Страница 28 из 66
Родителей поселили на охраняемой территории, в одном из коттеджей «Имеретинского», апарт-отеля, оставшегося после олимпийских игр четырнадцатого года. Катя подкинула меня до подъезда. Машина — новенький «Мерс» эс-класса — ждал нас с бесконтактным ключом на сиденье водителя прямо на парковке.
— Вылет рано утром, в шесть, — сказала она, не вылезая из-за руля, — занятия начнутся в десять. Мы попросили на час сместить программу, и нам пошли навстречу.
Катя кивнула мне и улыбнулась. Я захлопнул дверцу, и, не оглядываясь, направился к двери, на которую она указала.
Вот и момент истины. Или прямо сейчас меня попытаются ликвидировать, или я, наконец, увижу родителей.
Я не стал звонить или стучать, а просто надавил на ручку, и толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Вполне в духе мамы и папы.
Удивительно, но уже с порога я почувствовал, что тут пахнет домом. Мама готовила. Какая-то выпечка — пирожки, или ватрушки. Я сглотнул слюну: еда, которую предложили в самолете, конечно, была очень вкусной, но совершенно не насыщала.
Я разулся, скинул парку и толстовку. Потом ступил на толстый ковер в коридоре за прихожей.
Мама, улыбаясь, что-то рассказывала отцу, хлопоча возле духового шкафа. Тот кивал в такт, и улыбался в ответ. Потом мама обернулась к дверному проему. Увидела меня. Застыла, широко открыв глаза. Выронила перчатку-прихват, и молча побежала ко мне, пытаясь сдержать льющиеся сплошным потоком слезы.
Мы долго говорили на веранде, возле газовой горелки-обогревателя, закутавшись в плед. Пили чай, закусывали мамиными пирожками с яблочным повидлом.
Удивительно, но им рассказали почти все. Они знали и про мои особые способности, и про челнок, и про предстоящую миссию. Это было неожиданно. И, что уж там — приятно. По телефону мы такие вещи, конечно же, не обсуждали, и я был готов к долгому разговору, который не понадобился. Я даже начал сомневаться в своих подозрениях относительно Кати и ее организации. Разве так будут поступать те, кто принципиально не желает играть в открытую?
— Достала эта удаленка, конечно, — сетовала мама, — но так мы можем оставаться здесь, в Сочи. Очень любезно со стороны твоих новых работодателей перевезти нас сюда. Хоть я и вижу свой класс только по компьютеру, — она печально вздохнула, и сделала глоток чая.
— Мам, пап, — я, наконец, решился перейти к главному вопросу, — мне тут сказали кое-что. В общем, вы в любом случае мои самые родные и любимые люди на свете, хорошо? Но, все-таки… — я запнулся.
— Сын, ты о чем? — отец удивленно поднял бровь.
— Вы меня подобрали? — спросил я, тут же заметил нелепость формулировки вопроса, и поправился: — то есть, усыновили? Я приемный?
Теперь и мама округлила глаза; они с отцом растерянно переглянулись.
— С чего ты взял? — спросил папа, и развел руками, — кто тебе такое наговорил?
— Это не важно, — ответил я, и покачал головой, — так что… это так?
— Сынок, — мама вздохнула, — ты сейчас занят такими делами. Я понимаю, что приходится… — она махнула рукой, и вытерла появившуюся в глазу слезинку, — но не верь всякой чуши больше. Помнишь, чему я тебя учила? Ты хороший мальчишка. У тебя есть сердце. Всегда спрашивай его.
— Сын, мы тебя родили, как полагается, — твердо сказал отец, — ты — наш. И я сам следил в роддоме, чтобы тебя не перепутали, потому что мама очень этого боялась. Я был на родах.
— Мы очень долго тебя ждали, — продолжала мама, — двенадцать лет. У нас ничего не получалось целых двенадцать лет! — слезы все так же катились по ее щекам.
— Мы уже решились на ЭКО, — добавил отец, — а в то время это было, мягко говоря, совсем не дешево. Но мы нашли деньги. И записались на процедуру.
