Страница 22 из 75
Я собиралась обедать у себя или, если этого мне не позволят, пропустить обед: не было никакого желания ни видеть дин Ланнверта, ни повторять то, что было утром. Но немногим после полудня в дверь деликатно постучалась Нея и сообщила, что хозяин приказал накрыть мне в малой столовой.
— Только мне? — переспросила я.
— Да, нейди.
— Весьма любезно с его стороны, — я встала и отложила книгу.
Дин Ланнверт всё же сподобился прислать мне несколько романов. А вот на письменные принадлежности поскупился. Видно, боялся, что я найду способ отослать письмо, и не догадывался, что я уже это сделала, правда, устно.
— Его сиятельство сейчас отсутствует, я думаю, поэтому, — хотя я её не спрашивала, Нея сама высказала предположение.
— Отсутствует?
А вот это было интересно.
— Да, нейди. С час назад вместе с нейдами изволили отбыть.
Святая Миена, спасибо тебе!
— Со всеми, впятером?
— Да, нейди, — Нея отвечала послушно, но на лице её появилась тень. Видимо, сообразила, что не стоит вот так вот выкладывать мне всё, что происходит в поместье.
Чтобы не насторожить её, я не стала продолжать расспросы. Последовала за ней в столовую — тем и впрямь было накрыто на одну персону. С удовольствием, можно сказать, наслаждением даже поела. Впервые за то время, что попала сюда.
А потом вернулась в сопровождении Неи к себе и сказала, что буду читать и дремать, попросила, чтобы в ближайшие несколько часов меня не беспокоили.
А сама, дождавшись, пока шаги горничной затихнут в отдалении, осторожно выскользнула и поспешила прочь.
Потратить зря такой шанс? Да никогда, клянусь именем Тинны Амелис эс-Рейборн!
Святая Миена не оставила меня, и на пути к покоям дин Ланнверта я почти никого не встретила. Только один раз мимо меня тихо, как тень, прокралась незнакомая горничная, но и она не посмела ни остановить меня, ни даже взглянуть в лицо.
Я сама не знала, что буду делать, когда доберусь до места. Шла по наитию, просто потому, что не могла бездействовать. Надежда была лишь на то, что обычно человек не запирает свои покои, когда уходит из дома — по крайней мере никому ни в Ордоне, ни в отцовском замке такая идея в голову не приходила. В замке всегда и безусловно запирались только подземные этажи: там находилась отцовская лаборатория.
Двери я узнала издалека, и сердце запоздало ёкнуло. В прошлый раз здесь скучал лакей, но сейчас было пусто. Ещё раз попросив защиты святой покровительницы, я прокралась к дверям и осторожно нажала на ручку.
Тихо, с еле слышным клацаньем дверь отворилась.
Внутри царил сумрак: шторы были задёрнуты, свет не горел. Я закрыла за собой дверь и несколько секунд стояла на месте, ожидая, пока глаза не привыкнут.
Это была та самая гостиная, где мы ужинали. Я узнала стол — сейчас он был отодвинут к стене, и вместо канделябров и столовых приборов его поверхность загромождали книги и письменные принадлежности.
Удача! Я же могу позаимствовать здесь бумагу, перо и чернила. Впрочем, это на потом, когда я буду уходить.
Я крадучись пошла по краю, внимательно выискивая в тёмной обивке двери, ведущие в другие комнаты. Вряд ли в гостиной дин Ланнверт хранит что-нибудь по-настоящему важное.
Первая же, которая встретилась мне, вела в ванную комнату. Тут я уж осмелела и включила свет. Из чистого любопытства: хотелось хорошенько рассмотреть, какую роскошь приготовил себе дин Ланнверт.
Мои предчувствия не были обмануты, ванная комната и впрямь оказалась отделана по последнему слову техники. Если по сравнению с домом в Ордене ванная в моих покоях здесь выигрывала, то ванная дин Ланнверта могла бы смело смотреть на мою с пренебрежительным фырканьем. Ванна — огромная белоснежная внутри и позолоченная снаружи, на выгнутых львиных ножках, сверкающая чистотой — стояла посреди комнаты, рядом на высокой, тоже позолоченной стойке, свисали синие и белые полотенца, чуть поодаль возвышалась полка с банными принадлежностями, а ещё поодаль, за роскошной, разрисованной в мальзийском стиле, тиграми и камышами, ширмой, по всей видимости, прятался туалетный уголок.
Безумно захотелось устроить дин Ланнверту какую-нибудь каверзу, и сдержала меня только мысль о том, что я не знаю, когда они вернутся. Пришлось нехотя оставить ванную комнату в покое и отправиться дальше.
Следующая комната оказалась спальней. Тут уже напротив, было царство тёмных тонов: винного шёлка и чёрного бархата. Мне почему-то стало неловко: тут так сильно пахло дин Ланнвертом. Не тот запах адолеев, вызывавший во мне какой-то глубинный страх, а запах его самого, терпкий, с лёгкой горчинкой, невыразимо приятный. Поймав себя на этой мысли, я тут же захлопнула дверь, но предательское воображение успело подкинуть картинку: я сама на этой постели, полностью обнажённая на чёрном бархате, белое тело светится алебастром — а дин Ланнверт напротив, не сводя с меня хищного взгляда, медленно расстёгивает пуговицы рубашки.
Ужасное, подлое, безрассудное воображение!
Слава богам, за следующей дверью, по всем меркам, должен был оказаться рабочий кабинет, и я уже мысленно потирала руки, приближаясь к ней. Обхватила пальцами ручку, собралась повернуть — и вдруг всё моё существо пронзила боль.
Я сразу отпрянула, испугавшись повторения того же, что было сегодня за оградой. И вовремя — потому что голова закружилась от гибельного запаха адолеев, а перед глазами бирюзовым пламенем взметнулась призрачная морда чудовища. С его клыков капала фосфоресцирующая слюна, в глазах плясало вожделение. Неприкрытый голод — только требующий не тело, а душу. Но хуже всего было не это, а тот жуткий первобытный ужас, которое оно испускало.
Меня охватила мгновенная слабость, ноги перестали повиноваться, перед глазами всё помутилось. Не хватало воздуха, меня как будто душили. Непослушными руками я рванула ворот платья. Напрасно, облегчения это не принесло, свинцовая тяжесть навалилась на грудь, и меня медленно, но неуклонно потянуло в глубокую душную тьму.