Слепой. Волчанский крест

– С вашего позволения я бы осталась. Если, конечно, то, что вы собираетесь рассказать, не представляет собой государственную тайну.

– Ну, в какой-то степени. – протянул Потапчук. – В какой-то степени, Ирина Константиновна, даже сам факт нашего с вами разговора представляет собой тайну – если не государственную, то, как минимум, служебную. Оставайтесь, бога ради, я совсем не то имел в виду. Просто думал, что вы спешите, и не хотел. как это. докучать вам своим обществом.

– Благодарю вас, – холодновато сказала Андронова и вынула из пачки очередную сигарету. – Вы мне нисколько не докучаете. Скорее напротив.

Сиверов с легкой, немного насмешливой улыбкой дал ей прикурить и, отойдя в дальний, плохо освещенный угол, принялся возиться с кофеваркой, постукивая и позвякивая. Федор Филиппович со стариковской неторопливостью снова упаковал волчанский крест в полиэтилен и спрятал во внутренний карман пиджака. Под пиджаком на нем была черная водолазка, и Ирина вдруг подумала, что на фоне этой водолазки драгоценный крест работы Фаберже смотрелся бы очень неплохо. Федор Филиппович с этим крестом на шее выглядел бы, наверное, странновато и даже нелепо, зато сам крест смотрелся бы просто отменно. Ирина предусмотрительно воздержалась от вертевшегося на кончике языка легкомысленного предложения и приготовилась слушать.

– Так вот, – оправив лацканы пиджака, снова заговорил генерал, – как уже было сказано, Волчанская обитель прекратила свое существование в самом начале семидесятых годов девятнадцатого века, а именно в мае тысяча восемьсот семьдесят второго. Почему именно в мае, думаю, объяснять не надо. Раньше туда было просто не добраться, вот и все. Для взятия монастыря штурмом понадобился батальон пехоты и артиллерийская батарея, которую, сами понимаете, пришлось тащить туда на руках. Что послужило причиной таких крутых даже по тогдашним понятиям мер, неизвестно. Есть несколько версий, более или менее правдоподобных, но я не стану утомлять вас деталями, тем более что прямого отношения к делу они, на мой взгляд, не имеют. Наиболее интересной мне представляется, увы, самая фантастическая версия, согласно которой настоятель монастыря, отец Митрофан, на старости лет впал не просто в ересь, а в самое настоящее чернокнижие, чуть ли не дьяволу начал поклоняться. Да-да, – перехватив удивленный взгляд Ирины, добавил генерал, – тот самый отец Митрофан, которому промышленник Демидов еще на заре века презентовал пресловутый крест. В ту пору старику было уже больше ста лет – сто двенадцать, что ли, точно не помню.

– И этого старца сослали в каторгу? – удивился из своего угла Сиверов.

– Представьте себе. Правда, до острога он так и не дотянул, скончался на этапе. Ну-с, так вот, обитель была уничтожена. А когда потрепанный батальон со своими пушками и пленными монахами, выполнив боевую задачу, двинулся восвояси, в горах произошел обвал, похоронивший под собой почти всю артиллерию и часть пехоты. Что послужило причиной обвала, опять же, неизвестно.

– Чары, – со зловещей уверенностью объявил Сиверов, разливая кофе. – Черная магия отца Митрофана.

Глеб Петрович, разумеется, шутил, но в полумраке освещенной только подводными лампами стола-аквариума квартиры эта шутка прозвучала так, что Ирина поежилась.

– Как бы то ни было, – оставив эту реплику без ответа, продолжал Федор Филиппович, – дорога к монастырю была фактически уничтожена.

– Руины поросли лесом, – мечтательно произнес Сиверов, выставляя на стол курящиеся горячим паром чашки, – и с тех пор в них обитают лишь лисицы, совы да нетопыри.

– Что там стало с руинами, я не знаю, – проворчал Потапчук. – Наверное, ты прав – именно лисицы да совы и именно обитают. Но, как ты выразился, с тех самых пор в окрестностях монастыря и расположенного близ него поселка Волчанка начали происходить какие-то странные события. Я имею в виду бесследные исчезновения людей.

– Бесследное исчезновение человека в лесистых горах – событие неприятное, но не такое уж и странное, – заметил Глеб. – Места-то дикие! Заблудился, повредил ногу, и пиши пропало. Я уж не говорю о диких зверях.

