Возвращение

— Извини. Я думала, у тебя все в порядке с юмором. Ты же понимаешь, что все это бред?

— Бред?! Шестеро головорезов, которых ты вырубила голыми руками! Семеро остальных, которых ты филигранно зацепила одной очередью, по пуле на человека! Вот где бред!

— А это как раз не бред. Повезло.

— А автомат Витька?

— Осечка.

— А почему, собственно, Витек? Как ты узнала, что именно он сдал периметр?

— Методом исключения. И так по всем пунктам. А если и дальше будем болтать про нечистую силу, то в спецлаборатории, на «анализы», потащат не только меня, но и вас. В целях максимального полного изучения поведения бойца спецназа в экстремальных условиях.

— Да. Я понял тебя. Отряд! Слушай приказ! Детали проведения операции не подлежат разглашению! Действовал спецназ! Успех операции обусловлен профессионализмом бойцов и удачным стечением обстоятельств. Всех, интересующихся нечистой силой вообще, и персонажами Киплинга в частности, отправлять к товарищу Кащенко, пешим маршрутом. Вопросы есть? Нет. Разойдись!

… — Так вот, Елена Александровна, мы не можем, никак не можем разбрасываться такими везучими кадрами. Да-с…

— Я вас слушаю, товарищ генерал.

— Э-э-э, спасибо, так сказать, за внимание, товарищ лейтенант. Так что я хотел сказать. У меня в отделе есть ряд вакантных должностей, которые я хотел бы вам предложить, на выбор.

— Я вся внимание, товарищ генерал.

— Должности-то обычные, согласно штатному расписанию. Но наше время — это время бонусов, так сказать, эксклюзивных предложений.

Лена напряглась, представив себе спектр подобных предложений, но, к ее облегчению, дальше последовал гладкий и хорошо выверенный монолог, которому позавидовал бы любой маркетоид. «Генерал тянет время. Ну и я тогда не буду его терять. Что тут еще есть интересного, на что стоит обратить внимание?» Лену не обучали прицельно науке дознания, поэтому оставалось только уповать на общую, а также новую, «особенную» наблюдательность. «Блокнот. Зачем он тут, на столе? Генерал и не дотронулся до него ни разу. Интересно было бы его полистать». Тут реальность как бы моргнула, Лена вошла в режим ускорения. В ее сознании развернулась картина того, с чем, как нашептывала «очевидность», неразрывно был связан, о чем думал автор заметок этого блокнота. «О-ох! Ничего себе! Это же заговор… И генерал — едва ли не главный его мозговой центр, если именно его блокнот так отчетливо впечатал в себя все детали… Нет, не детали, а именно общую картину, ее ключевые моменты». Наконец, Лена вывалилась из транса в обычный темп времени. «Сколько же времени прошло? На часы смотреть нельзя. Но генерал, кажется, и одно слово не успел закончить. Хорошо».

Наконец, генерал выдохся.

— Ну, что вы скажете, Елена Александровна, в свете обрисованной вам, так сказать, перспективы?

— «Ну что дурачится-то, коверкает язык?» — подумала Лена. — Предложение интересное, но, как бы банально это ни звучало, я должна подумать. Если вы, товарищ генерал, считаете меня способной на принятие серьезных, ответственных решений, то не можете не признать такой мой ответ вполне естественным.

— Да, конечно, иного я и не ожидал, думайте, но недолго.

— Разрешите идти?

— Идите. — Генерал хмыкнул, опомнившись. — Ах, ну что вы, в самом деле, как в казарме… Конечно, идите, с Богом, товарищ лейтенант!

Как только за Леной закрылась дверь, генерал обернулся к стене.

— Люся, ты где там? Заснула?

