Восход Луны

В обществе Силлейбл слыл снобом, его сторонились и при нем старались не болтать лишнего. Пронзительный взгляд небесно-синих глаз оставлял неизгладимое впечатление.

Я дружила с Силлейблом с самого жеребячества, мы вместе играли, гуляли, ели и спали. Я видела, как он рос и мужал, оставляя меня в садах счастливого детства. Когда он навещал меня, я училась у него складно, сильно и красиво выражать мысли и чувства. Мы встречались все реже, и я скучала по его речам. Но однажды он пришел в сад не один, с ним гуляли красивая кобыла и прелестный жеребенок. Это оказались его жена и дочь, я очень обрадовалась и подружилась с обеими.

С годами Силлейбл становился все более замкнут и раздражителен. Его шерсть поблекла, а грива выцвела. Часто подводила магия, угасая, когда он держал что-либо телекинезом. Так единорог разбил не одну чашку. Ходил он медленно, нередко подолгу замирая на месте. Заметив слабость друга, я торжественно поклялась найти заклинания, которые вернут ему силы. Силлейбл, как всегда, был очень добр ко мне, и с улыбкой ответил, что ожидает меня с заклинаниями через десять дней. Я хотела сейчас же убежать искать, но друг попросил остаться с ним до ночи. Когда я подняла луну, он прошептал, что эта ночь самая прекрасная в его жизни, и самая красивая луна из всех, что он видел. Поняв, что друг уснул, я укрыла его и ушла, стараясь не шуметь.

Следующие дни я посвятила поискам, забыв про игры и практически переселившись в королевскую библиотеку. Утомленная чтением, засыпала на страницах раскрытого тома, и продолжала поиски во сне. Помимо нужных заклинаний, почерпнула немало иных полезных знаний.

Дорезав капусту, передвинула кучу листьев к Лайри, и со второй попытки вытащила ногу из ножекопытника. Все же этот наспех скрученный предмет оказался весьма удобен.

- Для борща тут получилось слишком много. Вот тебе часть, угощайся.

- Спасибо.

- И как, смогла ты вернуть силы другу? - Спросил человек, стоя у печки.

- Спустя десять дней, вернувшись к нему с изученными заклинаниями, я нигде не могла найти его. А родные уклончиво отвечали на мои расспросы. Наконец, одна из внучек Силлейбла призналась, что он уснул в ту ночь, когда я покинула его, и не проснулся с новым рассветом.

Это оказалось жестоким ударом для меня, первой потерей в моей только начавшейся жизни. И первой не сдержанной клятвой. Я не могла понять, почему друг скрыл от меня свой недуг, ведь я тогда сумела бы чем-то поддержать его. Почему он позволил мне уйти, целыми днями сидеть среди книг? Со временем я осознала причину: Силлейбл хотел, чтоб я не переживала напрасно, ибо помочь ему все равно ничем не могла. Но это со временем. А тогда для Эквестрии настали темные безлунные ночи.

Вздохнула, глядя, как Лайри ссыпает в кастрюлю нарезанные овощи. Словно почувствовав взгляд, он обернулся и ободряюще кивнул.

- Самое мерзкое в бессмертии - когда столетиями наблюдаешь, как в твоей жизни появляются новые друзья, и какое-то время живут с тобой. А потом уходят, кто позже, кто раньше, но всегда. И каждый раз видишь свое бессилие что-то изменить для тех, кто стал тебе как родной. Да, можно вытащить из пропасти, из воды, из-под обвала, можно успеть исцелить смертельные раны, заставить сердце биться вновь, но старость - неотвратима. И очень трудно смириться с тем, что все, кто тебе дорог, со временем станут призраками воспоминаний.

Набив рот капустой, я замолкла. После сладкой «Фрутеллы» капуста казалась безвкусной и пресной. Как и мои воспоминания.

- Я знаю, что ты чувствуешь. - Лайри скинул очистки в ведро.

- Откуда тебе знать? Ты не жил сотни лет.

- Чтоб увидеть смерть, познать горечь потери родных и друзей - достаточно одной обычной жизни. Извини, похоже, мне не стоило спрашивать о бессмертии. Это для тебя больная тема.

- Хм, нет… - Медленно жую, обдумывая слова. - Не больная. Я крайне редко обсуждала с кем-то эту сторону моей жизни. Не знаю, как справляется с бременем вечных потерь моя сестра. Тем более, ты сам уловил ее эмоции во сне.

