не проделывали это при мне.
Конечно, ваши исследования пострадали! А ваши выводы о свиноподобных абсурдны! Но если наш Университет исследовать сквозь призму ограничений, наложенных на анализ аборигенов Луситании, то выводы напрашиваются сами по себе. Мы выявим, что люди вовсе не воспроизводятся, не имеют родства, а суть их жизни составляет цикл метаморфоз от студента-личинки до взрослого-профессора. Мы сможем даже предположить, что профессора обладают заметным влиянием и весом в человеческом обществе. Компетентный ученый сразу распознает бездарность наших заключений, но к изучению свиноподобных компетентные ученые не имеют допуска.
Антропология – не точная наука. Наблюдатель не может изучать культуру как непосредственный участник. Поэтому подобные естественные ограничения являются непосредственной частью науки. Но в то же время, эти искусственные ограничения мешают нам. Сегодняшнее развитие науки заставляет нас играть роль почтового отправителя, написавшего послание вопросник и терпеливо ждущего, когда порквинхи пришлют ответ.
Джон Фигейро Алварес, ответ Петро Гьютанини, Сицилийский Университет, Милана, Кампус. Опубликовано посмертно в Зенологических Трудах, 22:4:49:193.
Весть о смерти Пайпо стала не только местной трагедией. Сообщение передавалось всеми средствами связи. Был оповещен каждый участок созвездия Ста Миров. Встреча с чуждой цивилизацией, первая со времен Эндера Ксеноцида, привела к гибели человека, призванного изучить ее. Это поставило в тупик школьников, ученых, политиков, журналистов.
Вскоре все прояснилось. Странный инцидент не опровергал политику Совета Звездных Путей в отношении свиноподобных. Наоборот, факт гибели человека свидетельствовал о мудрости нынешней политики ограничения вторжения. Так или иначе мы решили продолжать изучение аборигенов, но сделать контакты с ними еще более редкими. Последователю Пайпо рекомендовалось посещать свиноподобных не чаще одного раза в день, ограничив время непосредственного контакта одним часом. Ему запрещалось задавать свиноподобным вопросы о гибели Пайпо. Данные ограничения дополнили старую доктрину минимизации вторжения.
Большие опасения вызывало духовное спокойствие и моральный уровень населения Луситании. Для поднятия духа транслировалась масса развлекательных программ, призванных отвлечь людей от страшного преступления.
Так, сделав все возможное для своих собратьев, удаленных от Центра на сотни световых лет, жители созвездия Ста Миров вернулись к внутренним делам.
Вне Луситании лишь один человек из триллионного населения Ста Миров горько переживал случившееся. Смерть Джона Фигейро Алвареса, прозванного Пайпо, перевернула всю его жизнь. Это был Эндрю Виггин, Говорящий от имени Мертвых Университета в Рейкьявике. Он был известен, как реакционер скандинавской культуры. Прославленный исследователь словно волнорез рассекал гранит тайн застывшего мира Трондейма. Стояла весна, снег уже растаял, а появившаяся травка и цветы с юной силой рвались навстречу солнцу. Эндрю сидел на вершине освещенного солнцем холма, его окружали студенты, изучающие историю межзвездных колонизаций. Он вполуха слушал горячие юношеские рассуждения о том, что победа человечества в войне с баггерами была необходимой прелюдией для развития и распространения человекоподобных. Подобные измышления, как правило, быстро сводились к очернению личности человека-монстра Эндера, командовавшего межзвездной флотилией, осуществившей ксеноцид баггеров. Эндрю пытался думать о чем-то другом, данный предмет не интересовал его больше, но он не показывал вида.
Внезапно маленький компьютер, вживленный в ухо как сережка, сообщил о смерти Пайпо, зенолога Луситании. Эндрю оживился, услышав печальную весть.
Он прервал рассуждения студентов.
– Что вы знаете о свиноподобных?
– В них надежда на искупление грехов наших, – процитировал молодой «Каин».
Эндрю взглянул на Пликт, он знал, что ей не свойственен религиозный мистицизм.
– Они не служат человеческим целям, даже как искупление, – произнесла Пликт презрительно. – Они – чистой воды нелюди, такие же, как баггеры.
Эндрю кивнул, но уточнил:
– Не совсем корректное определение.
– Может быть, – сказала Пликт. – Любой трондеймец, каждый скандинав Ста Миров, должен прочесть «Историю Вьютена в Трондейме» Демосфена.
– Должен, но не обязан, – съязвил один из студентов.
– Говорящий, пусть замолчит эта гордячка, – воскликнул другой. Пликт – единственная женщина, которая вот-вот лопнет от важности.
Пликт закрыла глаза.
– В скандинавском языке есть четыре лингвистические формы, обозначающие чужеродность. Первая форма – чужеземец, утлан или озеленд, это – человек из нашей Галактики, но из другого города или страны. Вторая, инопланетянин – фрамлинг, слово имеет древние скандинавские корни. Оно обозначает человека из другой Галактики. Третья – это ремены, то есть нелюди. Мы обозначаем ими разумные существа другой эволюционной ветви. И, наконец, четвертая – ваэлзы, она объединяет действительно чужеродные формы, включая животных. Они существуют, но мы не знаем, что заставляет их действовать, что определяет их жизнедеятельность. Они, возможно, разумны, возможно, наделены самосознанием, но мы не знаем об этом.