Послышался легкий шорох, и в кабинет вошла женщина. Не молодая и не очень пожилая, скорее в последней фазе своей молодости. Не дурнушка и не красавица. Хотя, ее можно было бы назвать привлекательной, если бы не прямой, чуть крупноватый для модельного стандарта нос, добавлявший лицу толику непримиримой решительности; голодный, слегка прикрытый маской бесстрастия взгляд, как будто алчущий чего-то важного, на грани ломки, взгляд, одновременно и пронизывающий насквозь, и отсутствующий; осанка скорее хищная, чем сутулая; плотно сжатые губы, но не в показной значительности, как у ее начальника, а в ежеминутной готовности выпить то, чего так жаждал взгляд; нет, не крови, — фу, как банально, — а самой жизни, всего существа того несчастного, кого он выхватывал из толпы. Но «несчастный» редко имел возможность оценить выказываемый к нему таким образом интерес. Ни обычный человек, ни тренированный разведчик равно не могли задержать свое внимание на этой женщине, соскальзывая с нее взглядом, как с ничем не примечательного узора обоев на стене или мухи на потолке. Если что — никаких примет, никаких показаний. Как и не было человека рядом. Такая вот она, Людмила «Миледи» Карлова, психолог-гипнотизер, соратник, подельник и самое секретное оружие генерала Плещеева.

Подвизалась же миледи Чертановского, если можно так выразиться, «уезда», на ниве трафика живого товара через Украину в Турцию. Пользуясь своим даром внушения, зацеплялась языком с какой-нибудь девушкой на улице, заговаривала и аккуратно доводила до легкового автомобиля. «Все должно быть достоверно!» — взывал киногерой. Оно и было. Две подружки, мило беседуя, прогуливаются до автомобиля, в который одна из них и садится, без малейшего принуждения (где ей немедленно вкалывают парализующий яд). А другая, улыбаясь, машет ей ручкой, мол, «до свиданья, дорогая, завтра созвонимся». Но и такой достоверности было бы мало для операций подобной дерзости, ведь когда ясно, что человек пропал, начинают искать и находить свидетелей. А вот тут-то и вступал в силу второй дар «миледи», отвод глаз. Никто и никогда не мог припомнить ее в компании пропавшей девушки, а если и припоминал, то не мог сообщить никаких примет. А мест без камер наблюдения в Москве пока хватало. Все бы так и продолжалось, вплоть до счастливой эмиграции на Канары, если бы на нее не вышел, по своим криминальным каналам, генерал Плещеев. Некоторое время ушло на то, чтобы понять, что на генерала «эти штучки» не действуют, и «психогенно» им манипулировать не получится. Что ж, остаются и традиционные, проверенные средства манипулирования начальника секретаршей. А то, что с подводной лодки им обоим теперь не сбежать, придется принять как данность и, в конце концов, превратить эту лодку в рай для двоих, доведя все планы до успешного завершения. Единственное, что могла себе позволить «миледи», так это избегать чрезмерного знания адресов, паролей и явок, которые могли утяжелить ее личный балласт, если подводная лодка все-таки пойдет ко дну.

— Арик (оперативный в свое время псевдоним, а ныне дружеское «погоняло» маститого генерала, обыгрывавшее вариации имен Германий-Арминий/Герман-Арман(д)), эта сучка опасна. Я даже не могу сказать, насколько, ведь я… Не поверишь, но я не смогла ее «прочитать»! Она закрыта для моих методов. Даже Сазонов, этот официальный гадальщик твоей конторы, дает хотя бы небольшой засвет. А у этой как матовым стеклом все мозги закрыты. В общем, с учетом того, что уже о ней известно, я бы отнеслась к ней как к самому опасному противнику из всех, с кем мы имели дело до сих пор. Даже этот хакер-отморозок, Степан…

— Живучий?

— … да, он. С ним ведь мы облажались именно потому, что недооценили его. Ничего же не знали о его боевых навыках. И эта стерва, курировавшая его, явно гнала дезу. Иначе его бы убрали первым, в теплой постельке.

Карлова не стала уточнять, что именно ее нежелание влезать в подробности операций ее начальника помогло провалу со Степаном Живучим. Если бы она полистала отчеты его куратора, а, еще лучше, съездила бы и побродила по объекту, то сразу же поняла бы, что худенький мальчонка-программист — вовсе не тот, за кого себя выдает. Это, — пусть и недоученный, но прирожденный убийца-диверсант с навыком работы под прикрытием. Но и то хорошо, что другие подчиненные генерала вовремя заметили, в какую сторону продвигается анализ социально-политических данных группой, в которую входил Живучий. Еще немного, и вся тщательно выстраиваемая команда, а также и вся ее деятельность по смене власти в отдельно взятой стране могли полететь под откос…