Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 9

Чем старше и взрослее становится ребенок, тем больше он в состоянии различать образ отца и представление о себе самом: отец состоит не только из плохих качеств, и хотя он исчез, но все еще любит меня (по-своему), а самое главное – все это не имеет ничего общего со мной, ребенком, это не моя вина. Однако такая дифференциация возможна только в рамках имеющегося общения, пусть даже – при наличии реальной опасности – с помощью таких вещей, как «сопровождаемое посещение» или «сопровождаемое общение». И наоборот, если односторонние «плохие» образы подвергаются вытеснению, то они не поддаются изменению. Напротив, чем больше вытесняются такие представления, тем – парадоксальным образом – выше риск бессознательной идентификации детей с ними. Существует только одна причина, по которой ребенка следует держать подальше от отца: если отец вследствие тяжелой психической патологии дает своему ребенку лишь ощущение того, что его отвергают, не желают или ненавидят. Но такое бывает очень и очень редко. Другими словами, даже несовершенных или вредных с педагогической точки зрения отцов – и таких же матерей – в определенных областях нельзя заменить на кого-то другого. Подобная попытка лишь отнимает у ребенка шанс на то, что такие проблемные влияния станут менее значимыми по мере его взросления. Если отношения между отцом и ребенком абсолютно невозможны (например, если отец пропал), остается только два пути: перепробовать все, чтобы начать сначала, а если не получится, «сохранить жизнь» отцу, а точнее – воспоминаниям о нем у ребенка с помощью историй из прошлого и (если возможно) фотографий и предоставить ребенку объяснение его отсутствия, позволяющее ему развить, по крайней мере, амбивалентный, т. е. состоящий как из отрицательных, так и из положительных сторон образ. Так из простого отсутствия может вырасти полезный рассказ – необходимое условие для надежного чувства идентичности.

Что делать, если дети угрожают отвержением или уже потеряны для отцов?

Печальная глава, выбранная мной в качестве эпилога. Дело в том, что для таких отцов вопрос, с которого я начал свою лекцию, – «Что мне следует изменить в будущем?» – кажется не имеющим смысла, потому что они чувствуют себя бессильными против матерей, а иногда и отвергающих их детей или судов. Она печальна и потому, что я мало что могу предложить, кроме слабого утешения: ваше мнение о том, что вы, отцы, важны для своих детей, было сегодня мною подтверждено. И мне не нужно рассказывать вам об имеющихся у общества возможностях – семейной терапии, консультировании по вопросам воспитания, медиации или повторном обращении в суд: по всей вероятности, вы через все это уже прошли.

Но, может быть, для некоторых из вас все-таки существует свет в конце туннеля – то, о чем вы, возможно, еще особо не задумывались, – и, следовательно, та область, в которой вы еще не использовали все возможности для инициирования изменений с вашей стороны: за эти годы я встречал много матерей, которые – более или менее активно – мешали, пытались свести к минимуму или даже запретить отношения своих детей с отцами. Практически все делали это по двум причинам:

♦ из-за расставания они пережили тяжелые эмоциональные травмы, были обижены как женщины, почувствовали себя брошенными на произвол судьбы как матери и из чувства гордости или самосохранения позволили своей ненависти расцвести пышным цветом;

♦ и (или) они слишком боятся потерять ребенка из-за отца – эмоционально или даже физически (в результате похищения).

Попробуйте, несмотря на, возможно, уже охватившую вас ненависть, взглянуть на историю вашего расставания с точки зрения бывшей жены, вникнуть в ее положение. Возможно, вы откроете для себя нечто, что могло бы успокоить ее или избавить от страха. Я знаю, что это требует эмоционального усилия от многих отцов, которые между тем сами пережили серьезную травму. Поэтому не стоит стесняться обратиться за помощью к консультанту. Бывает, что даже эта последняя попытка не помогает. Однако очень часто такое активное стремление помириться с женой оказывается гораздо более успешным, чем постоянная критика или борьба с ней как с (безответственной) матерью![18]

Глава 2. Новые формы семьи – между обострением кризиса, ограничением ущерба и открытием новых возможностей для развития

Примечание редактора немецкого издания: на ежегодной конференции Австрийской ассоциации консультантов по вопросам брака и семьи в 1999 году Г. Фигдор прочитал доклад под названием «Новые формы семьи – как в них живется детям»[19]. Первая часть доклада включена во введение к I части данной книги; вторая, немного переработанная в сравнении с публикациями часть составляет основу настоящей главы.

2.1. Нуклеарная семья и новые формы семьи

Изложенные мною в предыдущей главе соображения о значимости отца для психологического развития ребенка показывают, насколько важно матери или отцу попытаться найти способ обеспечить ребенку после своего расставания интенсивные отношения с обоими родителями, несмотря на все реальные и эмоциональные трудности. Они призваны укрепить профессиональных помощников семьи во мнении о том, что необходимо уделить первоочередное внимание продолжению совместного родительского воспитания – даже в том случае, если родители или один из них поручают консультанту поступить иначе[20].

