Избранное

«С солнцем склоняясь за темную землю…»

С солнцем склоняясь за темную землю,

Взором весь пройденный путь я объемлю:

Вижу, бесследно пустынная мгла

День погасила и ночь привела.

Странным лишь что-то мерцает узором:

Горе минувшее тайным укором,

В сбивчивом ходе несбыточных грез,

Там миллионы рассыпало слез.

Стыдно и больно, что так непонятно

Светятся эти туманные пятна,

Словно неясно дошедшая весть…

Все бы, ах, все бы с собою унесть!..

«Томительно призывно и напрасно…»

Томительно призывно и напрасно

Твой чистый луч передо мной горел:

Немой восторг будил он самовластно,

Но сумрака кругом не одолел.

Пускай клянут, волнуяся и споря,

Пусть говорят: «То бред души больной!»

Но я иду по шаткой пене моря

Отважною, не тонущей ногой.

Я пронесу твой свет чрез жизнь земную,

Он мой, – и с ним двойное бытие

Вручила ты, и я, – я торжествую,

Хотя на миг, бессмертие твое!

«Когда читала ты мучительные строки…»

Когда читала ты мучительные строки,

Где сердца звучный пыл сиянье льет кругом

И страсти роковой вздымаются потоки, –

Не вспомнила ль о чем?

Я верить не хочу! Когда в степи, как диво,

В полночной темноте безвременно горя,

Вдали перед тобой прозрачно и красиво

Вставала вдруг заря,

И в эту красоту невольно взор тянуло,

В тот величавый блеск за темный весь предел, –

Ужель ничто тебе в то время не шепнуло:

«Там человек сгорел!»

«Окна в решетках, и сумрачны лица…»

Окна в решетках, и сумрачны лица,

Злоба глядит ненавистно на брата…

Я признаю твои стены, темница, –

Юности пир ликовал здесь когда-то.

Что ж там мелькнуло красою нетленной?

Ах, то цветок мой весенний любимый!

Как уцелел ты, засохший, смиренный,

Тут, под ногами толпы нелюдимой?

Радость сияла, чиста безупречно,

В час, как тебя обронила невеста…

Нет, не покину тебя бессердечно:

Здесь, у меня на груди, тебе место!

«Дул север, плакала трава…»

Дул север, плакала трава

И ветви о недавнем зное,

И роз, проснувшихся едва,

Сжималось сердце молодое.

Стоял угрюм тенистый сад,

Забыв о пенье голосистом, –

Лишь соловьихи робких чад

Хрипливым подзывали свистом.

Прошла пора влюбленных грез, –

Зачем еще томиться тщетно?

Но вдруг один любовник роз

Запел так ярко, беззаветно…

Прощай, соловушко! И я

Готов на миг воскреснуть тоже,

И песнь последняя твоя

Всех вешних песен мне дороже.

«Опавший лист дрожит от нашего движенья…»

Опавший лист дрожит от нашего движенья,

Но зелени еще свежа над нами тень,

А что-то говорит средь радости сближенья,

Что этот желтый лист – наш следующий день…

Как ненасытны мы и как несправедливы!

Всю радость явную неверный гонит страх!

Еще так ласковы волос твоих извивы!

Какой живет восторг на блекнущих устах!

Идем. Надолго ли еще не разлучаться,

Надолго ли дышать отрадою? Как знать!

Пора за будущность заране не пугаться,

Пора о счастии учиться вспоминать!

«Прости – во мгле воспоминанья…»

Прости – во мгле воспоминанья

Всё вечер помню я один,

Тебя одну среди молчанья

И твой пылающий камин.

Глядя́ в огонь, я забывался,

Волшебный круг меня томил,

И чем-то горьким отзывался

Избыток счастия и сил.

Что за раздумие у цели?

Куда безумство завлекло?

В какие дебри и метели

Я уносил твое тепло?

Где ты? Ужель, ошеломленный,

Кругом не видя ничего,

Застывший, вьюгой убеленный,

Стучусь у сердца твоего?..

«Еще одно забывчивое слово…»

Еще одно забывчивое слово,

Еще один случайный полувздох, –

И тосковать я сердцем стану снова,

И буду я опять у этих ног.

Душа дрожит, готова вспыхнуть чище,

Хотя давно угас весенний день,

И при луне на жизненном кладбище

Страшна и ночь, и собственная тень.

«Солнце садится, и ветер утихнул летучий…»

Солнце садится, и ветер утихнул летучий, –

Нет и следа тех огнями пронизанных туч.

Вот на окраине дрогнул живой и не жгучий,

Всю эту степь озаривший и гаснущий луч.

Солнца уж нет, нет и дня неустанных стремлений,

Только закат будет долго чуть зримо гореть…

О, если б небо судило без тяжких томлений

Так же и мне, оглянувшись на жизнь, умереть!

Среди звезд

Пусть мчитесь вы, как я, покорны мигу,

Рабы, как я – мне прирожденных – числ,

Но, лишь взгляну на огненную книгу,

Не численный я в ней читаю смысл.

В венцах, лучах, алмазах, как калифы,

Излишние средь жалких нужд земных, –

Незыблемой мечты иерогли́фы,

Вы говорите: «Вечность – мы, ты – миг.

Нам нет числа. Напрасно мыслью жадной

Ты думы вечной догоняешь тень:

Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядный

К тебе просился беззакатный день.

Вот почему, когда дышать так трудно,

Тебе отрадно так поднять чело

С лица земли, где все темно и скудно,

К нам, в нашу глубь, где пышно и светло».

«Не первый год у этих мест…»

Не первый год у этих мест

Я в час вечерний проезжаю –

И каждый раз гляжу окрест,

И над березами встречаю

Все тот же золоченый крест,

Среди зеленой густоты

Карнизов обветшалых пятна,

Внизу могилы и кресты.

И мне – мне, кажется, понятно,

Что шепчут куполу листы.

Еще, колеблясь и дыша,

Над дорогими мертвецами

Стремлюсь куда-то, вдаль спеша, –

Но встречу с тихими гробами

Смиренно празднует душа.

«Всё, что́ волшебно так манило…»

Всё, что́ волшебно так манило,

Из-за чего весь век жилось,

Со днями зимними остыло

И непробудно улеглось.

Нет ни надежд, ни сил для битвы, –

Лишь, посреди ничтожных смут,

Как гордость дум, как храм молитвы,