Страница 2 из 16
Клетчатый толстяк сжался и покраснел.
– Простите, пожалуйста. Я нечаянно.
На красных жирных висках выступил пот. – Я не хотел…
Аксель болезненно поморщился.
«Я все обьясню, – сказала Линда, глядя испуганными глазами. – Это не то, что ты думаешь!»
«Я не думаю, я ВИЖУ,» – насмешливо сказал Аксель… Вернее, он хотел так сказать. Но губы задрожали, и он и слова выговорить не сумел. Стоял и трясся как в лихорадке. Дурак дураком.
«Вернись сегодня. Пожалуйста! – сказала Линда. – Я все тебе объясню! Обещай, что вернешься. Прошу тебя!»
«Хорошо», – согласился Аксель. После того, как прошла вечность, а Эрик Плитце, схватив одежду, сбежал мимо него в ванную, чтобы одеться. Линда улыбнулась…
Он вспоминал теперь эту ее улыбку и пытался понять, что чувствует. И не чувствовал ничего.
– Надземная станция «Европа-3», – объявил голос робота. – Невесомость. Чтобы покинуть кабину лифта, воспользуйтесь вспомогательными тросами! Будьте внимательны: невесомость!
Кабину лифта тряхнуло. Туристы взвизгнули. Аксель перестегнул карабин страховочного ремня к вспомогательному тросу и двинулся вслед за другими к распахнутым дверям.
Акселю предстояло двенадцатичасовое дежурство в таможенном секторе станции. Что касается туристов, то их не пускали дальше шлюзового отсека. Пара минут, чтобы взглянуть сверху на земной шар, висящий в пустоте космоса – и затем вниз.
На обратном пути им позволяли слегка порезвиться: отстегнуть удерживающую раму и полетать на страховочном тросе в невесомости за пределами платформы, пока она не начнет двигаться. Любой может полетать, если захочет. А хотели большинство. За свои деньги люди желали испытать полный набор удовольствий в этом аттракционе.
Может быть, и Линда хотела того же? Испытать полный набор… Жизнь коротка. Даже теперь, даже в наше время. Детей у них нет. Ее работа занимает всего два часа в день. А он вечно торчит на своих дежурствах…
Аксель не успел додумать очередную, оправдывающую Линду, мысль: Акимов ждал его на выходе и окликнул, как только увидел.
– Нас вызывают на десятый пирс. Прислали какую-то дамочку из института биологии – Джемма, или как ее там… Она уже в шлюпке. Давай, двигай булками пошустрее!
– Будем последовательны, – сказал Акимов. – Судя по всему, именно эта скотина стерла бортовой журнал.
Воскресший с помощью «Лазаря» покойник – Виктор Пайнс – ухмыльнулся. Ткани его тела согрелись настолько, что он даже слегка порозовел, хотя тепло не во всем шло ему на пользу: верхний слой эпидермиса начал потихоньку разрушаться, кожа заблестела, осклизла, голова кое-где покрылась мокнущими желтушными пятнами. Акселя затошнило при виде гноя, вспенившегося на губах Виктора Пайнса. Он судорожно сглотнул и отвернулся, стараясь не смотреть в его сторону.
Для Акимова мертвый биолог был не более, чем подопытная лягушка, распятая на столе препаратора – с распахнутым влажным нутром и лапками, дергающимися под воздействием тока – не впечатлял.
– Люди, вынужденные проводить столько времени наедине с собой, как эти космопроходцы… Они просто не могут ограничиться только официальными записями! Они ведут личные дневники. Пишут письма. Записки для памяти. Рисуют, в конце концов!
– А ты не дурак, – сказал Виктор Пайнс. Один его мутный глаз шевельнулся в сторону Акимова, другой, как и прежде, смотрел, не мигая, в потолок.
– Да, приятель Виктор. Не дурак! И я тебя вскрою, можешь не сомневаться. Все твои дурацкие тайны…
– Я бы пожал плечами, но вы подключили к своему приборчику только мою голову, – сказал труп. – Имейте в виду – я ничего не скрываю. Я совершенно прозрачен, открыт… Он ухмыльнулся, дернул щекой, и кусок ее отвалился, предъявив санитарной службе несколько черных и кривых кариозных зубов. Мертвец попытался потрогать дыру в щеке языком, и слизнул еще один лоскут кожи.
При виде этого зрелища Джемма звучно икнула и поспешила отвернуться.
Акимов же только подкрутил верньеры «Лазаря», убавив интенсивность микротоков.
