Страница 4 из 66
— Явился хитрый лис, вдовицы враг. Пойдемте в дом, — сказал Кроуфорд из Лаймонда.
Лаймонд был в маске. Стройный, одетый в черный шелк, яркие волосы спрятаны под сеткой и прикрыты шляпой, он казался частью этой комнаты, как одна из принадлежавших Жану Анго серебряных статуэток флорентийской работы. Он снял маску, и Эрскин ощутил на себе тяжелый взгляд синих глаз, снова увидел безжалостную складку рта, нежную кожу, чеканные черты.
Передавая просьбу королевы-матери, ни на одно мгновение не мог он предположить, что Лаймонд согласится. Возвращаясь обратно с ультиматумом Лаймонда, ни на одно мгновение не мог он предположить, что королева-мать примет такие условия. И все же этим абсурдным отношениям — не наемный агент и наниматель, не союзники и не партнеры — было положено начало. А теперь Кроуфорд из Лаймонда, свободный наблюдатель, явился сюда, чтобы сообщить о своем присутствии. Он пробудет во Франции всю зиму и станет на свое усмотрение посвящать королеву в те заговоры, тайные козны и интриги, в какие ему удастся проникнуть. Со своей стороны, вдовствующая королева не гарантировала ему ничего, никакого прикрытия в случае провала. Такое положение вещей, казалось, устраивало обоих.
У Лаймонда с Томом Эрскином было мало общего, и личная их беседа заняла не больше времени, чем потребовалось на то, чтобы осушить два кубка вина из королевских погребов. Они сели, и Том поднял свой кубок приветственным жестом:
— Добро пожаловать во Францию.
— Благодарю вас. Полагаю, наша великолепная королева-мать добралась благополучно.
— Да, она приехала на прошлой неделе. Французский король остановился неподалеку от Руана — скоро состоится торжественный въезд, будь он неладен. Королева вскорости присоединится к нему и все время празднеств пробудет в Руане. К зиме же двор отправится на юг.
— А вы — в Брюссель. Никакой справедливости.
Они замолчали: полномочный посланник пытался угадать, как всегда безуспешно, сколь много известно Лаймонду. Эрскин ехал в Брюссель, а затем в Аугсбург, чтобы заключить мирный договор с императором Карлом или, в случае его отсутствия, с венгерской королевой, его сестрой. Этого договора не слишком желали в Шотландии, чьи искусные моряки предпочитали по-прежнему беспрепятственно грабить фламандские галеасы. Однако под давлением Франции шотландскому правительству пришлось согласиться — и за это согласие вдовствующая королева рассчитывала получить в свое время должную мзду.
Сам император относился к этому миру с подозрением, и его подозрения возросли бы, если бы он знал, что Том Эрскин едет к нему прямо из Лондона, где уже начал мирные переговоры с англичанами, теперешними противниками Карла. Договор, правда, еще не был подписан — только объявлено перемирие. Положа руку на сердце, Эрскин мог сказать в Брюсселе, что между Англией и Шотландией нет никакой торговли, никаких контактов, кроме необходимых дипломатических связей; что визит вдовствующей королевы во Францию обусловлен всего лишь естественным желанием повидать дочь; что его собственные визиты во Францию — и теперешний, и тот, что последует после выполнения миссии, — имеют своей целью всего лишь убедиться в благополучии и безопасности Марии, королевы шотландской.
Он горячо надеялся, что Лаймонд тоже считает так, но на лице ночного гостя читалось столь явное злорадство, что Эрскин усомнился. Однако Лаймонд всего лишь спросил:
— А что Мария, королева шотландская, наша светлейшая принцесса?
— Она сейчас с матерью.
Эрскин колебался, продолжать ли ему: тон собеседника не внушал доверия. Во время холодных, чопорных церемоний в Дьепе единственным ярким моментом была встреча вдовствующей королевы с семилетней дочерью, которую два года пребывания во Франции сделали жизнерадостной и своевольной. Обе прослезились: визит вдовствующей королевы был ограничен во времени; она уедет, а Мария останется во Франции и через шесть или семь лет выйдет замуж за наследника престола. Она, царствующая королева шотландская, уже успела позабыть большинство своих шотландцев.
Лаймонд осведомился:
— А теперь скажите-ка мне: кто из ваших бесценных коллег прибыл сюда вместе с королевой-матерью?
