Застрахуй мою любовь

– Но так не было всегда, верно?

– Конечно, я не мог позволить себе взять на работу кондитеров, поэтому моя мама пекла пироги, которые оказывались на витрине. Мы продавали даже блины. И, конечно, было мороженое. Когда людей стало приходить больше, бюджет увеличивался и, позже, мы смогли взять кондитеров, расширить ассортимент и увеличиться до состояния сети кафе.

– Скажите, а кому вы оставите ваш бизнес? Я читала, что у вас нет детей. Неужели не жалко оставлять всё государству?

Джэйсон смотрел на неё, недоумевая, и прикрыв рукой микрофон, сказал:

– Таша, вас ведь так зовут? А вы о чём меня вообще спрашиваете? Какого чёрта вы меня хороните?

– Нет, нет, вы неправильно поняли. – Замахала она руками, будто отмахиваясь от его мыслей. – Я не желаю вам смерти, я просто говорю о том, а смотрели ли вы в будущее?

– Нет. – Буркнул он. – Не думал о том, чтобы помереть.

– Но у вас нет детей, а смертность мужчин, по статистике, с каждым годом увеличивается и именно в среднем возрасте.

– Вы нормальная? – Он нахмурил брови, слушая её.

– Я журналистка и я беру у вас интервью.

– Нет, Таша, вы не журналистка, вы не берёте у меня интервью, вы меня хороните. Хотите знать о моей личной жизни? Спросите прямо!

– Вы одинок?

– В каком смысле?

– Но вы не женаты, у вас нет детей…

– Что за бич такой, дети, жена? Это, что, обязанность каждого человека?

– Нет, но будь у меня такой бизнес, я бы задумалась.

– У вас нет такого бизнеса, именно потому, что мысли всех женщин лишь о том, как бы выйти замуж и скорее родить в детородном возрасте, а не о том, как бы создать бизнес и не работать на дядю.

– Что? – Она прикрыла диктофон рукой. – Да вы ничего не знаете о женщинах! У вас пещерное представление!

– Джэйсон убрал её руку с диктофона и, приблизившись к столу, сказал:

– Вы, вот вы не хотите замуж?

– Это я беру у вас интервью, а не вы у меня!

– Я понял. Вы спрашивали, намекая на себя.

– Что? – Она выпучила на него свои зелёные глаза, которые сверкнули на фоне огненно рыжих кудряшек, вкруг её лица. – Да я вас не знаю даже!

– Да, конечно. – Он улыбнулся и махнул рукой в её сторону. – Вам и не надо знать, вы всё знаете о моём бизнесе.

– Вы хотите сказать я продажная?

– Это уже вы сказали, не я.

– Знаете что, Джэмс Ович! Вы хам, наглец и ничего не понимаете в женщинах, а ещё вы совершенно не умеете общаться с ними.

Она встала из-за стола, схватила диктофон и бросила его в сумочку незамедлительно направилась к выходу.

– А вы оплатили ваш заказ? – Раздался его голос у неё за спиной.

Она обернулась на него, сверкая от раздражения глазами и подошла к столику, поставив на него сумку, стала искать кошелёк.

– Не переживайте Таша, я не обеднею оттого, что вы не оплатите.

– Мне это передать всем нашим читателям в своей статье? Большими буквами: «Приходите все! Джэймс  Ович не обеднеет, простив всем их заказ!»

Джэйсон встал из-за стола и, закрыв ей сумку, в которой была её рука, хотел что-то сказать, как она закричала, что ей больно.

– Простите, не заметил вашей руки.

– О вас выйдет статья и вам не поздоровится!

– Это угроза? – Смотрел он на неё уходящую и как от яростной походки, её рыжие волосы летали то вправо, то влево.

– Это факт мистер Ович! – и выдернув сумку из его руки, ещё более спешно направилась к выходу.

Она, хлопнув дверью, вышла на улицу, а за ней раздался звоночек оповещения.

Он смотрел из-за стеклянных витрин, как она идёт по тротуару, садится в непримечательный, старенький автомобиль и громко хлопает дверью.

– Боже! У неё же краска на машине осыпется… – засмеялся он. – Журналистка…

Он оглянулся и увидел, что все посетители в зале смотрят на него, отчего, ему стало неловко и он, попрощавшись кивком головы, всё же решил отправиться по делам, как намечал.

