Страница 2 из 14
– Ты хотел меня видеть, отец? – раздался приятный голос.
Король обернулся. В дверях стоял его сын – Стич. Высокий, темноволосый юноша с резкими чертами лицами, которые выдавали как породу, так и темперамент. Породой принц пошел в отца, а темпераментом – в мать. И в этом была проблема. Большая проблема.
– Ты подумал? – спросил Его Величество.
– Нет, – честно ответил принц. В его темных глазах плескалась безмятежность.
Бокал в королевской руке дрогнул.
– Ее Величество – моя мать, говорит, что претендентки чудовищны, – продолжил принц, – и среди них нет ни одной, достойной меня.
Король со стуком поставил бокал на подоконник и вернулся к столу.
– Для меня это не аргумент, сын, – сказал он, усаживаясь в кресло и раскладывая перед собой то, что на первый взгляд казалось колодой карт. – Ее Величество всегда относилась к браку… легкомысленно. Если бы на ее пути не попался настойчивый я, она не вышла бы замуж и до сих пор. Подойди.
Принц подошел. Его Величество бросил на сына короткий взгляд.
– В последние дни ты против обыкновения молчалив, мой мальчик. Что-то случилось?
Молодой человек пожал плечами.
– Ты поставил меня перед нелегким выбором, отец. Я раздумываю.
– Ты?! – изумился король. – Раздумываешь? Господи, Стич, неужели я, наконец, дождался твоего взросления?
– Вряд ли… – смутился принц.
Его Величество помрачнел и указал на «карты».
– Вот портреты претенденток. Докажи мне, что они тебя недостойны.
– Я не буду этого делать, – качнул головой Стич.
– Это еще почему? – возмутился король.
– Злословить – нехорошо, – в черных глазах принца запрыгали озорные бесенята.
– Сынок, ты не заболел? Я тебя прямо не узнаю. Подойти, я проверю, нет ли у тебя жара!
– У нашего сына нет жара, Ваше Величество, муж мой, – раздался от двери глубокий сильный голос. Вошедшая женщина была вызывающе красива. Черные глаза блестели, темная грива распущенных волос падала на высокий ворот алого платья. – Просто, ты совсем запугал его необходимостью женитьбы. Позволь, я докажу тебе, что эти… дурочки не достойны нашего сына.
– Ты подслушивала, Алара? – с подозрением осведомился король.
– Конечно, милый, – улыбнулась королева, подходя к столу, – а как же иначе, ведь речь идет о будущем нашего мальчика. Вот эта, – она ткнула пальцем в первую картинку, – похожа на жену мясника. Я не могу представить ее лицо и корону вместе. Эта – слишком бледная, ресницы опущены. У нее очень много переживаний. Если переживать станет не из-за чего, уверяю тебя, она их себе выдумает, чем испортит жизнь и себе, и Стичу. Эта – распутна…
– Да? – Его Величество вгляделся в картинку с интересом.
Королева дернула его за ухо и продолжила:
– Эта – глупа, как солонка. Та – откровенно уродлива. И, заметь, это самые знатные девушки нашего королевства! Как видишь, выбирать не из кого, если, конечно, ты не захочешь женить нашего сына на простолюдинке.
Глаза короля блеснули. Он полез во внутренний карман камзола, достал еще одну «карту» и, положив на стол, провозгласил:
– Не захочу, любовь моя. Больше не будет никакого выбора – наш сын женится на этой девушке, хочет он того или нет!
Алара пальцем придвинула к себе карту, и ее брови поползли вверх.
– Шах и мат, любовь моя, шах и мат, – ловя и целуя ее руку, проворковал неверийский правитель.
Королева фыркнула, вырвала руку и выскочила из комнаты.
Его Высочество взял рисунок, и на его лице отразилось изумление.
– Но ведь это… – прошептал он.
– Вот именно! – торжествующе воскликнул король. – Вот именно!
«Если тебе что-то нужно, Альвина, твоего терпения хватит на всю мою армию!» – всегда говорил отец, и был прав. Я сидела, закрыв глаза и не шевелясь, уже двадцать минут, напоминая самой себе змею в засаде, и ждала, когда же кончится терпение у графини Бабаксы, дальней родственницы моего отца, в доме которой я остановилась, а точнее, меня остановили по приказу Его Величества. Вслух я называла ее тетушкой Селестой, а про себя – Бабайкой. Бабайка была высокой, тощей, и у нее было такое выражение лица, как будто она много лет безуспешно лечилась от запора. Скудный пучок волос на голове обычно украшало перо, которое мне всегда хотелось вытащить и выкинуть в окно, чтобы посмотреть, как оно будет планировать. В общем, милая тетушка была самой скучной тетушкой на свете, какую я только могла себе представить. От нудного звука ее голоса у меня ныли зубы, от наставлений и морали – мозги. Я изводила ее, как могла, но она была настолько глупа, что не понимала этого, принимая все за чистую монету.
