Страница 28 из 108
Напротив, при вхождении в медленновременную область они отмечали ощущения, сравнимые с продвижением человека по быстро застывающему цементу. Переход из медленного времени в быстрое заканчивался головокружением, а иногда и потерей сознания.
Один из спасшихся учеников некоторое время пребывал в предельно быстровременной зоне, необъяснимым образом соединившейся с медленновременной зоной по соседству. Из такой «нормализованной» зоны вышел старик по имени Дарроб. Ему было всего двенадцать лет в тот момент, когда раздался взрыв, но пятью годами позже он превратился в седого сумасшедшего старика.
Было только одно истинное преимущество, которое Джойра и ее товарищи обнаружили в этих временных сдвигах, — медленная вода. Инертность воды противостояла временным изменениям, сохраняя скорость времени той области, из которой она текла, помогая привыкнуть к новому темпу. У такой воды были свойства сохранения и замедления. Она замедляла процессы старения организма. Джойра понятия не имела, каким образом вода приобретала эти чудесные свойства, но испытала их на себе. Именно благодаря тому, что она пила воду из родника в медленновременной зоне, Джойра оставалась молодой девушкой, которой на вид можно было дать не больше двадцати двух лет.
Несмотря на этот омолаживающий напиток, смерть преследовала оставшихся в живых на Толарии. На шестой год они потеряли еще одного товарища. Охотясь на змей, пятнадцатилетний мальчик упал с утеса и сломал шею. Его унесло в море, пока товарищи плыли к нему на помощь. Двумя годами позже пара восемнадцатилетних влюбленных совершила самоубийство, после чего остались только Джойра, старый Дарроб и еще одна молодая женщина. Но и она вскоре умерла от какой-то внутренней болезни. Ее прахом удобрили розовые кустарники, которые покойная терпеливо выращивала, подрезала и поливала. Через два года после ее смерти розы одичали, разросшись по близлежащим валунам ароматным покрывалом.
Старый Дарроб тоже умер. Три месяца назад его свалил сердечный приступ. Джойра похоронила старика у плиты песчаника, где тот любил лежать, словно большая серебряная ящерица, впитывающая солнечный свет. Годы, проведенные в тусклых глубинах быстровременной зоны, научили его любить солнце. Он был последним товарищем Джойры и, несмотря на свое сумасшествие, последним связующим звеном с реальностью. Начиная со дня смерти Дарроба Джойра чувствовала, что ее собственная душа дичает подобно колючей розе.
Да, она осталась одна, хотя, признаться, она всегда была одна. Те девять человек, что жили с ней, были компаньонами, но не друзьями, не близкими друзьями. Единственный истинный друг, который у нее когда-либо был, — это Карн, хотя он и не был человеком. Джойра часто задавалась вопросом, что она в жизни делала неправильно. Возможно, ее забрали из ее племени слишком молодой. Среди Гиту девочка не становилась женщиной, пока не проходила обряда поиска видения. Джойра так и не прошла этот обряд. Ей двадцать восемь хронологических лет, выглядит она на двадцать два, но душа ее все еще остается глупой и испуганной душой ребенка. Этот ребенок когда-то сделал один отчаянный прыжок во взрослую жизнь, открыл свое нежное сердце другому человеку. Доверившись любви, нельзя быть обманутым. Но оказалось, что можно. Так часто бывает. Любимый превратился в монстра. Джойра всегда будет одна. Ее жизнь не была счастливой, но она, по крайней мере, не погибла. Она жила.
Остров теперь принадлежал ей. Начиная с момента взрыва ее желание сбежать с этой проклятой земли сменилось безумной решимостью защитить остров от захватчиков. Сначала она решила, что эта новая мания каким-то чудесным образом перешла к ней в наследство от Малзры. Недуг Малзры имел характерные симптомы: опасение и страх перед захватчиками и разрушителями. Теперь Джойра видела это в ином свете. Она стала защитницей острова, его ангелом-хранителем, превратившись в женщину-призрака, постоянно наблюдающую с западного побережья, не приближаются ли враги. Джойра делала стрелы, как учил ее Керрик, непрерывно разрабатывала и строила различные механизмы для защиты своей земли.
И вот теперь она увидела золотое парусное судно, уверенно приближающееся к восточной части острова. Джойра не забыла свою мечту о родственной душе, плывущей к ней на корабле вроде этого, но то была лишь фантазия ребенка, которая некстати припомнилась в этот волнующий момент. Над любовью смеялись, смеются и всегда будут смеяться.
Девушка с волнением наблюдала за судном еще некоторое время, а затем, захватив из своей пещеры лук и стрелы, направилась в сторону прибывающих. Джойра понимала, что слишком слаба и не будет достойным противником. Но это и не нужно. Естественной обороноспособности острова будет вполне достаточно.
Баррин вдыхал соленый аромат восточного залива, вспоминая запахи пальм и скошенной травы. Он не почувствовал в воздухе смрада смерти или разложения и остался доволен. Возможно, время излечило все раны, возможно, Толария простила или, по крайней мере, забыла своего разрушителя.
Баррин поглядел на Урзу, который стоял у руля золотой «Новой Толарии». Она стала его плавучей лабораторией, передвижным домом, недосягаемым для любого правительства. С того момента как переоборудованное и переименованное судно отчалило от дока, Урза, несомненно, стал мастером. Капитан Малзра, как прозвали его ученики, превратился в ловкого рулевого. Когда-то, в течение трех тысячелетий своей жизни, Урза научился управлять кораблем. Еще удивительнее было то, что искусство Урзы в преподавании судовождения сравнялось с его талантом в обучении созданию механизмов. Он не давал слишком много инструкций, но демонстрировал все на своем примере и этим вдохновлял молодых ученых. Им нужно было только понаблюдать за тем, как мастер ставит парусное оснащение, и они все как один загорались идеей сделать все так же хорошо и быстро, как он.
Конечно, никто не мог сравниться в силе, проворстве и скорости с бессмертным, Мироходцем, обладающим телом из чистой энергии.
Когда «Новая Толария» обогнула скалистый берег и направилась в бухту залива, Урза взялся за руль, а его молодая команда заняла свои посты с непринужденной покорностью. Они напряженно всматривались в землю, лежащую впереди. Баррин тоже пристально смотрел на свой бывший дом.