Страница 10 из 21
«НАМ НУЖНО ЖЕНИТЬ ГОРДИКА», – ГОВОРИТ ЕГО МАМА.
Зинаида Макаровна – хорошая женщина. Но пожилая. Она пережила тяжелые голодные времена и не смогла их забыть. Поэтому она постоянно говорит одну фразу: «Вы кушайте, кушайте». Это на самом деле обычная фраза. Но когда ее повторяют по сотне раз в час, она становится самой ужасной фразой в мире. Мы кушаем, кушаем!
Я пришла к Гордею взять интервью. Как к холостяку, потенциальному чьему-то жениху. Гордей не чует подвоха. Он жених. Завидный. А что не так? Женщины сегодня избалованы соблазнами. Они знают, как может быть, и не хотят хоть как-нибудь. Они смотрят «Секс в большом городе» и думают: вон как бывает, оказывается. Красивые свидания, полуночные бары, туфли от «Маноло», звездное небо Манхэттена с черепичной крыши, струнный квартет за углом, лукошко клубники посреди зимы, цветы с курьером, гардеробная комната с откровенными зеркалами, ловкий поцелуй главного героя. Романтика.
Гордей уверен, что все это наносное, социальное, условное, никому не нужное. Его женщина оценит его глубокий внутренний мир. Глубину, кстати, Гордей определяет сам, на глазок. Мы с ним переходим на «ты».
– Вы кушайте, кушайте. Надо нам женить Гордика, – говорит Зинаида Макаровна, причитает. Берет меня в сообщники в деле трудоустройства сына в семью. Диалог происходит при Гордее. Он никуда не вышел, вот, сидит рядом на табуретке и молчит, будто разговор не о нем. Неинициативный.
– Может, сам как-нибудь справится, Зинаида Макаровна, – хмыкаю я.
– Не справится, – вздыхает мама. – За 43 года не справился.
– Значит, не хочет.
– Хочет, хочет! – испуганно адвокатирует сына мама.
– Пока очевидно, что он хочет сидеть на табуретке сложа руки и плюшками баловаться.
– Гордик, ну скажи! – приказывает мама.
– Все женщины меркантильные, – выносит приговор Гордик.
– Да? – удивляюсь я.
– Да. Московская прописка всем нужна.
– Это да, – легко соглашаюсь я. – А что еще у тебя есть, Гордей?
– В смысле?
– В прямом. Брак – это бартер. Мы вот с мужем вместе 14 лет. Я ему – детей, ноги, борщ. Он мне – юмор, легкость, деньги. Все честно. Не понимаю, почему ты с осуждением говоришь о женщинах как об охотницах на твою прописку, если кроме нее у тебя ничего нет?
– Как ничего? – обиделся Гордей.
– Как ничего? – обиделась Зинаида Макаровна.
– Ну вот я и спрашиваю: что есть?
– Ну, я веселый.
– Ну, он веселый, – вторит Зинаида Макаровна.
– Гордей, расскажи анекдот, – прошу я.
– Какой?
– Любой.
– Про что?
– Про что хочешь. Любой анекдот.
– Я так не могу.
– Гордей, ты веселый, – напоминаю я.
– Встречаются русский, поляк и немец на острове. Ну, попали туда. После кораблекрушения.
– Та-а-а-ак.
– Ну вот, короче. Слушай, я так не могу!
– Вот, – резюмирую я. – Ни хрена ты не веселый, Гордей. Ты не удосужился выучить хоть какой-нибудь завалящий анекдот, чтобы рассмешить женщину.
– А мне не нужен камеди-клаб, мне семья нужна.
– Вы кушайте, кушайте, – растерялась Зинаида Макаровна: она понимает, что интервью получается какое-то странное, не таким она его себе представляла, но как вырулить из этой ситуации и спасти сына, пока не понимает.
– А еще ты какой, Гордей? Ну веселый, это мы поняли. А еще? – спрашиваю я.
– Он хозяйственный. Он плов умеет, – вспоминает Зинаида Макаровна.
– Гордей, у тебя есть казан? – Я смотрю на Гордея в упор.
– Казан? – переспрашивает Гордей.
– Какие специи нужны в плов, Гордей?
– У меня специальная приправа – «для плова». Там все. Я не вникал по отдельности.
– Зинаида Макаровна, не обижайтесь, но вот моему сыну шесть лет. Он тоже умеет плов. Ну, то есть порезать лук, морковь и мясо в мультиварку, засыпать рисом, посолить и приправу добавить он сможет. И режим установить, какой я скажу. Это, конечно, будет не плов. А слипшаяся рисовая каша с мясом.
