Sabbatum. Химеры

- Я говорил с Куртом. Он все объяснил. Прости меня. – Говорит, как рубит. Видно, что до сих пор ревнует и злится.

- Хорошо. Я прощаю. – Отвечаю, копируя его прохладный сдержанный тон, рассматривая конфеты в своих руках, будто они интересуют меня больше всего сейчас. – Это всё?

Я поднимаю глаза и вижу замешательство на лице Рэя.

- Можно войти к тебе?

- Зачем?

Он явно не ожидал, что разговор возьмет такой оборот, и чувствовал себя неуютно в коридоре, смотря то на меня, то на блестящие конфетки в моих ладонях, которые я нервно перекатывала из руки в руку.

- Ты обижена на меня, понимаю. Я правда сожалею, что приревновал тебя к Курту. Просто ты сидела на нем и твои волосы свисали так, что в первое мгновение подумал, что вы… целуетесь. Вы еще хихикали, и фраза Курта про меня… Короче, я не ожидал увидеть такое и не знал, что думать.

Он мнется у входа, стараясь не смотреть на меня и не зная, куда деть руки: то на пояс положит, то проведет пальцем по губам, то начинает тереть шею в замешательстве. Это больно видеть, но я продолжаю гнуть свое:

- Всё в порядке. Я не обижаюсь на такие пустяки. К тому же я - Химера, сам знаешь, как мы относимся к флирту. Я бы не стала устраивать ревностные сцены, если бы ты целовался с кем-нибудь.

А сама вспоминаю Деннард, висящую на Рэе и целующуюся с ним. Реальный же Оденкирк стоит, будто его водой окатили. Ну вот! Кажется, моя цель достигнута.

- Ладно, Рэй. Я устала, прогулка вымотала меня, я бы хотела пораньше лечь спать.

И пока он ничего не понял, начинаю притворять за ним дверь. Неожиданно что-то с тяжелым звуком ударяется об нее и мешает захлопнуть перед его носом. Я прослеживаю взглядом и вижу ногу Рэя в проеме. Подняв глаза, встречаюсь с яростным тяжелым взором темно-серых глаз: любимый не просто зол – он взбешен, что еле себя контролирует. Его магия в крови начинает гудеть, как в высоковольтных проводах, того и гляди сорвется и разнесет всё вокруг.

- Где ты была?

- Что?

- Где ты была? – Он чеканит каждое слово, я же пугаюсь до чертиков.

- Гуляла…

Он опускает взгляд на мои руки, где все еще блестят серебряные шарики конфет в ладони.

- Это же бельгийские конфеты? Да? Лучший шоколад в мире… Я их узнаю. У нас такие достать невозможно.

Тут до меня доходит к чему он ведет. Ах, вот оно что! Ну ладно.

- Не знаю, еще не пробовала. Возможно и лучший шоколад. Курту они нравятся.

Он кивает, будто услышал подтверждение своим мыслям и убирает ногу. Теперь во взгляде читается боль и брезгливость, что я оказалась настоящей Химерой.

- Спокойной ночи, Мелани. – То, каким тоном он произнес это, можно зачитывать сметный приговор или же приказывать к расстрелу. Не в силах ответить, киваю и закрываю за ним дверь.

Всё. Можно умирать от разрыва сердца. Я разжимаю ладонь, и подтаявшие конфеты от тепла моей руки глухой дробью падают и катятся по полу. И снова слезы. Сил хватает лишь дойти до кровати и сесть, спрятав лицо в ладонях. Боже! Что я сделала? Что натворила? Будь проклята со своей холодностью! Будь прокляты эти чертовы конфеты! Будь проклят весь Саббат с Куртом во главе! Ну почему нельзя любить и быть счастливой? Почему я должна страдать и мучиться, выбирая между любимым человеком и сестрой? Ну почему нельзя иметь все сразу? Я многого прошу? Я просто хочу жить, любить и быть любимой! Я хочу этого же и Варе, и ее ребенку!

Я хватаюсь за живот, будто меня туда ударили, задыхаясь в рыданиях. В этот момент дверь со стуком распахивается и в комнату врывается Оденкирк:

- Я не позволю из себя дурака делать! Мне нужны объяснения, черт возьми!

