Страница 5 из 13
Так, доверившись старцам, и под их руководством успешно проходил Антоний первую часть пути к совершенствованию. Он не удовлетворялся простым принятием того, что уже было освоено отшельниками, но придумывал более и более суровые методы подвижничества, с каждым днем становясь воздержаннее, не останавливаясь и не уставая в устремлении, обуздывая трудом телесные удовольствия, формируя богомудрую ненависть к душевным страстям.
Но подвижническая жизнь не бывает без борьбы и искушений. Враг использует несовершенства человека, чтобы соблазнить его и столкнуть с пути духа. Никто из подвижников не обходился без борьбы с таким врагом и со своими несовершенствами с тем, чтобы обессилить противника, победить и свободно идти дальше. Без этого противник будет путаться под ногами и связывать руки идущему. В борьбе закаляется дух подвижника, вера в Спасителя, поскольку под Его покровительством осуществляется продвижение, исчезают побежденные несовершенства и формируются высокие качества души.
Не избежал этого и Антоний. Божия благодать вводила его в борьбу, чтобы искусив, укрепить нравственные силы и дать простор действиям. «Вражеские стрелы, – говорит он, – были очень чувствительны». Но мужественный борец отражал их не колеблясь.
Сначала враг внушал мысли о покинутом мире: о проданном и розданном имуществе, о сестре, живущей у чужих людей, о знатности рода, о славе, об удовольствиях и о других прелестях мирской жизни. С другой стороны, он пытался внушить Антонию мысль о его трудном пути, о немощи тела, которому будто бы не выдержать таких лишений, о большой продолжительности такой мученической жизни, вдали от людей, без всяких утешений, в непрестанном самоумерщвлении и вообще возбуждал в уме его сильную бурю помыслов, желая отвратить его от правого произволения. Враг не только был отражен твердостью Антония, непоколебимо стоявшего в своих намерениях, решимости и вере, но был повержен его непрестанными молитвами.
Побежденный в одном, дьявол обратился к обычным в юношеском возрасте искушениям, «которые в чреслах его» (Иов. 40. И). Он начал смущать его плотской похотью. Борьба была настолько ожесточенной, что замечена даже посторонними. Враг внушал нечистые мысли, а Антоний отражал их молитвами. Враг возбуждал тело, а Антоний охлаждал его молитвой, постом, ночными бдениями и перегрузкой физической. Враг являлся в виде женских образов, стремясь возбудить страсть и обольстить, а Антоний, помышляя о Христе и высоко ценя дарованное Им благородство и разумность души, гасил уголь обольщения. Враг снова представлял ему приятность удовольствий, а он, уподобляясь гневающемуся и оскорбленному, приводил себе на мысль огненное крещение и мучительного червя и, противопоставляя это искушению, оставался невредимым. Все это служило посрамлению врага. Возмечтавший быть подобным Богу, был теперь осмеян юношей. Возвеличившийся перед плотью и кровью, был низложен человеком, имеющим плоть, потому что содействовал ему Господь, ради людей понесший на себе плоть и даровавший телу победу над дьяволом, почему каждый истинный подвижник говорит: «Не я, впрочем, но благодать Божия, которая со мной» (1 Кор. 15. 10).
Назойливость и безобразие нападений сформировали в Антонии отвращение ко всем нечистым проявлениям, исключились гнев и раздражение. Искуситель с этой стороны подступиться уже не мог, поскольку выработанные Антонием в процессе борьбы качества опаляли врага, как огненные стрелы.
Но враг не желал отступать. Видя покровительство Божие над Антонием и зная, что оно осеняет только смиренных, враг решил возбудить в юноше высокое самомнение. Потому он явился в образе черного и страшного мальчика, который плакал и, притворно унижаясь, говорил: «Многих я ввел в искушение, многих обольстил и еще большее число низложил, но в числе многих, напав теперь на тебя и на труды твои, сам изнемог».
«Кто же ты, обращающийся ко мне с такой речью?» – спросил Антоний.
