Страница 65 из 66
— Этот осколок, — на экране вспыхнул один из элементов схемы, — в основе — ядро планеты. Самая массивная часть, и самая горячая. Пересечёт орбиту Марса через четыре с половиной месяца. И так уж случилось, что именно в этой точке будет находиться наша планета…
Я снова закрыл глаза, стараясь усилием воли выключить эмоции.
— Что… что вы… что мы можем сделать? — спросил я, понимая, что не очень хочу слышать ответ.
— Есть небольшой шанс, — ответила Камелия, — что серия фокусированных термоядерных взрывов у поверхности объекта могут привести к достаточной корректировке орбиты.
— С вероятностью около пятнадцати процентов, — вмешался Леопард, по нашим данным, — и это в любом случае только даст отсрочку на полтора года. Осколок вернётся к Марсу.
— За это время мы сможем построить еще некоторое количество зарядов, — заметил один из членов совета; я не запомнил его имени.
— Если переживём первое сближение, — ответил Барс.
— И в любом случае это всё не будет иметь никакого смысла, — заключила Камелия, — если к тому времени явятся эти… считыватели…
— Самое главное, что все присутствующие понимают, — продолжал Леопард, — у нас ресурсы ограничены. Мы можем их потратить или на попытки сдвинуть бывшее ядро Фаэтона, или…
Присутствующие, в том числе и я, затаили дыхание.
— Или мы можем успеть построить первый в истории межзвездный корабль, — спокойно закончил председатель.
В помещении повисло напряженное молчание. Было очевидно, что новость о такой возможности была сюрпризом для большинства из присутствующих.
— Конечно, решения потребуются очень нестандартные, — продолжал председатель.
— Посмотрите на этот осколок, — вмешался Барс; один из осколков на схеме засветился синим, — это часть бывшего океана. Гравитация материи нейтронной звезды придала воде ускорение, отличное от более вязкой мантии. Сработала как сепаратор. Перед нами — несколько квадратных километров океанской воды. Почти неограниченные ресурсы по кислороду. Больше того — в толще льда остались значительные биоресурсы, которые можно использовать.
— Как вы собираетесь двигать эту махину? — оправившись от первого шока, спросил еще один из членов совета, Барсук, самый молодой из присутствующих.
— Гравитационный буксир, на нём — очень большие плазменные движки. Самые большие, которые мы успеем построить, — ответил Барс, — и, конечно же, генераторы поля стазиса, технологию которого мы получили благодаря Грише.
— Умно, — ответил Барсук, — получается, это даже не будет корабль поколений, как я подумал?
— Нет, — покачал головой Барс, — конечно, нет. Для пассажиров путешествие продлится всего несколько лет. И они будут надежно защищены.
— Подождите, — снова вмешался член совета, имени которого я не запомнил, — я тут прикинул… у нас не хватит ресурсов, чтобы перевезти два с половиной миллиарда. Просто не успеем построить столько средств вывода на орбиту… и объем корабля… даже если по кубометру на человека. Мы не укладываемся! Никак.
— Вы верно посчитали, — спокойно заметил Леопард, — мы не сможем спасти всех. Поэтому будем спасать только детей.
В помещении повисло тягостное молчание. Присутствующие переглядывались, но не решались нарушить тишину.
Член совета (надо будет всё-таки спросить его имя, хотя бы для истории) что-то считал на планшете.
— На Марсе около четырехсот миллионов детей… рождаемость падала последние двадцать лет… — бормотал он, — четыре тысячи стартов в день… потом увеличиваем до четырёхсот тысяч… создать орбитальные концентраторы, чтобы сократить время оборота — главное ведь вывести всех в космос… Да, мы успеваем! — сказал он громко, обращаясь ко всем, — если начать немедленно — мы успеем спасти всех детей!
— И наше культурное наследие. Наши ценности. Нашу систему воспитания, — добавил Леопард, — коллеги, этот план уже рассчитан. И полностью готов к исполнению.
