Страница 2 из 9
Игорь с сотоварищи вернулись в расположение своей части. Он, как старший группы, пошел на доклад к командующему.
– Ну, что вы как сопли жеваные! Ничего поручить нельзя, – матерился командарм, – я же задачу четко ставил! И ты, боевой офицер, афганец, не мог этого щенка завалить? Барышни кисейные, ей богу! Пошел с глаз долой. Без тебя у меня теперь головных болей хватит. Свободен, майор!
Игорь вышел из штаба совершенно опустошенный. После пережитого, после ожидания пули в живот, после снега, набившегося в сапоги и под нательную рубаху, после готовности застрелить пусть незнакомого, пусть преступившего закон, но все же нашего, русского человека, одного из солдат, за которыми он ходит день и ночь, как за детьми малыми. Обучает их, следит, чтоб сыты были, одеты. Это же не духи, не Афган. Своего же пристрелить! И ведь настроен был. И всё! Всё прахом! Да еще и оплеуху от командира получил за невыполненное задание.
Мыслей не было. Пусто было в голове, как в барабане. И в душе пусто. Только плечо ноет. Черт его знает, что там за железяка такая была? Откуда там железяка? Игорь сел на скамейку, потер плечо. Может рельс? Или еще что…
– Эй, братан, – услышал он вдруг голос прямо над ухом. Повернул с трудом голову, сощурился от слепящего света, отраженного снегом. Рядом стоял Бухарь, положив ему руку на здоровое плечо.
– Пошли, братан.
– Куда?
– Пошли, Игореха, пошли. Валерка уже водки взял, закусон нарезает. Идем к нему.
У Игоря совершенно не было ни сил, ни воли сказать «да» или «нет». Он просто покорно повиновался и побрел за Бухарем.
Пили молча, как на поминках. После очередной рюмки Бухарь закурил и, выпуская струйку дыма, задумчиво сказал:
– Есть у меня знакомый один в ментуре, капитан. Я из дежурки позвонил ему узнать, что там да как. Так вот, пока мы в расположение части добирались, менты нашего дезика, еще до передачи его в комендатуру, допросить успели. Интересные вещи бакланит мужчина! Получается, что никакого конфликта с сослуживцами у него и в помине не было. Он, якобы, с детства мечтал об уголовной романтике. Вот и связался с местными криминальными авторитетами. Вроде как, к ним напросился. А те ему условие поставили: типа, возьмем в команду, если со своим оружием придешь и кровью замажешься. Ну, как бы, клятва на крови, что ли. Чтоб потом назад не дернул. Вот он пацанов и завалил.
– Получается, кукушка у него давно съехала. До армии еще, – отозвался Валера.
– Получается так. Только кому от этого легче? Ребят-то не вернешь…
– Да и нас завалил бы, задержись он в этом тоннеле. Так что, Игорь, считай, что мы сейчас твой второй день рождения отмечаем. Хорошо, что он, сволочь, в поселок ушел, а то сейчас грузом двести тебя отправляли бы уже.
Напились они к вечеру изрядно. Но водка почему-то не помогала. Мрачная, холодная пустота в душе не уходила. Ближе к полуночи раздался настойчивый звонок в дверь. С трудом передвигаясь, хозяин все же добрел до прихожей, открыл. В квартиру вошел командующий армией. Собственной персоной. Оглядел тяжелым взглядом обстановку, сел возле стола. Все трое, хоть и были уже в драбодан, притихли, глядя на командарма. И даже слегка протрезвели.
– Ну, чего замер? – обратился командующий к Валерке, – наливай.
Валера нетвердой рукой налил в стакан на четверть водки.
– Не жмись, майор. Лей до краев, – буркнул командарм.
Валерка долил. Командующий выпил залпом. Не закусил, не занюхал и даже не поморщился.
– Слушай мою команду, – поднялся он, – давайте, заканчивайте. Завтра на службу. С утра всем быть как штык!
Генерал двинулся к двери. В проеме остановился, обернулся, обвел всех троих взглядом.
– Да. И еще. Благодарю за службу!
– Служу России! – вытянулись офицеры.
04.09.2020 г.
Бешеный автобус
Как-то в разгар лета установилась страшная жара. На привокзальной площади я запрыгнул в автобус двадцать первого маршрута. Автобус был системы «Икарус», гармошка. По причине рабочего дня и времени около одиннадцати часов дня, народу почти не было: две девчушки-студентки, бабуся с котомками, я, да еще вскочивший в последний момент в отъезжающий уже автотранспорт мужик с тяжелым, объемным рюкзаком.