И тут же замолкает, увидев меня, сидящую в слезах с рассыпавшимися конфетами вокруг. А мне уже все равно. Сейчас я не способна лгать и притворяться – сломалась, дала трещину где-то внутри прямо по сердцу. Я могу только смотреть на него, как на своего палача; в отличие от Виктора я его не боюсь и готова принять любое, что ему в голову взбредёт.

- Ты плачешь? Почему ты плачешь? – Он явно обескуражен моим поведением. – Объясни, что происходит?

Я устало жму плечами, пусть сам додумывает – у него это отлично получается. Рэйнольд начинает расхаживать взад и вперед, положив руки на пояс и глядя себе под ноги:

- Ты сегодня с утра была такая… такая… А затем я вижу, как ты флиртуешь с Куртом и пропадаешь где-то! Собственно, как и он. Являешься под конец ужина, ведешь себя, как будто мы незнакомы, но с удовольствием разговариваешь с Ганном… И эти чертовы конфеты! – Он выплескивает ярость в магию, и конфеты, будто бильярдные шары от удара кием, разлетаются по углам комнаты. – А сейчас ты сидишь и плачешь до боли в животе!

Он останавливается и в задумчивости трет губы, а в глазах читается мука и… испуг?

- Ты любишь меня? Ведь ты не сказала сегодня это. Мел, ты любишь меня?

Он смотрит на меня, ожидая приговора. Я же не могу сказать, что люблю, но и не могу соврать – это выше моих сил.

- Зачем это тебе? – Я шепчу, чувствуя, как слезы снова текут по щекам. – Оставь меня, Рэй. Оставь в покое, пожалуйста… Умоляю тебя… Не надо.

- Ты любишь меня? – Его голос уже не требователен, он тих, дрожит с нотками мольбы в ответ. Мне кажется, что Рэй сам готов заплакать, судя по тому, как судорожно сглатывает и закусывает губу. Оденкирк напуган своими чувствами ко мне. Я же в его глазах чудовище, Химера, пытающая его.

- Пожалуйста…

Я делаю слабую попытку отгородиться, но Рэй стремительно подходит, больно хватает за плечо, поднимает и стискивает, впиваясь в губы. Всё. Сдаюсь. Не могу. Прости меня. Знаю, что нам же хуже будет потом, но сейчас это ад на земле - отрекаться от любимого.

Я вцепляюсь в него, запуская свои пальцы в его волосы. Поцелуй болезненный, так как мы постоянно в порыве страсти задеваем зубами губы, случайно царапаемся, желая быть еще ближе, со всей силы сжимаем друг друга в объятиях до боли в ребрах. На мгновение перед глазами вспыхивает трепещущая красная подкладка моего плаща. Но теперь этот цвет не пугает предстоящей болью, он словно разгорается жаром в крови.

Я чувствую, как Рэй лихорадочно расстёгивает на мне кофту, при этом боясь хоть на миг оторваться от поцелуя или отойти на миллиметр от меня, затем снимает с себя пиджак, и я слышу глухое падение ткани на пол. За пиджаком срывается его рубашка, и тоже с шелестом оказывается на полу.

- Остановись, Рэй… Нельзя… Правила же! - Шепчу на выдохе, чувствуя его горячее дыхание на своей шее.

- К черту правила!

Объятия Рэя настоящий огонь – жаркие, всеобъемлющие. Тело мускулистое, крепкое, гладкое с нежной кожей на груди и редкими жесткими завитками волос на паху. Он подхватывает меня и кладет на кровать, беспрестанно целуя и лаская своими горячими руками. И я теряюсь. Забываюсь обо всем. Как и он. В конце концов, даже приговоренным к смерти дают право на последнее желание. Мое желание – это он. И кто будет меня обвинять в этом? Завтра – это будущее, а я хочу настоящее, в котором у меня есть возможность отдать частичку своей любви Рэю. Как и он мне. Пускай не помнит. Но ведь любит! Его чувства никакой Морган не в силах стереть. А я глупая - только себя мучаю и его. Да простит меня Бог за это.

***

Ее шрамы самое дорогое увечье, самое ценное уродство идеального тела. Я их обожаю. Постоянно пытаюсь стереть лаской и поцелуями. Знаю, что моя вина в том, что они страшными бороздами проходят по ее ребрам, чуть заходя на живот, но если бы не было их - ее не было бы со мной. Странный вывод, странная причина любить и целовать их.