Но что, если эта затея провалится? Что, если отец не готов выполнять свою роль в жизни ребенка? Что делать, если он пропал, его нельзя разыскать или же он неизвестен?

Я уже указывал во введении на то, что огромное значение триады «мать – отец – ребенок» для психологического развития ребенка может привести к следующему выводу: нуклеарная семья в любом случае предлагает детям наилучшие возможности для развития, поэтому ради детей следует избегать разводов (расставаний), – а это закончится сильным чувством вины у не справившихся с проблемами родителей и стигматизацией затронутых ими детей[21].

При ближайшем рассмотрении оказывается, что речь идет о, возможно, идеологически направленном ложном умозаключении по (как минимум) двум причинам:

♦ во-первых, тот факт, что ранние процессы внутренней триангуляции традиционно разворачиваются в рамках биологических отношений «мать – отец – ребенок», естественно, не означает, что для этого принципиально не подходят и другие констелляции отношений;





♦ во-вторых, такое ложное умозаключение указывает на понятийную неточность моих предыдущих мыслей. Говоря о стимулирующей развитие функции треугольных отношений, я по умолчанию имел в виду, в первую очередь, либидинозно окрашенные отношения. А именно – внутренняя триангуляция задерживается или нарушается не только при отсутствии или выпадении третьего объекта, но и при сильной агрессивной окраске внутренних отношений. Это касается не только отношения ребенка к своим объектам, но и в значительной степени – воспринимаемых ребенком отношений между объектами, т. е. между отцом и матерью в традиционной семье. Если ребенок не может опознать отношения между родителями именно в качестве любовных, ему приходится делать между ними выбор. И при каждом выборе он неизбежно вступает в антагонистическое противостояние с оставшимся третьим. Вместо возможной триангуляции объектных отношений каждое установление отношений с одной стороной означает отрицание отношений с другой стороной, любовь к одному ведет к потере («смерти») другого. Вместо освобождения из (всегда амбивалентной[22]) диады – как я пытался показать в предыдущей главе – агрессивно окрашенные «треугольные» отношения ввергают ребенка еще и в экзистенциальный конфликт лояльностей, который может не только серьезно задержать психическое развитие, но и через механизм переноса[23] иногда сделать субъект на всю жизнь неспособным устанавливать и поддерживать разнообразные отношения, потому что любые (новые) отношения кажутся ему принудительной альтернативой, конкуренцией другим отношениям, либо установление новых отношений заставляет исчезать существующие (старые) отношения.

18

Эти вопросы касаются не только пострадавших матерей и отцов, но также консультантов и судей, которые на практике принимают решения в интересах благополучия ребенка. Поэтому мы снова и снова будем обсуждать эти вопросы в последующих главах – с профессиональной точки зрения. См. в особенности главу 9 «Не хочу к папе!» и главу 12 «В каком случае право на опеку и общение одного из родителей может поставить под угрозу благополучие ребенка?».

19

Впервые опубликован в сборнике конференции. Перепечатан в: Jellenz-Siegel, B.; Prettenthaler, M. & Tuider, S. (Hg.) (2001):… und was ist mit mir? Kinder im Blickpunkt bei Tre

20

На проблематике «поручений» в рамках консультирования родителей я подробно остановлюсь в части II и III.

21

Недавно 25-летняя пациентка рассказала мне о своих воспоминаниях о разводе родителей. Ей было тогда девять лет. Тяжелее всего для нее был не переезд отца, а жалость всех родных и близких: «Как будто мне отрезали ногу и заставили всю оставшуюся жизнь ходить на костылях! В особенности моя мама и учительница обвиняли во всех моих проблемах развод. То, что мои проблемы могут иметь отношение к совершенно другим вещам – например, к их собственному отношению ко мне, им даже не приходило в голову».

22

В психоанализе под амбивалентностью (отношений) понимается то обстоятельство, что любые доверительные отношения также содержат проявления агрессивных влечений и эмоций (и наоборот). С четвертого или пятого года жизни амбивалентные проявления – особенно по отношению к родителям – постепенно уступают место вытеснению или неосознанно перерабатываются («отвергаются»), а где-то «переносятся» на других людей, так что ребенок, например, любит только свою мать, одновременно полностью отвергая другого человека (других людей). Чем сильнее беспокоящий ребенка в свете его амбивалентных чувств страх, тем сильнее должны действовать механизмы вытеснения и защиты и тем выше предрасположенность к невротическим расстройствам – как в процессе развития, так и в дальнейшей жизни.

23

Под «переносом» в психоанализе понимается бессознательный процесс, посредством которого текущие отношения обогащаются опытом прошлых отношений. В частности, все люди склонны впоследствии переносить на других людей желания, чувства и фантазии, направленные ими в детстве на родителей или братьев и сестер, так что может случиться, что определенные модели отношений из детства иногда всю жизнь бессознательно повторяются с партнерами.