— Она была назначена сразу после новогодних праздников. Поэтому в тот новый год мы сидели без шампанского, — продолжала мама; когда родители рассказывали что-то, иногда возникало впечатление, что говорит один и тот же человек. Они просто подхватывали и развивали мысли друг друга, — и вот, числа пятого-шестого я поняла, что у меня задержка…
— Мы боялись поверить, — теперь глаза заблестели и у отца, — ты не представляешь сейчас, каково это…
— Так что, я надеюсь, ты сможешь достойно ответить тому, кто в следующий раз будет тебя сбивать с толку, — сказал мама, потом вздохнула, и помешала остывший чай в чашке, — хотя… перед твоим рождением действительно была одна странность.
Я встрепенулся, и затаил дыхание.
— Хотя… да, ерунда, в самом деле, — мама потёрла указательным пальцем висок, и махнула рукой, — и чай у нас остыл! Надо бы новую заварку сделать.
— Мам, — вмешался я, — что там было? Это может быть важно. Я серьезно.
Мама посмотрела на меня, вздохнула, но все-же продолжила:
— В одну из ночей, незадолго до того, как мы узнали главную новость, со мной кое-что случилось… — мама замолкла, подбирая слова, и тогда вмешался отец:
— Твоя мама ходила о сне, — сказал он, — и здорово меня напугала, должен сказать. Однажды ночью я проснулся, и не обнаружил ее в постели. Тогда я не слишком встревожился. Мало ли — не спалось, решила почитать, или воды попить. Но в доме было тихо. Я все-таки поднялся, и осмотрел квартиру. Можешь себе представить, что было, когда я ее не обнаружил?
— Я никогда не видела твоего отца таким испуганным, — снова заговорила мама, — мне кажется, у него даже седых волос после той ночи прибавилось. И хорошо, что он был рядом, когда я пришла в себя! Мне даже было почти не страшно, хотя это было… странно, наверное. Да, это было странно.
— Да уж, — согласился отец, и покивал головой, — прийти в себя в ночном лесу, в километре от дома.
— Это была наша старая однокомнатная квартира на отшибе, ты помнишь? — сказала мама, — мы переехали, когда тебе было три.
— Я помню, — кивнул я, — и что? Что там было — в лесу?
— Да ничего не было, — мама смущенно улыбнулась, и пожала плечами, — я пришла в себя оттого, что папа тряс меня за плечи. Сама в одной ночнушке, сапогах, и пуховике, который я даже не надела толком. Так, на плечи набросила. И было довольно прохладно — конец ноября все-таки.
— Я хотел обратиться к врачам, но мама настояла, что не стоит. Лишняя запись в личном деле могла помешать тебе делать карьеру военного, — отец тяжко вздохнул, — то есть, если бы ты захотел делать такую карьеру.
— Больше это никогда не повторялось, — сказала мама, сделала небольшую паузу, потом сказала: — так, а чай-то еще будем? У нас еще осталось варенье из грецкого ореха. Совершенно потрясающая вещь!
Больше мы к вопросу моего происхождения не возвращались. У нас итак хватало тем для обсуждения: новые закидоны чиновников по вопросу школьного образования, новые компьютерные методы моделирования жидких сред, которые внедряют в отцовской организации. Он у меня инженер. Я блеснул новыми знаниями, полученными во время подготовки. Родителям это было приятно, чего уж там.
8
Первоначальный план был существенно скорректирован. Или, если быть совсем точным — пошел ко всем чертям.
Катя разбудила нас в районе трех ночи. Долго извинялась перед мамой, но не дала мне даже зубы почистить. Мне кажется, еще немного — и она бы забрала меня в машину прямо в трусах.
В аэропорт мы домчались минуты за три. Наверно, если проверить по камерам для фиксации нарушений, мы установили рекорд города. По дороге, в своей обыкновенной манере, она ничего не объясняла.
И лишь когда мы уже были в воздухе, и набрали высоту, Катя, наконец, снизошла до разговора.
— У нас десять часов на разговоры. Самолет в этот раз тщательно проверили. Тут безопасно, — сказала она, — потом ты даже выспаться успеешь.
— Ого! — вырвалось у меня, — куда это мы?
— В Южно-Китайское море, — ответила Катя.
— О как. А точнее?
— На Хайнань. Это остров в Китае.
— Я в курсе. И что, ты решила так кардинально развеяться? Летим на курорт? Нормальный такой масштаб…