Сев в свой автомобиль новой модели, который блестел на солнце, как пол в Букенгемском дворце, Джэйсон вдруг заметил, что его машина, оказалась, припёрта другой иномаркой. Он вышел из машины посмотреть, не оставил ли владелец номер телефона, для того чтобы с ним можно было связаться. Но на лобовом стекле ничего не было. Джэймс долго не думая, пнул машину по колесу, отчего та стала истошно подавать звуковой сигнал. Она пищала, громко, не переставая, но никто так и не появился в течение всего времени, пока машина звала на помощь.

– Да что за день такой? – Возмутился он, глядя по сторонам, будто высматривал, не приближается ли ещё какая-нибудь беда?!

Но  вокруг, никто не бежал к нему или даже в его направлении, никто не пытался спасти свою машину или хотя бы припарковать её в другое место. Поняв, что ждать человека, как и чуда, неоткуда, он сел в машину, достал свой мобильный телефон и позвонил старому знакомому, которого звали Джон.

Откровенно говоря, можно было бы сказать, что они были друзьями, если бы не тот факт, что их пути практически, разошлись, когда Джон женился.

Он оставил свою холостяцкую жизнь в тот момент, когда повстречал девушку «своей мечты». Это была светловолосая девушка по имени Габи, у которой были польские корни, и немного венгерской крови, но главное, в ней, пожалуй, была, всё же, душа, она была по-русски весёлой.

Габи, за пять лет их совместной жизни с Джоном, родила ему троих детей. Все трое – мальчишки, рождённые в любви и по обоюдному желанию. У них был счастливый брак. Джон не снимал кольца с безымянного пальца. На его рабочем месте стояла фотография, где они всё вместе. В его телефоне Габи записана, как «любимая жена», а все праздники и ужины они проводили только вместе.

Джон, высокий мужчина, тридцати семи лет, которому на вид, не зная его, можно было бы дать года тридцать четыре. Широкоплечий, статный, в очках, при зрении минус три, но он не создавал впечатление «ботаника» или «зубрилы». Он скорее похож на выдержанного аристократа наших дней, который никогда не матерится и выпивает, лишь по праздникам, немного бурбона.

– Алло. Джон?

На другом конце провода послушался бархатистый, низкий голос мужчины. Это был голос Джона.

– Извини, но я не могу подъехать. Меня какая-то машина припёрла, а никакого номера для связи не оставили, не знаю, как быть. Может, ты подъедешь ко мне? Я на месте сейчас.

Из трубки послышался всё такой же воодушевлённый голос собеседника, который явно был рад звонку и охотно согласился, сказав, что сможет подъехать в течение часа.

Через час они уже болтали о жизни:

– Как ты? – спросил Джэйсон.

– Хорошо. – Джон улыбнулся и, отпив, полюбившийся ему после свадьбы, зелёный чай. – Младший сын учится ходить. Старается разговаривать. Средний уже скоро пойдёт в школу, Габи возит его через день на занятия в подготовительный центр, чтобы сдать экзамены в хорошую школу. А старший сын перешёл уже в третий класс, он хорошист. Скоро пойдёт – в четвёртый и, надеюсь, своих позиций по учёбе не сдаст. Габи вызывали на прошлой неделе в школу, он подрался с мальчишкой каким-то, но я сказал, что он был прав.

– Правда, прав, или отцовская любовь?

– Не знаю, Джэйсон. Наверное, и то, и то. Я мог бы найти оправдание и ему, и этому мальчишке, но ведь мой сын, именно он. – Он посмотрел, немного виновато, в окно, будто не был справедлив, как того следовало и переведя взгляд  на Джэйсона, будто вспомнил его вопрос.– А Габи хорошо…

– У вас что-то случилось?

– Нет. – Замотал он головой. – Всё прекрасно. Я очень её люблю. Ты знаешь об этом.

– Да. Если она заставила тебя выпасть из жизни на столько лет и ты до сих пор не можешь оклематься, то явно здесь или любовь замешана, или колдовство. – Джэйсон засмеялся, сказав это.

– А сколько ты хотел, чтобы я гулял? Все эти женщины, выпивка, ночи без сна хороши, но не до бесконечности. Приходит время, когда нужно остановиться и сделать выбор. Ты. Вот ты! Ты его сделал. Ты захотел жить в удовольствие. Но ты доволен?

Джэйсон заулыбался совершенно другой улыбкой: