Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 19



С каким наслаждением я прикончила бы этого проклятого робота!

Пока Фредди приводила себя в порядок, я подняла ее рюкзак и сунула туда пачку бумажных салфеток, прихватив их из ящика на кухне. Затем я вложила в руку Фредди ее зеленую карту-пропуск и бодро сказала:

– У тебя все получится, уверена! Ты весь тест сдашь на «отлично»!

В ответ она лишь молча кивнула. Один раз. Господи, как же я ненавижу первую пятницу каждого месяца!

Фредди вышла из дома, когда предпоследний ребенок в очереди уже садился в автобус. Я попыталась еще раз сказать ей, что волноваться не стоит, что все будет хорошо, но она вряд ли меня услышала. Вернувшись домой, я обнаружила, что мой кофе давно остыл, а дурацкая «лилия мира», обожаемая Малколмом, выглядит так, словно в нее угодил метеорит. Я повернула горшок, чтобы самая искалеченная часть цветка смотрела в стену, и стала думать, какую бы ложь преподнести мужу сегодня вечером. Впрочем, особого значения это не имело. В последние несколько лет ложью можно было считать почти все, что я говорила Малколму, начиная с ежедневного «я тебя люблю» и кончая несколькими словами, сказанными «страстным шепотом» в те редкие вечера, когда у нас случался секс – разумеется, всегда с презервативом из той коробки, которую он держит в ящике своего прикроватного столика; разумеется, всегда с использованием особой смазки, убивающей сперматозоиды, чтобы мы уж точно больше никаких младенцев на свет не произвели.

Впрочем, Фредди я не солгала. Я не сомневалась, что тест она сдаст прекрасно. В конце концов, это у нее в генах. Что и подтвердил, кстати, пренатальный Q-тест, результаты которого я с гордостью продемонстрировала Малколму девять лет назад.

Только ведь и это тоже была ложь.

Пренатальный тест я никогда не сдавала.

Глава четвертая

Я вышла на кухню и сунула в микроволновку остывший кофе. Стоит мне подумать о генетике, и я тут же вспоминаю один разговор с моей бабушкой. Это было вскоре после того, как я узнала, что беременна Фредди.

Не очень-то приятно вспоминать об этом.

– Не нравится мне этот ваш Коэффициент. – Ома налила в крошечную рюмочку глоток шнапса, проверила уровень жидкости на свет и добавила еще с полдюйма. Я достала из холодильника бутылку с водой, открутила крышечку и, усевшись поуютней, вдруг почувствовала, что в животе у меня как будто крутится маленький тунец, внезапно решивший начать расти. – Мне не хотелось бы употреблять слово «ненавижу», потому что маленькая ненависть в один прекрасный день способна превратиться в огромный ком, и все-таки признаюсь: я ненавижу эти ваши Q-тесты.

Месяц назад было достаточно запаха алкоголя, чтобы я стремглав бросилась в ванную комнату. А теперь все уже прошло, и запах шнапса воспринимался как вполне соблазнительный.

– Ты уверена, что не хочешь капельку? – спросила бабушка. – Это тебя не убьет. Да и ребеночка тоже. – И она, вытянув руку, трижды ласково хлопнула меня по животу, уже довольно отчетливо обтянутому свитером – этакое постоянное напоминание о том, что время на исходе. – Малышка получится прекрасная. Как и твой отец, как и ты сама.

Я ненавидела, когда она вот так похлопывала меня по животу. И потом, бормотание Омы заглушало голос Петры Пеллер, доносившийся из телевизора.

Каков ваш Коэффициент? – спрашивала Петра. Она, казалось, смотрела прямо на меня.

Бутылка со шнапсом манила меня. Малколм ничего не узнает – я всегда могу использовать Ому в качестве козла отпущения, если он спросит насчет понизившегося уровня ароматной темной жидкости. Но кое-кто все равно это обнаружит. Кое-кто, сидящий в стерильном кабинете в окружении образцов мочи, принесенных из кабинета моего врача. Кое-кто, получивший образование в желтой школе и получающий зарплату за то, что исследует различные вонючие выделения беременных женщин. Кое-кто, настолько ненавидящий свою работу, что ему хочется переключить эту ненависть на кого-то другого и в первую очередь на жену того человека, который изобрел трехуровневую систему распределения детей по их IQ и при любой возможности доказывает важность этого изобретения.