– Да-да, конечно, – с подозрительной кротостью согласился генерал. – Звери, пропасти, горные ручьи. Да. Но, видишь ли, таким образом может потеряться один человек. Ну, двое. А что ты скажешь насчет целой геологической партии? Вот, изволь. – Он снова полез за пазуху, достал оттуда сложенный вчетверо лист бумаги, неторопливо развернул и нацепил на нос очки. – Я тут подготовил себе шпаргалку, чтобы ничего не забыть и не перепутать. Итак, читаю. Тысяча восемьсот девяносто девятый год, геологическая партия императорского географического общества. Восемнадцать человек, снаряженные по последнему слову тогдашней науки и техники, с богатым опытом подобных экспедиций. Прибыли в Волчанку третьего июня, через два дня отправились к верховьям ручья, и больше их никто никогда не видел. Далее. Тысяча девятисотый год, спасательная партия, отправленная на поиски уцелевших членов экспедиции географического общества. В конце мая двинулись по следам исчезнувших геологов. Как в воду канули. В тысяча девятьсот восьмом, после окончания русско-японской войны, о Волчанке вспомнили. Туда был отправлен следователь из Петербурга, некий Аристарх Иванович Стародубцев, который хотел разобраться в причинах исчезновения двух экспедиций, каковые даже тогда показались кое-кому достаточно загадочными и странными.

Стоит ли говорить, что Стародубцев в Петербург не вернулся?

– Действительно занятно, – потягивая кофе, задумчиво проговорил Сиверов. – Но ведь это же наверняка не все, верно?

– Верно, – согласился генерал. – О том, сколько комиссаров, уполномоченных и продотрядов бесследно исчезло в тех краях в период с девятьсот восемнадцатого по тридцать третий год, я говорить не буду, поскольку в этих исчезновениях, на мой взгляд, как раз нет ничего загадочного и необъяснимого. Помните обрез, найденный в «Эдеме»?

– Да, – сказал Глеб, – традиции живучи.

– Вот-вот. С тридцать третьего по тридцать девятый в тех местах было относительно тихо – я думаю, просто потому, что туда никто не совался. В тридцать девятом через те края проходила очередная геологическая партия. Искали медь для нужд оборонной промышленности. Исчезли без следа вместе с палатками и оборудованием.

– А по сараям у местных жителей пошарить не догадались? – спросил Сиверов.

– Не ты один такой умный. Догадались, конечно, как-никак это был тридцать девятый год. Кого-то посадили, кого-то даже расстреляли, но, сами понимаете, сделано это было просто для того, чтоб душу отвести и поскорее закрыть дело. Никаких прямых улик обнаружить так и не удалось, имущество экспедиции исчезло без следа, как и сама экспедиция. В середине пятидесятых там пытались искать уран, и с тем же результатом. О следственных бригадах, чересчур активных участковых и случайно оказавшихся в тех местах охотниках я молчу. Не говорю также о местных жителях, которых за все эти годы в окрестностях Волчанки и тамошней обители пропало что-то около полутора десятков. В семидесятых об этой местности уже начали поговаривать как об аномальной зоне. Упоминались геомагнитные аномалии, сводящие с ума компасы, нарушающие работу аппаратуры и в конечном итоге способствующие потере ориентации в пространстве, что и приводит к плачевным последствиям; выходы ядовитых газов, вмешательство инопланетян и прочая чепуха в этом же роде. По слухам, в той местности потерялись несколько уфологов, но, поскольку они действовали на свой страх и риск, без ведома официальных органов, эти слухи остались непроверенными: с таким же успехом эти люди могли потеряться где-то еще, а то и вовсе сменить место жительства, не уведомив об этом своих знакомых. Затем, в самом начале восьмидесятых, какой-то энтузиаст из министерства культуры раскопал в архивах упоминание о фресках, некогда украшавших монастырский храм. Их будто бы написал кто-то из известных художников-иконописцев. дай бог памяти.

– Иннокентий Волошин, – подсказала Ирина. – Был такой монах в Троице-Сергиевой лавре. Я помню, отец об этом рассказывал. Только я тогда не поняла, чем кончилась эта история с фресками. А может, не запомнила по малолетству.