Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 107

  Я выбрался из тележки и, увязая в довольном глубоком снегу, подошел к вставшему Николаю.

  - Что тут у вас случилось?

  Однако ответил мне не брат, а отец.

  - Уж больно ты, Алик, высоко поднялся, - неуверенно сказал он. – Почти до облаков. А если бы случилось что? С такой высоты упасть, так никакой снег не поможет. Испугался я за тебя.

  Только сейчас я обратил внимание, что отец держится левой рукой за то место, где у человека сердце, да и цвет лица у него какой-то серый. Я схватил его за запястье – точно, пульс сильно учащенный. Блин, вот только инфаркта ему сейчас не хватает! Как же так, он ведь должен будет помереть от нефрита, да и то через восемь с лишним лет. У него что, и с сердцем тоже проблемы?

  Я повернулся к стоящему рядом генералу Черевину, уже успевшему основательно поправить здоровье после вчерашнего.

  - Носилок нет? Тогда быстро шинель на снег и под голову еще одну, свернутую! Да, именно вашу, она длинная! Да скорее же, время не ждет!

 Генерал, хоть и не будучи хоть сколько-нибудь трезвым, мгновенно понял - сейчас надо не спорить, а делать что говорят. Уже через несколько секунд шинель лежала на снегу, и мы помогли лечь на нее императору. Николай свернул свою куртку и подсунул ее отцу под голову.

  - Где болит? – я старался говорить уверенно, чтобы отец слушал меня, а не пытался встать или иным способом продемонстрировать, что с ним все в порядке.  

  - От вдохов и выдохов боль не зависит?

  - Да уже почти перестало болеть-то, - буркнул император.

  - Значит, вас вовремя уложили. Но пульс все равно частит, вставать нельзя. До саней вас донесут, казаки ребята здоровые.

  - Ты-то откуда знаешь, чего мне можно, а чего нельзя – врач, что ли?

  Нет, подумалось мне - не врач. Но инфаркт у меня был, и я хорошо запомнил симптомы, а потом мне в больнице много чего порассказали. Ну и выйдя из нее, я не пожалел времени на изучение соответствующей литературы. Но что бы ему такое ответить, дабы не рыпался?

  - Нет. Я просто не хочу вашей преждевременной смерти. А если вы сейчас встанете, она будет вероятней, чем если не станете рисковать. И сегодня весь день лучше полежать, с сердцем не шутят. И, главное, Гирша не слушайте – то, что он весьма слабо разбирается в медицине, видно даже мне.

  Помощь пришла с неожиданной стороны – в разговор вступил Черевин. Причем твердо, даже не скажешь, что с утра он уже откушал грамм триста, не меньше.

  - Ваше величество, Александр прав. Гиршу я бы не доверил лечить даже обычный насморк, не говоря уж о гусарском. Прошу вас, слушайте сына, он уже неоднократно доказал, что его знания глубоки и разносторонни.

 

  Когда отца привезли в Гатчину, я попросил Черевина:

  - Петр Александрович, вызовите, пожалуйста, Боткина. Кроме того, передайте ему вот это, чтобы он захватил необходимые лекарства. А то ведь Гирш, если кого и позовет, то таких же горе-медиков, как он сам.

  Блокнот и карандаш я всегда носил с собой, так что сейчас быстро написал «грудная жаба, точнее острый тромбоз венечных артерий сердца», вырвал листок и отдал его Черевину.

  Как уже говорилось, конкретно в этом разделе медицины кое-какие знания у меня были. В частности, я сильно подозревал, что термин «инфаркт миокарда» пока еще не используется, но зато знал - один из ведущих кардиологов этого времени, профессор Меринг, применяет именно такое определение, как я написал. Жалко, что он живет не в Питере, а в Киеве.

  Потом я уже от своего имени написал Менделееву, чтобы он где угодно раздобыл баллон с кислородом и как можно быстрее привез его в Гатчину.

 

  Боткин приехал быстро, напоил отца какими-то микстурами (сейчас ведь даже аспирина не было), после чего подошел ко мне и спросил, на основании каких данных я поставил диагноз.

  - Тахикардия, изменение цвета лица, сильная боль в груди, не зависящая ни от положения тела, ни от вдоха и выдоха. Кроме того, все это произошло в результате сильного волнения из-за моего полета.

  - Простите?

  - Ну, я сделал летательный аппарат тяжелее воздуха и демонстрировал отцу его возможности, когда все произошло.

  - Удивительно! Насколько мне известно, это еще ни у кого не получалось. И сколь высоко вам удалось подняться?

  - Саженей на пятьдесят.

  - Да уж, ваше высочество… я вам так скажу. Если бы мой сын у меня на глазах поднялся на такую высоту, да еще на каком-то непонятном сооружении, меня бы кондрашка хватила. Зачем это вам вообще понадобилось – неужели никто другой не смог бы?

  - А зачем вы лечите людей? Ведь в вашем возрасте уже не так легко, да и просто опасно сломя голову мчаться к больному, заниматься им, не обращая внимания на усталость, нервничать… неужели вы единственный врач на свете?