– Альви, детка, вам пора собираться на бал к герцогу Ананаксу, – в шестой раз сообщила она таким тоном, будто в первый.
– Увы, я не могу, – страдающим голосом отвечала я, – я молюсь Господу нашему о вашем здравии!
Я чуть-чуть приподняла ресницы, чтобы увидеть в зеркале отражение комнаты, но сначала увидела себя – невысокую блондинку с большими серыми глазами и тонкими чертами лица. Тетушка стояла позади, поглядывала на часики на запястье и нетерпеливо переминалась с ноги на ногу. За ней выстроились служанки, держащие в руках предметы моего туалета.
– Вы хотите пи-пи? – спросила я у тети, открыв глаза. – Так идите, не мучайтесь.
– О чем вы, дорогая? – изумилась Бабайка.
– Мне только что было видение… – мрачным голосом сказала я.
Тетушка изменилась в лице, она ужасно боялась всяких пророчеств, предсказаний и прочей чепухи.
– Вы скоро встретите мужчину… – провозгласила я заунывным тоном. – И он дотронется до вас!
Надо сказать, что Бабайка была старой девой, шарахающейся от любых отношений. Она почитала мужчин порождением дьявола, а женщин, связывающих с ними судьбу – умалишенными.
– Ох! – тетушка схватилась за сердце. – И что же теперь делать?
– Молиться, – обреченно ответила я, – молиться об избавлении от подобной участи. Желательно, в часовне, а не здесь!
– Вы ведь соберетесь без меня, дорогая? – взвыла Бабайка, и когда я царственно кивнула, унеслась прочь.
Минус один с моего горизонта!
Теперь следовало разобраться с прислугой.
В последующий час я изводила их придирками к чулкам (не обтягивают!), подвязкам (давят!), панталонам (натирают!), корсетам (не дают дышать!), нижнему платью (что это за тряпка?). В конце концов, я разыграла истерику, сообщила всем, что они свободные до вечера дуры, а я соберусь сама. Бедных девушек как ветром сдуло – мои истерики в финале всегда заканчивались метательными упражнениями.
Откинув белокурую прядь с лица, я с удовольствием оглядела комнату, больше похожую на поле сражения, и полезла в шкаф, где висело рубище прекрасной гусятницы. Или правильнее будет сказать гусеницы?
Рубище было великолепно! Дабы до бала скрыть свою ослепительность, я накинула сверху простой черный плащ. Вышла из комнаты, бесшумно спустилась по лестнице и тут же нырнула под нее – там была неприметная дверца, ведущая в кладовую, окошко которой находилось на уровне земли. Дело в том, что вход в дом графини охраняли дюжие гвардейцы папаши, те самые, что ранее сопровождали меня до места ссыл… отдыха.
Я привычно подтолкнула щедро смазанную мной же оконную щеколду, открыла раму и вылезла наружу.
Упоительно теплый ветер омыл лицо и шею – ниже не позволяли рубище с плащом. Это в Неверии уже была осень, а у нас, в Кармодоне, еще вовсю царствовало лето.
До замка Ананакса я добралась быстро, поскольку за прошедшее время успела изучить городок, как свои любимые туфли. У парадного входа собралась толпа приглашенных, слышалась привычная ругань на тему, кого церемониймейстер должен объявлять первым, ржали кони и грумы, кареты толкались осями, в общем, мне в моем виде вход туда был заказан. Подумав немного, я обогнула здание и остановилась рядом с калиткой, ведущей на задний двор. Я прекрасно знала, что во время бала и в самый неподходящий момент всегда обнаруживается нехватка чего-нибудь нужного, например, шампанского или креманок для мороженого. Так и случилось. Калитка распахнулась. Из нее выскочил мальчишка с пустой корзиной и помчался в сторону рынка так, словно за ним гнались все приглашенные на бал. Я же проскользнула внутрь и спустя пару минут уже шла по пустым коридорам замка, с интересом оглядываясь – здесь мне еще бывать не приходилось. Музыка и гул доносились сверху, бал проходил в парадных залах, которые занимали второй этаж. Значит, следовало найти лестницу.