– Ольга! – Гордей произносит мое имя с возмущением.
– Гордей, я сейчас не издеваюсь. Я просто помогаю тебе посмотреть на себя со стороны и оценить себя объективно. Пока ты смотришь на себя восхищенными мамиными глазами и не понимаешь, почему другие женщины не делают так же. Я вот и поясняю тебе, почему. Ты умеешь зарабатывать?
– Я работаю с института!
– Верю. Но я не спросила, как долго ты работаешь. Я спросила: ты зарабатывать умеешь?
– Я же не бесплатно работаю!
– Хорошо, – вздыхаю я. – Задам вопрос иначе. Где ты отдыхаешь?
– В сентябре ездил в Крым. Очень хорошо, правда, поезд ужасный, зато там хорошо, в частном секторе, рядом с морем жил.
– А питался где?
– Там столовая рядом, чтобы первое было, мне для желудка, и пирожки покупал у женщины там по пути. Недорого, по 20 рублей. Домашние. С капустой. И с мясом.
– Ясно.
– Что ясно?
– Ты не умеешь зарабатывать.
– Вы кушайте, кушайте, – суетится Зинаида Макаровна. Она явно сбита с толку даже больше, чем Гордей.
– Ты, Гордей, усатый, – говорю я. – Это факт. И прописан в трехкомнатной квартире на улице Трофимова. Это тоже факт. У тебя, вероятно, есть сестра?
– Есть. Откуда знаешь?
– Ну, квартиру получили родители. Мама. 32 года на заводе. Трехкомнатную, вероятно, потому что были двое разнополых детей. Несложный секрет. Очень распространенный.
– Это к чему? – Гордей сливается с бежевой стеной.
– К тому, что московская прописка не твоя заслуга. Так получилось. Это была твоя фора при старте в жизнь. Но ты и ее не использовал. Думаю, даже за коммунальные платежи платит мама. Со своей пенсии. Угадала?
При этих словах Зинаида Макаровна встает и уходит на кухню, бормоча «кушайте, кушайте», а я безжалостно продолжаю:
– Тебе остается заработать только себе на еду. Ты и не напрягаешься. Зарабатываешь свои 20 рублей на пирожок с капустой. За что женщина должна тебя любить, Гордей?
– А я ее за что?
– Ну началось. Как маленький. «А она мне что?» Вот из-за такой стратегии, Гордей, ты и едешь с ярмарки ни с чем. Занудный. Обиженный. Пустой. Бюджетный. Списанный трамвай. И уже в депо, Гордей, в депо. Не страшно? Вот так, без результатов?
– Почему без результатов? – горячится Гордей. – У меня вон сколько грамот!
Он бросается к заранее приготовленной папке. Он же готовился к интервью! Выпятил все свои заслуги, оформленные на типографском картоне в формате А4.
Благодарность за активность, грамота за участие.
– Гордей, – вздыхаю я тоном уставшей учительницы в конце рабочего дня. – Нематериальное стимулирование – это прекрасно. Оно отлично работает на мотивацию в тандеме с материальным, иногда подменяя его. Грамоты – это не показатель твоей успешности. Это показатель успешности работы отдела кадров по удержанию персонала на рабочих местах за копейки. А грамоты, будь они трижды приятные, не рожают детей и не варят борщи.
ЗА ЧТО ЖЕНЩИНА ДОЛЖНА ТЕБЯ ЛЮБИТЬ, ГОРДЕЙ?
– Не понял.
– Гордей, я не журналистка. Меня прислал сюда твой отец. Он был у меня на лекции по личной эффективности. Я веду лекции. Помогаю людям быть эффективными. Твой отец очень переживает за тебя и хочет тебе помочь.
– Ма-а-ам! – испуганно кричит Гордей в сторону кухни, не спуская с меня глаз. – Ма-а-ам!
Зинаида Макаровна входит в комнату и, обиженно полоснув по мне взглядом, говорит:
– Я сейчас уйду, мне в сберкассу надо.
– Мам, она от отца. Лазутчица.
Зинаида Макаровна ошарашенно переводит на меня взгляд.
– Вы от Павла?
– От Павла Ивановича.
– Она психолог, мам. Пришла меня лечить.
– Я не психолог, Гордей Павлович. Я не говорила так. В данном случае я диагност. Ваш отец заплатил мне, чтобы я пришла и была собой. Я потрошитель иллюзий. Но иногда это очень полезно. Он переживает за вас.
Гордей встал с табуретки, и мне, сидящей, его 180 показались всеми 200.
– Мой отец – вор! – почти по слогам произнес Гордей. – Он чиновник. Берет взятки. Ворует у государства!