Страница 6 из 32
— Видимо, за это следует благодарить его наставника?
— Безусловно. Если желаете, вы можете посетить Речной Замок сегодня на обратном пути. Мы распорядимся.
— Благодарю моего государя за заботу.
— О, заботиться о семье — наш долг. Мы можем вас порадовать, ваш сын, граф Мо, добился ощутимых успехов при Ифранском дворе. Ему удалось завязать дружбу с графом Вардо и его племянником герцогом Саррижским. Это очень влиятельные люди. Мы написали ему о том, что удовлетворены его службой.
Ее младший сын чего-то добился? Непостижимо! Ему никогда ни до чего не было дела, или с возрастом к нему пришло честолюбие? Базиль всегда был тенью Жореса, неужели он решил играть свою игру? Но домой он не написал ни одного письма.
— Вы удивлены, сигнора?
— К сожалению, мой младший сын не утруждает себя письмами.
— Мы напомним ему, что писать матери и сестре — его долг. Мы были рады видеть вас, сигнора.
Элеонора поняла намек и присела в малом придворном реверансе. Пьеру нравилось, когда даже близкие не забывают, что он король, а ей, пока Нора не родит сына, нужно быть безукоризненной. Жаль, что погибла Шарлотта, а Анастазия откровенно покровительствует Тартю.
Спускаясь по лестнице, Элеонора Гризье, волею зятя вновь ставшая Элеонорой Тагэре, приподняла тяжелую юбку цвета лаванды (когда-то этот цвет ей очень шел) меньше, чем следовало, наступила на оборку и споткнулась. Сопровождавший ее гвардеец поддержал мать королевы под локоть, та обернулась и поблагодарила. В последние годы жизни Филипп стал очень суеверен, споткнувшись, он менял все намеченные на день планы. Эллу это раздражало, она суеверной не была никогда.
Когда Элеонора вышла на крыльцо, ей пришло в голову, что перед встречей с детьми следует заехать в циалианскую резиденцию возблагодарить святую за Норину беременность. Ее спутник, несомненно, доложит Пьеру, где и зачем она была. Пьер знает, что она была тесно связана с Шарлоттой. Надо показать, что ее ничуть не расстроила замена бланкиссимы на Ее Иносенсию.
Элеонора окликнула кучера:
— Мы едем в обитель Святой Циалы.
— Да, сигнора, — ответил тот, — нам сказали.
2895 год от В.И.
Ночь с 19-го на 20-й день месяца Сирены
ТАЯНА
Разумеется, пьянка затянулась до глубокой ночи. Прекрасные данны удалились еще вечером, и мужчины гуляли на свободе. Царка лилась рекой. Александр, поняв, что пить вровень с хозяевами у него не выйдет, а обижать их нельзя, придумал незаметно сливать свою долю в здоровенную миску с остатками каких-то солений. Разоблачения арцийский король не боялся: никто из гуляк и не подумает убирать со стола, а женщинам с утра все равно, что и как мыть. Время летело незаметно. За последние месяцы Александр впервые оказался среди людей и был этому рад, хотя ему и не хватало Ликии, уведенной хозяйкой.
В усадьбе, куда Барсук привез нежданных гостей, их встретили с распростертыми объятиями, правда, Сандеру показалось, что хозяин, приходившийся Стаху двоюродным братом, рад был любому поводу для гулянки. То, что пить и есть в Таяне любят и умеют, Александр понял, едва лишь взглянув на обитателей поместья. Все, как на подбор, высокие, статные, с крепкими белыми зубами и улыбками во все лицо.
Таянцы разрывались между правилами учтивости, запрещавшими расспрашивать гостей, и любопытством. То, что пришельцы говорят правду, подтвердили четыре отряда следопытов, несмотря на зиму, неустанно стерегшие границу. Сандер сразу понял, что здесь идет война, и их с Ликией безоговорочно записали в «свои», причем именно потому, что пришли они через Тахену. Нужно будет расспросить Ликию, она явно знает о Таяне больше, чем рассказывала.
Александр был не прочь поговорить со своей колдуньей немедленно и не только о местных обычаях, но это было невозможно — хозяева только начинали веселиться по-настоящему. Откуда-то взялся инструмент, напоминающий гитару, но без женственного изгиба посередине. Немедленно разгорелся спор: одни требовали петь одно, другие — другое. Тагэре не знал ни одной из названных песен и просто рассматривал своих сотрапезников, вполуха слушая изрядно выпившего Стаха, долго и путано объяснявшего, как они по осени гоняли каких-то «рогатых» и как те были вынуждены убраться в какую-то Биллану. Сандер уже знал, что сам Стах в юности служил под началом Стефана Завгороднего, который был горбат, и куда больше, чем дан Александр, но был такой великий воин, что все против него — тьфу! Пыль и прах!
Про дана Завгороднего Тагэре слышал уже раз двадцать, и это его не обижало, отнюдь! Похоже, горбатый Стефан был местной легендой, а в таянцах угадывались прирожденные воины. Уж это-то он понял сразу. Как и то, что пока одни пили, другие караулили.
В Таянской Фронтере жили, как живут рядом с войной. Когда за окном простучали копыта, сидящие в мгновение ока оторвались от царки и жареного мяса и схватились за сабли, готовые немедля куда-то мчаться и с кем-то драться, но приехавшие не были вестниками беды. Первым в комнату вошел давешний Золтан, который, едва сбросив заиндевевший плащ, потянулся к кубку, а вторым был… Луи Трюэль в таком же белом полушубке и рысьей шапке, что и таянцы. Александру показалось, что он все-таки напился, так как этого просто не могло быть. Луи опомнился первым и, не заботясь о том, сколько ног ему пришлось отдавить, бросился к Александру.
— Виват! — завопил Стах. Все гости, торопливо наполнив свои немалые кубки, шумно вскочили и заорали что-то не совсем понятное, но явно одобрительное и приветственное. Кто-то громко предложил немедленно заколоть еще одного кабана, кто-то требовал царки, кто-то загорланил приветственную песню, с готовностью подхваченную доброй дюжиной луженых глоток
— Они всегда так, — улыбнулся Луи, но голос его подозрительно дрогнул: — Жабий хвост! Неужели же это ты?!
— Жабий хвост! Я! — Александр неожиданно для себя самого глупо расхохотался, видимо, царка взяла свое. В карих глазах Трюэля вспыхнуло удивление, он что-то попытался сказать, а потом тоже прыснул, а рядом как в бочку громыхнул ничего не понимающий, но всегда готовый порубиться или посмеяться дан Барсук.