Страница 11 из 156
Атака началась. Разведчики забросили кошки на стены и, оказавшись наверху, прикончили немногочисленных защитников своим любимым оружием – пращами. Подали сигнал второй волне. Мои стражницы бросились вперед, приставляя к стенам штурмовые лестницы. Загорелись факелы, послышались крики, и началась резня. В тишине и скрытности больше не было нужды, к стене выдвинулись могучие тараны и принялись ритмично долбить камень. Ликантианцы наспех подтянули оказавшиеся под рукой подкрепления, но было уже поздно – стена оказалась пробита, и наша армия затопила полуостров. Бои начались на окраинах Ликантии.
Гэмелен зря опасался, что потери среди гвардии будут большими: мы наседали на ликантианцев, не давая им опомниться, зная, что стоит только ослабить натиск – и они соберут силы для контратаки. Мы не давали никому пощады и гнали врага через город. Я читала, что городской бой – самый кровавый из всех: нападающий может потерять контроль над продвижением своих сил, которые могут быть окружены и истреблены прежде, чем командиры поймут, что происходит. Все это верно. Во всех сражениях, в которых я участвовала до и после этого дня, я не видела такого количества крови.
По мере того, как мы наступали к морю, сопротивление ликантианцев становилось все ожесточеннее. Это был настоящий кровавый ужас. Солдаты и демоны выскакивали из странных высоких домов, топча на ходу своих же, чтобы наброситься на нас. Город защищали не только солдаты. Я видела, как дрались ликантианские женщины, вооруженные ножами, привязанными к палкам вместо пик, мечами и кинжалами, взятыми у мертвых. Я видела и других – невооруженных женщин, стариков, детей, которые, крича от страха, пытались спастись и погибали под ударами солдат, обезумевших от жажды убийства. Даже мои стражницы поражали безоружных. Офицеры и сержанты с трудом остановили резню. Бой продолжался всю ночь и весь следующий день, и внезапно мы оказались перед другой высокой стеной.
Это был морской замок архонтов. Там они остановили нас. Снова началась осада. Защитники замка отбивали атаку за атакой. Прошел еще год. Наша кровь и кровь врагов окрасила черные, закопченные пожарами камни стен. Ворота треснули под ударами таранов, но все равно стояли. В любой момент ворота могли открыться и завороженные колдовством архонтов воины Ликантии с яростью бросались на нас. За стеной внутри раздавались крики раненых и жалобные стоны умирающих от голода. Наша армия тоже терпела лишения. Война разорила страну на много миль вокруг. Припасов, которые подвозили корабли, было совершенно недостаточно, а ведь мы еще пытались кормить тех ликантианцев, которых архонты не согласились впустить в замок во время единственного недолгого перемирия. Наши солдаты страдали от голода и болезней, и лекарские палатки были переполнены. Сон никому не приносил облегчения: воздух был пропитан магией и спящих мучили кошмары.
Замок не сдавался единственно из-за упорства архонтов. Воины Ликантии, обладай они собственной волей, давно бы уже отомкнули ворота. Два короля-мага Ликантии с яростью сражались за свою жизнь. Наши воскресители, несмотря на заклинания, которые привез мой брат из Далеких Королевств, ничего не могли сделать против магии архонтов.
Я сказала, что бой на улицах Ликантии был самым ужасным зрелищем, которое я видела за свою жизнь. Но на самом деле осада еще хуже в некотором смысле. Время течет медленно, тебя одолевает скука, но расслабляться нельзя ни на секунду. Стоит только замешкаться на открытом месте, и зоркий лучник пошлет стрелу со стены, и она завязнет у тебя в кишках. Нельзя ни кричать, ни даже говорить громко, потому что враг может выстрелить на звук камнем из катапульты. Надо постоянно прислушиваться к тишине, или пропустишь вылазку врага и окажешься мертв раньше, чем увидишь блеск стали. Нельзя оставлять отбросы и кал незарытыми, иначе полчища мух быстро разнесут заразу по всему лагерю. Надо стараться чаще мыться, иначе грязь с кожи может попасть в рану и та нагноится. Надо быть жизнерадостной, чтобы подбодрить подруг. Надо…
И так далее. Но мой быстроглазый писец напоминает мне, что мы пишем книгу, а не инструкцию для молодых солдат.
Осада продолжалась, и мои отношения с генералом Джинной становились все хуже. Он постоянно посылал стражу в самые опасные места, многие из нас погибли, нас осталось всего около двух сотен, а подкреплений не было. Казалось, Джинна хочет совершенно истребить гвардию. Но в это я отказывалась верить, убеждая себя, что просто расстроена гибелью подруг. Трудно видеть, как умирают лучшие воины, им на смену приходят другие, чтобы тоже умереть. И я ни с кем не делилась мыслями, даже с Корайс и Полилло.
Ходили слухи, что Джинна наживается за счет армии и Ориссы, что у него есть специальные команды, которые собирают золото и драгоценности по брошенным жителями домам, а потом все отправляется в поместье Джинны под Ориссой. Никто, однако, не видел мародеров, поэтому я запрещала сплетничать об этом в моем присутствии. Но на совещаниях я не могла удержаться и внимательно наблюдала за генералом, ища в его лице признаки жадности. Таковых я не увидела, а вот неуверенность от того, что осада затягивается, была. И еще был страх, когда он выслушивал доклады наших разведчиков, которые, используя непроверенные слухи, говорили, что архонты уже почти подготовили свое секретное оружие и Ориссе грозит гибель.
И настал Судный день, но никаких знамений, описываемых в старых легендах, не было.
Генерал отдал приказ об очередном штурме на рассвете. Сержанты усталыми голосами выкрикивали команды, солдаты нехотя строились, ругая командиров и свою судьбу. Голодные волы потащили тяжелые боевые машины через грязь к стенам. У нас были тараны, и осадные башни на колесах, и огромные катапульты. Вперед, но на безопасное расстояние от стен выслали людей со штурмовыми лестницами. Там они дожидались сигнала к атаке, нервно поглядывая на стены. Противник тоже готовился. Ликантианцы наполняли огромные котлы кипящим маслом и расплавленным свинцом, тащили наверх камни, чтобы обрушить все это нам на головы. Арбалетчики натягивали свое оружие и закладывали стрелы, лучники и копейщики заняли места у амбразур и между зубцов. Наши силы составляли двадцать тысяч. Профессиональных солдат осталось мало, среди них – двести моих стражниц, остальные были лавочники, мясники, рабочие, рабы с ферм. Сколько было врагов, мы не знали – может, десять тысяч, может, больше.