Камбер – Еретик

Наконец он подошел к стенному шкафу в углу спальни мальчиков, отыскал в завитках резьбы нужный выступ и нажал. Стенка шкафа сдвинулась в сторону, открывая скучающего Йорама. Он сидел на каменном полу, завернувшись в свой плащ члена Ордена святого Михаила. Узкий проход за его спиной уходил в темноту.

– Тебе потребовалось много времени, – шепнул он, поднимаясь на ноги и отрясая пыль с плаща. – Я уж было подумал, что ты найдешь вместо меня закоченевшую статую. Все спят?

Рис кивнул.

– Извини за задержку. Как я и боялся, Тавис решил остаться, мне пришлось усыплять его и слуг. Утром он ничего не вспомнит. Пойдем. Начнём с близнецов.

Глава 6.

Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства.

Стараясь не мешать приготовлениям, Синил Халдейн со стороны наблюдал, как преображается его личная часовня. После манипуляций Йорама и в особенности Эвайн эта часовня, столько лет служившая ему прибежищем, приобрела какую-то незнакомую странность. Эту странность он ощущал вот уже несколько часов даже вне ее стен, даже за чтением и во время молитвы.

Они поодиночке приходили проведать его в течение дня. Первым был Алистер, после того как третий колокол на соборе ударил позже обычного. Король уже отдохнул за несколько часов. Синил знал, что епископу недолго пришлось поспать прошлой ночью, – они вместе молились почти до заутрени.

После Алистера зашел Йорам, потом Рис, Эвайн и, наконец, Джебедия. Еще один дерини, который заслуживает иного отношения людей, чем другие из его расы, – мягкий, способный сострадать и рожденный быть воином. Синил недоумевал, почему Джебедия уверен, что, когда короля не станет, регенты сместят его с поста главнокомандующего, – страхи безосновательны, но сомневался, что был убедителен. Теперь Джеб будет на страже у выхода из королевских покоев, чтобы никто не помешал ритуалу, и не примет участия в последней церемонии Синила. Они простились. Этот визит был самым грустным.

Приближение смерти короля тревожило и волновало многих, а его самого нисколько не страшило. Прежде он цепенел, когда недуг овладевал его существом, с ужасом представляя победу болезни над собой.

Теперь знал, что окончит свой жизненный путь сегодня ночью в этих стенах… И был спокоен. О, если бы только удалось завершить свое последнее земное дело! Умереть, вдохнув все силы в своих сыновей, было лучше, чем продолжать жить, слабея день ото дня, лежать в постели, не имея сил подняться, и чувствовать, как с каждым вздохом нарастает боль и уходит жизнь.

Так он сказал Алистеру утром, на своей последней исповеди, и получил отпущение грехов. Затем с помощью Алистера отслужил последнюю мессу, благоговейно облачившись в столь любимую им старую ризу. Месса совершалась тайно – Синил лишился сана священника в тот день, когда давно умерший архиепископ объявил его принцем. То, что Синилу возвращен сан и он продолжает служение Богу, было секретом, о котором знал только Алистер, тайной, которую они унесут с собой в могилу. Потом Синил принял причастие; совершенные обряды придавали ему силы весь оставшийся день. Позже, в свое время, Алистер совершит над ним Последнее причастие, а дальше будет покой. Он с радостью встретит успокоение от этой жизни, которую его вынуждали вести.

Вздохнув, он оглядел часовню. Темноту разгоняли только лампада и единственная тонкая восковая свеча на маленьком столике посреди комнаты. Когда слуги закончили генеральную уборку, Эвайн и Рис убрали все, кроме тяжелого алтаря у восточной стены и толстого келдишского ковра, который прикрывал плиты перед алтарем. Ковер они сдвинули в центр комнаты, принесли еще один, меньшего размера, и положили В северо-восточном углу часовни. Затем Йорам скрылся в проеме слева от алтаря, спустя мгновение отверстие в стене исчезло. Эвайн, Алистер и Джебедия продолжали приготовления.