Лицо Эрскина прояснилось.
— Боже мой, Фрэнсис, да на это раз в ее свите вся свора прихлебателей… Тайный совет чуть не в полном составе. Все те мерзавцы, которых нельзя оставить без присмотра дома. Вам нужно быть осторожным.
В углу комнаты стоял маленький, богато инкрустированный спинет 4). Лаймонд допил вино, встал, подошел к инструменту и склонился над ним.
— Меня не узнают. Кто они?
Эрскин стал перечислять. Граф Хантли был среди них, и лорд Максвелл, и лорд Джеймс Гамильтон, наследник правителя. Том добавил, глядя Лаймонду в лицо:
— И оба Дугласа. Джеймс Дуглас из Друмланрига и сэр Джордж.
Фрэнсис Кроуфорд в прошлом не раз сталкивался с семейством Дугласов, и эта новость его, казалось, позабавила.
— Многообещающее начало. Кто-нибудь еще?
— Целая толпа Эрскинов.
Том ухмыльнулся. Эта семья на протяжении многих поколений служила верной опорой трона. Его жена Маргарет прибыла сюда в качестве фрейлины; Дженни, леди Флеминг, свекровь, была гувернанткой маленькой королевы; младшие сестры и брат жены — товарищами ее игр. Его собственные два брата входили в свиту, а отец, который по болезни не мог приехать, был назначен опекуном Марии с тех самых пор, как ее перевезли во Францию.
Он обрисовал расстановку сил. Лаймонд выслушал и заметил:
— Но при таком переизбытке Эрскинов — что здесь делать мне?
— Играть на спинете, — сказал полномочный посланник. — Вы чертовски хорошо это делаете.
Звонкая, чистая мелодия продолжала струиться.
— Музыка заглушает голоса. Ваши друзья и не подозревают в вас таких талантов.
— Практически все мои друзья знают, что я вообще не умею играть на этой штуковине. Что еще? Вам не надо описывать французский двор. Это… это — собрание всех блажей и всех причуд, — продолжил Фрэнсис Кроуфорд. — Я могу вам столько порассказать о Франции, что вы устанете слушать. — Пальцы его бегали по клавишам и голос смягчился. — Университеты и тюрьмы, будуары и бордели, дворцы и картины, серенады, банкеты, любовные игры, копыта и шерсть и сожжения еретиков. Постель, поножовщина и бичевание. Я знаю все истоки и тайные течения. Если есть опасность, я найду ее. Теперь мне пора.
Оба встали. Эрскин хотел было удержать гостя, но передумал. От Лаймонда требовалось только одно: сообщить, что он прибыл во Францию, и он своевременно явился на свидание. Том спросил:
— Вы давно в Дьепе?
Лаймонд удивленно поднял брови, но ответил коротко и по сути:
— Всего пять часов.
Догадка обожгла Тома, жарким пламенем разлилась по коже.
— Боже мой… неужели вы приплыли сегодня на продырявленной галере?
— Приплыл? — На лице Лаймонда впервые мелькнуло неподдельное чувство. — Да я чуть ли не шлепал вброд по воде, волоча за собой эту посудину. Нас пробуравили на рейде, галера едва не затонула, девятнадцать человек погибло, двадцать пять изувечено; капитан — простофиля, а боцман накурился гашиша до розовых слонов.
Разволновавшись, Эрскин прошел до окна и обратно.
— Я видел. Видел, как она заходила, видел пробоину, видел, как бросили якорь на траверзе, слышал пушку. Проклятье. Значит, вы столкнулись с галеасом? На девять десятых — вина моряков, на одну десятую — невезение.
— Полагаю, на «Гуден Роос» предпочитают думать, что дело в невезении, — сказал Лаймонд весело. — Ведь им же заплатили, чтобы потопить нас.
Эрскин сел.
— Вы уверены?
— Вполне.
— Кому-нибудь еще пришло это в голову?
— Сомневаюсь. Вы же слышали общепринятую версию.
Том Эрскин встал и заключил неожиданно резко:
— Этот ирландский маскарад — безумие. Как сможете вы работать, если на вас нападают, не дав даже начать? Полагаю, вы взяли имя реально существующего человека?
— Разумеется. Но его мало кто знает в лицо. Поверьте, мы постарались все хорошенько продумать.