Автобус вел себя как-то странно: он не тронулся, не поехал, не взял с места. Он так рванул, что бабуся, не успевшая сесть, понеслась по проходу от передней двери в хвост автобуса, роняя по пути свои котомки. Мужик ахнул с размаху свой рюкзачище на пол мимо сиденья и тоже помчался по автобусу, тщетно пытаясь по пути схватиться за какой-нибудь поручень. Одна девчушка упала на сиденье, другая грохнулась рядом с ней в проходе. Судя по всему, мне повезло больше остальных: в момент рывка я стоял между секций автобуса на круглом пятаке, окруженный со всех сторон поручнями. Больно ударившись локтем, я удивленно взглянул на женщину-кондуктора. Та пожала плечами и отвернулась, уставившись в окно на беспечных и не теряющих равновесие пешеходов.
Буквально в следующее мгновение автобус так резко затормозил, что пытавшаяся было подняться с пола девчушка, хлобыстнулась снова, но уже в другом направлении. Ту, что была на сидении, стряхнуло с места, и она рухнула на колени. Мимо меня пронеслись мужик и бабуся. Бабушка безуспешно пыталась ухватить на ходу свои разбросанные котомки, мужик кинулся на рюкзак, и они в обнимку покатились дальше по полу.
Пропустив идущий по главной дороге транспорт, автобус сделал попытку выехать с площади, рванув при этом вперед еще пуще прежнего. Мужик, успевший к тому времени подняться, снова шмякнул рюкзак на пол и со скоростью чемпиона по спринту, умчался в конец автобуса. Бабуся, отчаявшись собрать котомки, ткнулась головой в спинку ближайшего сиденья, отскочила от него, словно шарик пинг-понга и, сделав пол-оборота вокруг своей оси, плюхнулась рядом. Девчушки свалились друг на друга на переднем сидении. Я держался за поручни двумя руками, широко расставив ноги.
Движение автобуса стабилизировалось. Мужик медленно, как бы нехотя – устал, наверное, от пробежек, – шел в направлении своего рюкзака. Девчушки хохотали так, что из глаз у них текли слезы. Бабуся потирала отшибленный зад, заново пытаясь собрать котомки. И тут, как назло – светофор. Красный! Разогнавшийся было автобус, встал, как вкопанный. Даже я чуть не упал. Но все были уже начеку и просто попадали на сидюшки. В наступившей мертвой тишине раздался голос женщины-контролера:
– Жара! Что вы хотите? Колодки у него перегрелись, вот и все.
Каждый вышел на своей остановке. Главное – все живы.
24.11.2019 г.
Пес
Стоял лютый декабрь. Снега почти не было. Только кое-где на газонах да вдоль поребриков надуло студеным ветром горстки старого, ноябрьского еще снега. Земля окаменела. Дневное солнце не грело, а, казалось, только усиливало стужу. Ночью же становилось совсем невмоготу. Холодные, колючие звезды обжигали взгляд, легкий, казалось бы, ветерок стальными иглами пробирал насквозь.
Бездомный, бродячий Пес жался всем телом к кирпичу пятиэтажки, стараясь укрыться в углу между стеной и крыльцом от пронизывающего, ледяного ветра. Заснуть не получалось. Виной тому был не только мороз, а главным образом мучительное, ноющее чувство голода. Он не ел ничего уже более двух суток. Давно такого с ним не случалось. То есть, голодать, конечно, ему приходилось постоянно, но так, чтоб вообще ничего… Напрасно он весь день бегал по тротуарам, принюхиваясь к сумкам прохожих, напрасно заглядывал им в глаза, моля хотя бы о маленькой корочке хлеба, напрасно мерз на ветру возле студенческой столовой. И на помойке, где иногда удавалось раздобыть полупротухшие остатки колбаски или голые косточки курицы, и даже там ничего найти не удалось.
Псу было страшно холодно, его мучил голод, но еще хуже того было чувство отчаянного одиночества. Он родился чуть меньше года назад. Вместе с ним появились на свет от такой же неприкаянной и бродячей собаки еще два щенка – его брат и сестра. Мать их очень любила и всячески оберегала. Даже когда ей не удавалось найти вообще никакой пищи, она уставшая, измученная, голодная и отчаявшаяся все равно каждый вечер прибегала к ним, к своим малышам, и разрешала пососать ее пустые соски. Молока почти не было, но зато возле маминого живота было тепло и уютно, и щенки, почмокав сосками и выжав из них последние капли материнского молока, засыпали, уткнувшись носами в родное и теплое мамино брюхо. Та облизывала их любовно и заботливо, а потом долго смотрела в холодную тьму городских улиц, пытаясь понять – где же ей завтра найти хоть какую-то еду самой и чем накормить малышей.