— Останутся ли ресурсы, чтобы спасти выживших фаэтонцев? — спросила Камелия, — для этого не нужно много. Мы знаем, что на их дальних поселениях тоже есть дети. Мы можем хотя бы предложить…
— Мы никогда не были сторонниками геноцида, — ответил Леопард, — попробуем спасти тех, кого сможем.
Следующие несколько недель прошли как в тумане. Помогая марсианам, я в полной мере использовал свои возможности. Помогал обсчитывать ключевые моменты всей операции по спасению детей. Максимально экономил время и ресурсы.
Их общество оказалось удивительно сплоченным. Никто не секретил информацию о будущей катастрофе. Все понимали, что ждёт — и работали как проклятые, чтобы спасти детей.
Возможно ли было такое на Земле? Мне не хотелось об этом думать. Но почему-то я был уверен: нет, невозможно. Мы слишком разобщены, слишком эгоистичны. Конечно, кто-то бы спасся. Но точно не все дети планеты.
Я долго размышлял об этом. Пытался решить — означает ли это, что мы хуже? И понял, что на этот вопрос нет однозначного ответа. Мы всё-таки никогда не были настолько развиты. Нам никогда не угрожал мощный внешний враг…
Когда я ходил по улицам, то старался не поднимать взгляд. Потому что на каждом шагу были сцены, способные запасть в душу навечно, и рвать изнутри ещё долгие годы. Родители, едва сдерживающие слёзы. Катающие своих детей на каруселях, радостный смех — это чтобы они запомнили только самое лучше. Чтобы почувствовали напоследок, как сильно их любят…
Кай старался быть рядом, помогал мне. Первое время он часто пропадал в храме Ареса. А потом перестал туда ходить — уж не знаю, почему: то ли нашёл все ответы, то ли потерял веру. Зато он больше времени стал проводить со своей матерью, что не могло меня не радовать.
В тот момент, когда проектная модель будущего звездолёта была окончательно готова и проложен курс к звезде, у которой, по данным астрономов, был наибольший шанс обнаружить пригодную для жизни планету в поясе Златовласки, я, наконец, решил, что пора действовать.
Конечно же, к тому времени у меня созрел план.
Мне было очень жаль марсиан, и я выбивался из сил, чтобы помочь им — но всё-таки это была не моя трагедия. Мой мир остался там, в невообразимой дали будущего. Мои родители ждали меня. Я сходил с ума, когда представлял себе, как они встречают неведомую угрозу с неба — а меня нет рядом…
И Катя…
Да, конечно, она профессионал. Поэтому не спала со мной — из принципа. Но про себя я поклялся, что это изменится. Как только мы снова увидимся.
Шанс на встречу нам подарили фаэтонские технологии. Точнее, не совсем фаэтонские. Поле стазиса они получили, изучая свойства генератора пятимерных переходов.
Я долго колебался — имею ли я моральное право отвлекать драгоценные ресурсы умирающего мира на реализацию своего плана. Но в конце концов решил, что такое право у меня есть. Своей работой я сэкономил им гораздо больше, чем собирался забрать.
Решение, которое мне нужно, мог принять только председатель Совета.
Поэтому — когда решил, что пришло время — я попросил о встрече через Камелию. И пригласил на встречу Кая.
Встречу долго не могли согласовать и я прекрасно понимал почему. Однако, продолжал настаивать.
Наконец, как-то вечером Камелия позвонила, и сообщила, что встреча назначена через час, в одном из залов столичного космопорта.
Кая я позвал с собой. К счастью, он по военной привычке продолжал меня слушаться, и не задавал лишних вопросов.
Председатель сильно сдал за эту неделю: карие глаза ввалились, под ними — глубокие черные тени, зеленоватое от природы лицо посинело. Руки ощутимо подрагивали.
Мне даже стало немного совестно, но другого выхода просто не было. Я не мог потерять свой шанс вернуться домой.
— У нас минут десять, — начал он, — только из уважения к твоим реальным заслугам, пришелец из чужого будущего.
Раньше он никогда не называл меня так. Плохой знак. Но это не значит, что не надо пытаться.