– Новой заморозки ты, приятель, не выдержишь. Но и поджаривать тебя резону нет. Посиди-ка на медленном огоньке. Ты мерзавец, но ты еще можешь быть нам полезен, – настраивая прибор, сказал начальник группы. – Давайте думать, ребята. У нас два вопроса. Первый: надо все-таки выяснить, что у них здесь произошло. И второй: корабль заблокирован, и нам нужно как-то из него выбраться. Второе вытекает из первого. Пока не поймем, что за хрень тут случилась… Полагаю, на это не уйдет слишком много времени. Аксель, ты был в каюте этого подонка. Что там?
– Фильмы. О животных, растениях. По медицине, микробиологии. И все такое. Документалки. Лекции, научные передачи…
– Больше ничего?
– Ничего.
– Ну да. Ведь наш приятель – биолог…
– Спроси меня, приятель! – прохрипел мертвец. – Я все расскажу, честь по чести. Вы ж для этого меня воскресили?
– А ты воспользовался этим, чтобы обмануть нас. Захлопнул капкан вместо того, чтобы честно рассказать. Предупредить… Скажи, на кой черт? Что мы сделали тебе плохого, скотина? – ледяным голосом спросил Акимов. Он отошел в сторону и сел на стул, подсунув под себя жилистые ладони.
– А что сделали плохого одиннадцать миллиардов человек, обитающих на планете Земля?.. Хотя нет. Дай-ка спрошу по-другому. Что плохого сделали шесть супружеских пар, которых в 40 году отправили в полет к Немезиде?.. Что плохого сделал Курт Михальчик, когда в его штурмовой шлюпке накрылся двигатель, и он, в попытке спасти жизнь, совершил вынужденную посадку на каменистом плато «Новой Калифорнии», малой экзопланетки в той звездной системе, которую мы прилетели исследовать?
(«Что плохого сделал я, женившись на Линде? – думал Аксель, глядя как стекают гной и сукровица по растрескавшимся черным губам Виктора Пайнса. – И ведь теперь я действительно готов наделать много плохого. Мне лучше не возвращаться…»)
– Он подцепил что-то там, на этой Новой Калифорнии? – спросила Джемма. И, скривившись, взглянула на мертвого биолога.
– Нет, там ничего не было. Новая Калифорния абсолютно пуста. Чиста, как стерильная чашка Петри в лаборатории.
– Тогда в чем же…
Виктор Пайнс задрал в потолок и второй глаз.
– Курт был отличным пилотом и выдающимся инженером. Он не только сумел посадить неисправную шлюпку – он сумел еще и починить ее. Взлететь и вернуться к нам на корабль. К беременной жене. Люси оплакивала его двое суток, и мы никак не могли успокоить ее. Пока, наконец, не восстановилась связь, и она не услышала его собственный голос: «Люси. Я обещал вернуться. И я возвращаюсь»…
– Господи! – Акимов сморщился, словно только что раскусил лимон. – Ближе к делу, приятель! Хватит с нас этих розовых соплей.
– Да, – против ожидания покойник повел себя вполне покладисто. – Курт вернулся. А сразу после его возвращения мы стали получать сигналы с Новой Калифорнии. И это были, несомненно, сигналы разумных существ…
– Ты же только что говорил, что планетка пуста?
Покойник подмигнул Акимову начинающим подгнивать глазом.
– В том-то и дело, – сказал он. – Это свело с ума и перессорило всю нашу команду. Накануне мы приняли совместное решение, что обязаны вернуться. Мы собирались растить своих детей на обратном пути. Людям не нашлось места в системе Немезиды. Мы хотели вернуться. Господи, как мы хотели вернуться!
Из глаз Виктора Пайнса брызнули слезы. Мясистый нос шумно запыхтел, голова затряслась… Изо рта пузырями пошла пена и клочья кожи осыпались с мертвой головы, как осенние листья под ветром. Речь биолога сделалась бессвязной и невразумительной.
– Пож… жа… луста… По… гите… Ды… шать… Не могу… ды… Пожа…
– Нужно успокоительное, – сказал Акимов. – Быстрее, Джемма, сделайте ему укол. У вас есть что-нибудь в вашем медицинском чемоданчике?!
Джемма растерянно покачала головой.
– Мед… отсек… – прохрипел биолог. – Пожа… лста..
– Ну, что вы мечетесь, как курица?! Марш в медотсек! – взревел Акимов. Потерять Виктора Пайнса теперь, когда тот, наконец, заговорил о чем-то важном – это было бы крайне глупо и не входило в планы начальника санитарной комиссии. – Скорее!