Страница 16 из 80
Жадные, грубые, голодные.
Его твердые пальцы впились в мое тело, сминая его, оставляя красные полосы на нежной коже. Но и это мне нравилось.
Все, что бы ни делал граф, все это погружало меня в пучину чувственности. Даже если днем мысли об этом вызывали лишь страх, отвращение и вину, без всякого намека на то немыслимое ночное возбуждение, граничащее с манией.
– Хорошая девочка, – прошептал граф.
А после одним резким толчком вошел в меня, одновременно впившись зубами. Я подалась ему навстречу, чувствуя, как по шее течет соленая струйка крови, и язык графа слизывает эти алые капли, чтобы через несколько секунд прокусить кожу уже в другом месте.
Мне не было больно, хотя раны, из которых лилась кровь, были довольно глубоки. Но нет, наоборот, чем глубже граф вонзал в меня свои зубы, тем более приятно мне становилось.
А он кусал меня, с каждым новым толчком делая новый укус, не всегда в шею. Он кусал мою грудь, мои запястья, мои бедра, позволяя крови стекать по мне, иногда слизывая ее, иногда размазывая по коже, рисуя какие-то таинственные замысловатые узоры.
Его холодные пальцы то ласкали меня в самых укромных местах, то сжимали с такой силой, что причиняли боль, оставляя кровавые полосы ногтей, которые терялись на общем алом фоне. И эта боль от его жадных, голодных объятий перемешивалась внутри меня с удовольствием, поэтому все, начиная от мучительного, практически обжигающего, льда его тела и заканчивая упоительными губами, приносило чувственное, пряное наслаждение.
В этот раз граф закончил быстро, равно как и я. Кровь, стекавшая по моему телу, по его лицу, алые узоры на моей коже, не оставлявшие белым практически ни одного сантиметра, соленый, терпкий запах – все это возбуждало его гораздо сильнее, чем обычные ласки. Равно как и меня, будто мое удовольствие напрямую было связанно с его тонкой, невидимой, но вполне реальной нитью.
И вот, апофеозом – последний толчок, яростный и глубокий, когда он с животным рыком сжал мои ладони так сильно, что кажется, вывихнул мне запястья. Впрочем, и эта боль расплескалась в моем личном море удовольствия, размешавшись с холодом от его тела, синяками от его объятий и горячей пульсацией его укусов.
К этому моменту все мое тело было покрыто ранками, а граф выглядел как демон – рот испачканный в крови, что казалась черной, такие же черные руки, грудь, кубики живота. И на этом темном фоне – белые, слишком длинные для человека клыки и алые глаза, что горят сверхъестественным, дьявольским светом.
– А теперь спи, – все еще хриплым от возбуждения голосом приказал он, и после этого я действительно заснула.
Утром, едва проснувшись, я испуганно подскочила на кровати, щупая шею руками. Кровь, укусы, боль – все то, что вчера мешалось с наслаждением, теперь вызывало панику и ужас.
Как же так вышло, что ночью я могла получать удовольствие от этих ужасных вещей? Что со мной происходит? Почему я не могу противиться этой грязи и похоти? И кто такой граф на самом деле?
Дьявол, инкуб, в человеческом обличье? Один из сыновей Мелюзины*, или же просто демон, сумевший выглядеть как мужчина?
Мне уже приходили эти мысли, но ведь я своими глазами видела, как он ступал на святую землю, и потому не смела оправдывать свою собственную греховность демонической природой графа. Хотя после того, что я видела (так же своими глазами) сегодня ночью сомнений уже не могло остаться.
Граф – инкуб, ибо только демон мог заставить меня наслаждаться теми дурными действиями.
И что мне теперь делать?
Смириться и гореть в мучительно-приятном огне, или же обратиться к церкви? Ведь не зря граф имел проблемы с ней. Нужно было с самого первого дня пойти к священнику.
Но что я скажу?
"Мой муж – дьявол. Каждую ночь он пробуждает мои скрытые темные желания, а недавно начал пить мою кровь"?
И все равно я остаюсь грешницей, ведь он только пробуждает МОИ желания.
Дьявол никогда не приходит без спроса.
А вдруг молитва не подействует на него, как не подействовала сила святой земли на нашем венчании? Что тогда мне останется?
Убьет ли он меня сразу, узнав о предательстве, или решит мучить до самой смерти, делая пытки все более нестерпимыми?
А если слова священника все же заставят графа исчезнуть, обратившись в пепел, то как я буду жить дальше без НЕГО?
За это время он стал моей частью.
Грешной, больной, но частью. Тем, в ком я отчаянно нуждалась, оставаясь в одиночестве. Тем, кем я дышала, отравляя свои легкие. Так смогу ли я пережить его исчезновение, или же, как та его первая невеста, покину мир вслед за ним? Тогда меня ничего не спасет от пламени ада, но если граф – сам дьявол, то стоит ли сожалеть?
Если в аду не будет раскаяния и страха, а останется лишь похоть, страсть и наслаждение? Если после смерти меня будут ждать лишь его алые глаза, мрамор тела и холодный жар ночных объятий? Не легче ли тогда смириться со своей судьбой, ведь вряд ли теперь мне помогут раскаяние и молитвы?
Да и как они могут помочь, если я не раскаиваюсь, каждую ночь окунаясь в дьявольские глаза и крича от удовольствия, что доставляют мне прикосновения его холодных пальцев.
За всеми этими суматошными, судорожными мыслями я даже не заметила, что шея, которую я продолжала сжимать ладонями, была совершенно гладкой.
Я подняла одеяло, но кожа сияла бархатистой белизной и на ней не было ни укусов, ни синяков.
Ничего не понимая, я поспешно огляделась. Простыни были чистыми и никаких намеков на ночное кровавое раздолье я обнаружить не смогла.
Услышав мое пробуждение, в покои заглянула Рози.
– Госпожа, изволите одеваться? – спросила она, но увидев мой испуг, подошла ближе. – Госпожа, с вами все в порядке?