Теперь в самых важных точках комнаты стояли свечи под золотым, красным, голубым и зеленым абажурами, похожие на те, что горели во время ритуала посвящения Синила.

Покровы на алтаре были заменены новыми, свечи тоже. Все совершалось в едином размеренном ритме. От женщины, епископа и рыцаря Ордена святого Михаила как будто исходила благодать, и Синил, наблюдавший из-за дверей, почувствовал, как она коснулась его.

Мимо прошел Джебедия, и король отметил перемены в его облике: начищенная кольчуга позвякивала при каждом шаге, белый пояс рыцаря четко выделялся на темно-синем фоне мантии Ордена, надетой поверх доспехов. Старый воин нес меч Синила, вокруг драгоценных ножен был свернут парадный пояс, тоже сверкавший дорогими камнями.

Джебедия почтительно поклонился королю, но не замедлил шага. Он пересек часовню, поклонился перед алтарем, затем, преклонив колено, передал меч в протянутые руки Алистера. Алистер поклонился с мечом, положил его на алтарь, зажег от лампады тонкую восковую свечку, а от нее зажег свечи на алтаре. Затем опустился на колени на ступеньках алтаря и склонил седую голову в молитве.

Джебедия еще раз поклонился, поднявшись с колен, и затем покинул часовню так же стремительно, как и вошел в нее. Когда рыцарь скрылся за дверью, Синил остро ощутил горечь утраты. Он знал, что больше никогда не увидит Джебедия.

Послышались тихие звуки – звяканье металла по стеклу. В центре комнаты Эвайн раскладывала на столе ритуальные предметы: кадильницу, тонкий серебряный кинжал, который Синил, кажется, видел несколько раз у нее на поясе. Пламя свечи отражалось в лезвии яркими бликами.

Под столом, скрытые от Синила белой скатертью, спускавшейся до самого пола, лежали лекарская сумка Риса, две серьги из скрученной золотой проволоки, не подходящие в пару, и три небольших листа пергамента.

Король написал их собственноручно сегодня днем, это была его последняя воля, обращенная к наследникам. Слов было немного. Кроме самой жизни, ему нечего было оставить сыновьям. И все же, кровь от крови его и плоть от плоти его, они получат в наследство и нечто большее.

Движение слева от него, в тени, привлекло Синила, он снова удивился, обнаружив в стене проем, которого не было секунду назад. Риса и Йорама осветило сияние бледного огненного с зеленым отливом шара, который медленно плыл над головой Риса. Они прошли в часовню, и Йорам мягко опустил на ковер маленький, завернутый в меха комочек.

Изуродованная нога, выглядывавшая наружу, указывала, что это Джаван.

Спящего Элроя Рис уложил возле маленького стола, развернул меховое покрывало, в которое был закутан ребенок, и отдал Йораму. Тот снова исчез в стене, однако на этот раз проем не закрылся за ним. Рис возложил руки на лоб Элроя и закрыл глаза, а Эвайн достала из-под стола лекарскую сумку.

Теперь Синил должен был подойти. Пересекая комнату и расстегивая на ходу застежку, удерживавшую в ухе серьгу с огромным рубином, он неотрывно следил, как Целитель натирает мочку правого уха наследника чем-то с резким запахом. Он чихнул, опускаясь на колени рядом с сыном. Король, как зачарованный, смотрел на блестящую иглу, пронзившую бледную мочку уха. Никакой реакции на происходящее не отразилось на лице мальчика. Целитель вынул иглу и вытер выступившие капельки крови. Затем Рис протянул руку за камнем.

Когда много лет назад Рис и Камбер вручили рубин Синилу, они назвали его Глазом цыгана. Он был отсечен от камня, упавшего с небес в день Рождества. Как говорила легенда, волхвы-мудрецы с востока, которые знали, что это камень царей, принесли его младенцу Иисусу.

Еще одна утрата, подумал Синил, снимая рубин, он никогда не расставался с ним все эти годы. Это был один из ключей к могуществу, которым дерини наделили его той ночью много лет назад. Глядя на то, как Рис надевает серьгу сыну, Синил верил, что камень будет защищать мальчика так же, как защищал его.