«Я соблазнитель на блуд, – отвечал искуситель, – многими хитростями я стараюсь склонить на этот грех всех юношей, возбуждать в них блудные разжжения, почему и называюсь духом блуда. Скольких уже людей, давших обет целомудрия, я склонил к такому греху, скольких, уже начавших жить воздержанно, мне удалось довести до падения! За меня и пророк укоряет падших, говоря: «Блудодействуя, они отступили от Бога своего» (Ос. 4. 12), потому что я был виновником их падения. Много раз смущал я и тебя, но всякий раз тобою был низложен».
Антоний, когда услышал это, то возблагодарил Господа и с еще большей уверенностью сказал врагу: «Поэтому и достоин ты большого презрения. Ибо черен ты умом и бессилен, как мальчик. У меня уже нет заботы о тебе. «Господь мне помощник, буду смотреть на врагов моих» (Пс. 117. 7). От этих слов Антония искуситель бежал, боясь уже приближаться. Такой была первая победа над дьяволом. Лучше же сказать, что это было результатом действия в Антонии силы Спасителя, осудившего «грех во плоти, чтобы оправдание закона исполнилось в нас, живущих не по плоти, но по духу» (Рим. 8. 3, 4).
Победа над страстями приближает к бесстрастию, бесстрастие же приносит мир душевный в той мере, в какой оно утверждается, а мир душевный возбуждает в сердце тепло, которое, собирая к себе все силы духа, души и тела, вводит человека внутрь, где он ощущает неотразимую потребность быть одному в единении с Богом. Это было второй ступенью духовного преуспеяния Антония.
Антоний, помня из Писания, что много бывает козней у врага (Еф. 6. 11), неослабно упражнялся в тяжелых подвигах, рассуждая, что если враг и не мог обольстить сердца его плотскими удовольствиями, то он может подвергнуть каким-либо еще более тяжелым и опасным искушениям. Поэтому Антоний все более и более изнурял и подчинял себе свое тело, чтобы, победив в одном, не дать победы над собой в другом. Приучая себя постепенно к еще более суровой жизни, многие чрезвычайные подвиги служения Богу он сделал привычными для себя, привычки же обратил как бы в природу: каждый день он постился до захода солнца и все ночи проводил в молитве: иногда он принимал пищу только через два дня и лишь на четвертую ночь несколько забывался сном. Пищу его составляли хлеб и соль при небольшом количестве воды; постелью служила рогожа или власяница, а большей частью – голая земля. Масло он вовсе не употреблял, о мясе же и вине не нужно и говорить, так как их не употребляют и менее усердные люди. Он говорил, что юношескому телу невозможно победить врага, если не исключить всего, что расслабляет тело, и не приучать его к трудам, содержа в мыслях апостольское изречение: «Когда я немощен, тогда силен» (2 Кор. 12. 10). «Душевные силы, – говорил он, – тогда бывают крепки, когда ослабевают телесные удовольствия».
Он считал, что не временем, но желанием и исполнением нужно измерять путь добродетели и ради нее подвижнической жизни. Сам он не помнил о прошедшем времени, но с каждым днем с начала подвижничества устремленно трудился, повторяя слова Павла: «Забывая заднее и простираясь вперед» (Флп. 3. 13). Также он вспоминал пророка Илию, который говорил: «Жив Господь, пред Которым я стою! Сегодня я покажусь Ему» (3 Цар. 18. 15). Ибо, по замечанию Антония, пророк, говоря «сегодня», не считал подвигов минувшего времени, но, каждый день как бы принимая за начало, продолжал подвиги, всеми силами стараясь предстать перед очами Божиими таким, каковым, по его мнению, должен быть человек, достойный лицезрения Божия, т. е. чистым сердцем и готовым исполнять волю Божию. И Антоний говорил сам себе, что по жизни Илии, как по отражению в зеркале, подвижник всегда должен изучать свою жизнь.
Полного уединения у Антония не было. К нему приходил знакомый, принося еду, сам он ходил к старцам и в церковь на Богослужение. Все это являлось своего рода развлечением, но ступень духовного подвижничества Антония требовала полного уединения. К этому была готова его душа, закаленная борьбой и суровым подвижничеством. Поэтому он отправился к находившимся недалеко от селения гробницам, предварительно договорившись с одним из знакомых, чтобы тот запер его в одной из них и приносил в определенные дни хлеб. И там, в уединении, Антоний предавался безмолвию.