- Да.

- Для себя - я научилась не привязываться к смертным. Я поняла, что жизнь это река, на берегу которой стою я, и смотрю на проплывающих мимо. Одни плывут медленно, вдумчиво, глядя по сторонам, подхватывая желаемое, наслаждаясь течением. Другие живут взахлеб, хватаясь за что попадется и тут же теряя, прыгают с волны на волну, ныряют, исчезая в бурунах событий и выплывая дальше по течению. Кто-то задерживается около меня, но, сколь сильно и настойчиво он ни гребет - река жизни уносит его.

Отпив сок, повертела чашку в копытах, рассматривая нарисованные красные цветы.

- Когда я повзрослела и стала очень привлекательной кобылкой, многие жеребцы добивались моего внимания, предлагали сердце и копыто. Но, не желая разрушать их жизнь, я всем отказывала.

- А почему разрушать-то? - Убрав ножи, Лайри сел за стол.

- Потому что обычный смертный жеребец должен жить с обычной кобылой. Ему психологически должно быть комфортно на равных с ней: вместе жить, любить, взрослеть, строить отношения, растить детей, встречать старость. Ну, а теперь представь - мой муж состарился, ослабел, у нас уже взрослые дети, внуки, а я осталась все той же сильной, молодой и красивой, какой он помнит меня годы назад в рассвете сил. Не будет ли это для него ударом? Я не имела права подвергать своих друзей столь жестокому испытанию.

Глухо взвыв, Лайри хлопнул себя ладонью по лбу, закрыв пол-лица. По улыбке и движениям плеч я угадала, что человек смеется.

- Это не значит, что я жила неприступной отшельницей, отнюдь нет. Я поплавала в реке жизни наравне со всеми: были интересы, страхи, соревнования, победы и поражения, ссоры и примирения, друзья и враги, поклонники и любовники. Все было. Но, как только речь заходила о свадьбе и семье со мной в главной роли, я ставила вопрос ребром: или остаемся друзьями, или расстаемся, ни о какой семье речи быть не может. И причины не объясняла.

- Же-е-естко ты… - Простонал Лайри, все еще смеясь. Я поставила чашку на стол.

- Одни жеребцы уходили прочь без лишних слов. Иные оставались. И со временем создавали обычную семью с другой кобылой, а их интерес ко мне угасал, либо, в редких случаях, мы продолжали дружить. Если же в кругу подруг меня спрашивали, как я умею прекрасно выглядеть спустя сколько-то лет - я все объясняла надлежащим уходом за собой. Хоть и не лежала часами в салоне красоты, и не тряслась, подобно иным модницам, над каждым выпавшим волосом. Замечу, что в то время очень немногие пони знали о бессмертии аликорнов. А я не рассказывала всем подряд об этой моей особенности.

- И правильно, - Лайри отпил из своей чашки. - Не хватало только, чтоб они все тоже захотели стать вечноживущими.

- Строго говоря, бессмертие не то же самое, что неуязвимость. О себе надо заботиться, иначе тело ответит слабостью и болезнями. Как и Селестия, я живу бесконечно долго, по меркам обычных пони, но это не значит, что я неуязвима, не чувствую боли, голода, жажды, удушья, что меня нельзя ранить или убить физически.

Лайри заметно напрягся при последних словах. Я грустно вздохнула.

- Луна, а вот, когда ты рассердилась на меня в начале нашего знакомства, а потом я на диване расчесывал твой хвост вилкой - ты сказала тогда, что не бессмертна. А сейчас рассуждаешь о бесконечно долгой жизни.

- Звучит противоречиво, да? - Улыбнулась я. - Будучи в Эквестрии, я не особо задумывалась над этим. У меня была магия, я знаю воинское искусство и могла постоять за себя, в случае чего. Но попав в мир людей, я вынуждена многое пересмотреть, переоценить, и осознать, как, в сущности, хрупка моя жизнь. Подчас, я боролась за каждый шаг и вздох. Лайри, все просто. Помнишь рану на ноге? - Провела левым копытом по правому, давно зажившему предплечью. - Лишенная магических сил, я почти беззащитна. Ты видел это с самого начала. И я боялась, что ты не преминешь этим воспользоваться, чтобы принудить меня к чему-либо.

- Но твои страхи не сбылись.