Страница 107 из 126
Ольга никогда не поддерживала их, пыталась переубедить меня, не понимая, почему же я так изменился, даже плакала (что я говорил про слезы?). Зато граф и клан, воспитанный им, были на моей стороне.
А потом она убила графа.
Когда она только обратила меня, я обещал ей помочь в этом. И я помог тем, что не стал ей мешать.
Зря.
Первое время я был рад его смерти. Несмотря на его правоту, я никогда не любил его. Он был слишком властен и желал от вампиров подчинения, а я не любил подчиняться. Он же недолюбливал меня за своеволие, хотя Ольга и была покорна за нас обоих. А может он просто ревновал меня к ней.
Я думал, что после смерти графа смогу спокойно делать все, что захочу. Но Ольга вдруг решила обрести волю, пусть даже в мелочах. Она взяла власть в свои руки, обращала себе новых союзников и ввела эти мягкие правила.
Постепенно, но она сделала все, чтобы я возненавидел ее правление, хотя прежде я лишь презирал ее за слабость («доброту», мне даже противно говорить это слово) к людям и жалкую покорность графу.
Если с запретом на убийства я еще мог, хоть и с трудом, смириться (в конце концов, это означало просто увеличение частоты смены слуг, ведь на них запрет не распространялся), то Рамона стала последней каплей.
А теперь еще и это!
Сначала я решил сделать это достоянием других вампиров. Возможно, они взбунтуются против таких ограничений, ведь никто еще не смел запрещать обращать людей.
Но Ольга не поставила запрет ультиматумом, она лишь говорила, что я должен согласовывать кандидатов. И пусть я был уверен, что теперь ни один мой претендент не придется ей по вкусу, ведь она прекрасно понимала, чем грозит усиление моей власти. Но другие немертвые (особенно ее сторонники, вмешательства которых я хотел бы в худшем случае избежать, а в лучшем переманить к себе) могут счесть эту меру вполне целесообразной. Ведь у меня больше потомков, чем у остальных вампиров клана. Я выбираю сильных и привязываю их к себе, и Ольгу всерьез это беспокоит (и действительно не зря).
Что ж, это всего лишь означает, что я должен хорошенько подумать над этой проблемой и тогда смогу найти выход.
Думалось мне обычно лучше всего в расслабленном состоянии, и я решил вернуться к своей игре. Я отнес девчонку отдыхать и даже заботливо (еще одно ненужное в этом мире слово) поцеловал ее на ночь, если уж она так хотела верить в что-то хорошее, скрытое в глубине меня.
Впрочем, не уверен, что она осознала этот жест нежности, потому что я выпил слишком много.
Теперь во мне включился интерес. Смогу ли я заставить эту девчонку, люто ненавидящую вампиров, стать одной из нас? Смогу ли убедить ее в том, что в душе я добрый, пусть это даже откровенно глупая чушь?
Конечно, я мог внушить ей все это, но внушения развеиваются после обращения, а я не хотел, чтобы она возненавидела меня сильнее, чем Ольгу. Она должна стать моим союзником, а не наоборот.
Значит, мне нужен кто-то из людей, кто будет убеждать ее в этом.
Кто-то из слуг.
Выбор пал на одну из горничных. Не потому, что она как-то выделялась, или отличалась от остальных. Просто она первой попалась мне на глаза.
Для начала я придумал ей убедительную причину для работы у вампира – больную сестру. Я привык к людям, жадным до вечности, но девчонка от них отличается. А значит, охотнее поверит бескорыстному человеку. Что я и внушил этой горничной.
А потом послал ее, всю такую чистую и милую (ха, на самом деле, она завидовала девчонке, пожалуй, больше остальных, но мое внушение не знает промахов) ухаживать за больной.
Горничная, я даже запомнил ее простое имя Джесс, успешно справилась с заданием. Мне даже не пришлось читать мысли этой девчонки – она тут же налетела на меня, обозлившись за будущее Джесс.
И конечно я сказал ей то, что она хотела бы услышать. Что я отпущу горничную и даже дам ей свою кровь. Разумеется, я никогда бы так не сделал.
Это же слишком скучно.
Но девчонка не узнает об этом до тех пор, пока не поможет мне справиться с Ольгой.
Моя вспышка гнева и потеря контроля, обернулась даже на пользу. Кроме вопиющей новости, касательно моих возможностей обращения, в письме предупреждалось и о визите Рудольфа. Он должен был проконтролировать исполнение наказания девчонки за смерть никчемной Рамоны.
Ха, так я и думал, он возомнил о себе слишком много, а значит это лишь повод расправиться со мной. Любое наказание покажется ему недостаточным, и он попытается перевести все в узаконенный конфликт.