И еще более важно, каков Коэффициент вашего ребенка, – продолжала вещать Петра.

– Господи, какую чушь она городит, – вздохнула бабушка. – Ребенок – это ребенок. Какое кому дело до его Коэффициента?

Я хотела сказать, что Малколму, черт бы его побрал, очень даже есть дело. Очень даже!



– А нам, простым смертным, вообще-то, известно, что означает этот проклятый Коэффициент?

Я попыталась как можно лучше объяснить ей, искусно соединяя то немногое, что слышала от Малколма, и то, что сумела понять из новостных программ. Алгоритмы давно стали намного сложней, чем те данные, что некогда были исходными и соотносились с показателями средней успеваемости в том или ином классе школы.

– Это количественный показатель, Ома. Коэффициент.

– Объясни мне, как его определить, этот количественный показатель, – потребовала она.

– Ой, ну, разумеется, по оценкам. По записям в журнале, где отмечается присутствие на уроках и активность того или иного ученика. В общем, все то же самое, что в школе всегда подсчитывали и учитывали.

– И это все? – В голосе бабушки слышалось сомнение.

Я покопалась в памяти, пытаясь отыскать некие более существенные составляющие.

– Ну, еще учитывается образовательный ценз родителей и их доход. Наличие братьев и сестер. А также IQ каждого из членов одной нуклеарной семьи.

– У тебя тоже этот Коэффициент имеется?

– Он имеется у каждого, кто окончил школу или получил разрешение на работу. И каждый месяц его подсчитывают заново. – На самом деле я давно перестала следить за этим. У меня всегда были очень высокие показатели, девять с чем-то, и это с тех пор, как несколько лет назад распределение по уровням IQ двинулось на страну широким фронтом. Я удерживалась на столь высоком уровне отчасти благодаря моим научным степеням, а отчасти благодаря вполне успешной работе преподавателем в серебряной школе. Впрочем, глупо было бы думать, что столь высокий Коэффициент – полностью моя заслуга; несомненно, положение, занимаемое Малколмом, прибавляет мне пару десятых, а то и больше. Да господи, будучи заместителем министра образования, он всего лишь на одну ступень ниже самого президента!

Ома повозилась со своим слуховым аппаратом, а затем прибавила громкость в телевизоре, где по-прежнему громогласно ораторствовала Петра. Фразы летели с экрана, точно маленькие острые дротики, пронизывая насквозь.

особенно для тех, кому больше тридцати пяти

…чем раньше, тем лучше…

пренатальный Q-тест предлагает женщинам бесценную информацию, благодаря которой они способны принять невероятно важное для них решение

…пока не слишком поздно…

Некое число сверкнуло красным в нижней строке вместе с электронным адресом Института геники, и Петра «от всей души» посоветовала всем будущим матерям записаться на бесплатную консультацию к одному из экспертов института.

– Ну вот тут они кое в чем правы, – сказала Ома, отворачиваясь от телевизора и поворачиваясь ко мне, – вы ведь действительно не можете сказать, какими они будут. А что дальше? Вот, предположим, ты проходишь тест, и согласно этому тесту твой ребенок получится «самым обыкновенным», средним. Что подобная градация означает? Является ли это одной-единственной, определяющей меркой? – Аккуратно приподняв рюмку узловатыми пальцами, бабушка отпила глоточек и продолжила: – Когда я преподавала искусствоведение – о, это было давно, слишком давно, – у меня была одна студентка, которая не могла даже сдачу с доллара правильно подсчитать. Зато у нее имелись разные другие таланты. Знаешь, где теперь эта девушка?

Это я знала. Работы «этой девушки», Фабианы Роман, имелись в каждой галерее от Восточного побережья Америки до Западного, я уж не говорю о ее персональных выставках. Даже Малколм однажды полюбовался на эти покрытые странными пятнами полотна, отчасти напоминающие работы Джексона Поллока, а отчасти – Эдварда Мунка, ну и для полноты ощущений ненавязчиво отсылающие к Кандинскому. Малколм называл эти картины «дегенеративными».