Страница 189 из 204
- Ладно, кто не может запомнить восемьдесят три и триста тридцать три, запоминайте просто восемьдесят. Ясно? Сорок пушек и восемьдесят тысяч пудов, куда уж проще. Далее. Сам шар размера будет неимоверного, то есть просто гигантского, это я говорю для умных. Остальным же хватит того, что он будет ну очень большим, больше Меншиковского дворца.
- Ввысь или вшить? – снова подал голос непонятливый.
- Конечно, вширь, дубина! Ввысь в нем, небось, и десяти саженей не будет. Во дворце, ясное дело. Шар же потому и именуется шаром, что он хоть вверх, хоть поперек себя в любую сторону одинаковый. Вот такой.
Старший комендант показал руками, какой именно, после чего продолжил инструктаж.
- И, значится, в последний раз повторяю общую диспозицию. Кто нарушит – больше к серьезным делам на пушечный выстрел не подпущу. Разбиваетесь по парам и расходитесь по кабакам. Водки заказываете умеренно, закуски еще меньше – вам там работать, а не брюхо набивать на дармовщину. Войдя в кондицию, начинаете спорить. Один говорит – я недавно шар летучий видел. Другой ему – да врешь ты все, ты тогда пьяный до изумления в канаве валялся, а шар видел я, и он совсем не такой, как ты сдуру глаголешь. Но до мордобития дело не доводить! Разве только до самого небольшого. Если кто интерес к шару проявит, вот тогда ему и рассказываете все то, что сейчас услышали. У тех, кто интересоваться шаром будет, имен не спрашивайте, и уж тем более, упаси Господь, проследить за ними не пытайтесь. На то другие люди есть, вам, неотесанным, не чета. Но у того, кто в порученном деле добьется успехов, будет дорожка к ним, а там, глядишь, и еще выше. Все поняли? Тогда – по местам несения службы р-р-а-азойдись! Да на картинку, на картинку в последний раз глянуть не забудьте.
Глава 29
Король Пруссии Фридрих Вильгельм, благодаря своей редкой наследственной болезни, был одновременно и очень вспыльчивым, и весьма педантичным человеком. Он давно это знал, знали и его придворные, поэтому такое положение никому особенно не мешало. Разве что кроме тех, кто попал под горячую руку и в результате испытал на своих ребрах крепость королевской трости, но это, как правило, были случайные люди. Или не случайные, а специально находящиеся при особе его величества именно с целью оттянуть внезапно возникший гнев короля на себя, чтобы потом те, кто в действительности принимал участие в управлении Пруссией, могли без всяких досадных помех беседовать с Фридрихом Вильгельмом. В частности, генерал Докум, прибывший в королевский дворец с важным докладом, не стал торопиться на аудиенцию, а сначала по своим каналам разузнал, каково состояние его величества. Услышав, что оно предгрозовое, генерал вздохнул и приготовился ждать.
Много времени он не потерял – уже через час с небольшим генералу сообщили, что король наорал на некстати подвернувшегося под руку гофмейстера, но бить не стал, а, ткнув чем-то провинившегося сановника тростью в живот, удалился в кабинет, откуда теперь доносится явственный запах керосина.
«Надо же, как помогает лечение, а ведь многие поначалу считали Кристодемуса шарлатаном», подумал генерал, подходя к зеркалу – его ожидание явно подходило к концу. И действительно, через пятнадцать минут он уже смог приступить к докладу, посвященному прибытию в Штеттин русского так называемого «Великого посольство».
В кабинете царила полутьма, ибо его окна были завешены плотными бархатными шторами – король со всем вниманием отнеся к предупреждениям русского медика, заявившего, что при такой болезни солнечный свет очень вреден. О том же внимании говорили сильные запахи керосина и чеснока.
- Скажите мне, Альберт, правда ли то, что русский император спал со своей теткой? – спросил король, когда основная часть доклада была закончена. Дело в том, что подобное противоречило пуританскому воспитанию его величества. Разумеется, Петр Великий, к которому король относился с искренним уважением, позволял себе и не такое, но все же…
- С одной стороны, это похоже на правду, ибо об оной связи, не особо скрываясь, говорят и при московском, и при петербургском дворах, - усмехнулся генерал. – С другой, у меня давно есть сильное подозрение, что там вообще говорят только то, что санкционировано самим Петром. Во всяком случае, имеется немало примеров наказания слишком болтливых. Отсюда можно сделать предположение, что имеющиеся слухи распускались с одобрения молодого царя.
- Но зачем ему это?
- А вы вспомните обстановку, которая сложилась два года назад. У царя не было ни власти, ни денег, ни сил, чтобы открыто потребовать сие от Совета, ни опыта, чтобы добиться своего тайно. Значит, ему позарез нужны были верные и квалифицированные соратники. Первого он нашел быстро, это Миних. Однако, при всех его достоинствах, он слабо разбирался в отношениях между советниками, да и вообще не имел опыта придворных интриг. Поэтому Совет, хоть и был обеспокоен его возвышением, все же не считал Бурхарда Христофора настолько серьезным противником, чтобы принимать радикальные меры. Однако Петр все равно сделал выводы. Ему был нужен кто-то, прекрасно знающий все тайные побуждения Совета, но при этом не питающий к нему никаких теплых чувств. Цесаревна в точности подходила под эти требования – она с детства варилась в этом котле и всей душой ненавидела Долгоруковых, однако ее открытый переход в лагерь молодого царя мог вызвать ненужные подозрения. Тогда Петр сделал так, что все считали ее всего лишь его любовницей. Когда Совет был низложен, надобность в маскировке отпала, и вскоре Елизавета якобы лишилась места в царской постели. Однако сразу после этого ей был присвоен высший придворный чин, и она по-прежнему остается в числе ближайших советников молодого царя, благоволящего к ней ничуть не меньше, чем ранее. И денег он ей дает куда больше, чем тогда, когда они, по всеобщему убеждению, были любовниками.