Страница 13 из 124
За ужином всё та же неловкость, но на этот раз разрядить обстановку пытаются уже трое: я, мама и Алекс. Эштон упорно молчит и почти не ест.
- Видел твою маму. Жалуется, что не звонишь. Переживает! – как бы невзначай вдруг замечает Алекс.
Эштон замирает при этих словах, затем, спустя время, продолжает медленно есть свой салат.
До меня доходит, для чего на самом деле Алекс летал в Европу. Я смотрю на мать, на её невозмутимое лицо, и мне вдруг срочно хочется её обнять. Тяжело сознавать, что твой мужчина встречался со своим прошлым, от которого у него ещё и сын есть. Ведь когда-то же этих двоих что-то притянуло друг к другу, и нет никаких гарантий, что не потянет опять!
После своей глупой подростковой влюблённости в Алекса я стала часто думать о матери, о том, как она всё это переживает. Даже у меня, близкого и родного человека, начала развиваться ненависть к ней. Я находилась в перманентном состоянии подавленности, а раздражение, которое вызывала во мне мама, выливалось в дерзость, а порой и грубость в её адрес. Собственно, именно это, подозреваю, и стало основной причиной экстренного вмешательства Алекса. Он вырвал в своем забитом графике сутки и целиком посвятил их мне не просто так: отец никогда и никому не позволяет расстраивать мать, даже нам, детям. Лурдес регулярно прилетают штрафы в виде лишения развлечений и карманных денег за любую провинность в отношении мамы. Аннабель тоже хорошо знает, что такое “строгий отец”, и лишь одна я всегда находилась на «особенном положении», которое заметили все. Абсолютно все. Со временем, каждый отдельно взятый член нашей семьи понял, что я - любимый ребёнок у Алекса, а тётушка Мэри даже однажды выдала свои соображения по этому поводу:
- Алекс без памяти любит твою мать, а ты очень на неё похожа! Не только внешне, у вас и характеры одинаковые. Поэтому он тебя и выделяет, ты заметила?
Ещё бы не заметить. Конечно, заметила: за провинности попадает всем, кроме меня, подарки “самые индивидуальные” опять у меня, и именно мне достаётся больше всего бесед, советов и уроков. И когда я начала безобразничать, вместо санкций получила целый день наедине с любимым человеком. А что такое день для Алекса? Это очень много! Его время расписано едва ли не по секундам, и единственный человек, кто пользуется привилегией приватного с ним общения, всегда была и остаётся мама. И тут вдруг один целый день достаётся лично мне!
- Алекс ёлку притащил. Огроменную! - сообщает с излишней радостью мама.
- Ну как обычно, - отвечаю и благодарю отца улыбкой, он улыбается мне в ответ, и от удовольствия я даже умудряюсь на пару мгновений забыть об источающем напряжение Эштоне. Он словно высоковольтная линия, напряжён так, что я, кажется, даже слышу гул проходящего по нему тока.
Эштон то и дело мечет свои острые взгляды в сторону отца или пристально всматривается в мою мать. А я – вообще невидимка для него, часть интерьера. Его бокалу с красным вином и то больше внимания досталось в тот вечер, нежели мне.
- Где поставим её в этом году? – мама продолжает тему ёлки, так как ничего нового для общей беседы, видно, ещё не изобрела.
- А давайте в этом году поселим её в гостиной! Мы ведь Рождество там отмечать будем? Или в столовой? – предлагает Алекс.
- Мне столовая больше нравится, тут пространство дружелюбнее, - отвечаю.
- Смотри, - возражает Алекс, - в этом году нас будет больше: Алёша со своей девушкой обещал прийти.
- Пусть сперва продержится хотя бы год с ней! – возмущённо возражаю. – Какой толк знакомиться? Каждый раз новая, я даже имена их не успеваю запоминать!
- Это совершенно нормально, он в поиске, - не сдаёт своих мужских позиций Алекс, жуя салат. Затем добавляет:
- Кроме того, и Эштон в этом году будет с нами. Эштон, ты ведь будешь с нами в Рождество?
И этот вопрос звучит не как вопрос, а как утверждение. Я чувствую очевидную оттепель в отношении Алекса к своему вновь обнаруженному сыну, но об Эштоне этого не скажешь.
- Нет, - заявляет, не задумываясь, - я уже договорился с друзьями.
- Рождество лучше проводить дома, с близкими, - мягко настаивает отец, и слово «близкими» звучит у него как-то по-особенному.
- Нет ничего важнее семьи! – подпевает мама. – Эштон, нам бы очень хотелось, чтобы ты был с нами в Рождественский вечер!
Эштон странно смотрит на неё, буквально затаив дыхание, и я замечаю, что в его взгляде нет той остроты, с какой он обычно глядит на меня или Алекса. Мама кладёт свою руку поверх руки Эштона и добавляет самым своим ласковым голосом, на какой способна:
- Ты не представляешь, как важно, чтобы ты принял нас всех в своё сердце! Самое большое богатство в любви близких, Эштон!
И она гладит его по руке так нежно, что мне даже завидно – со мной она никогда так не разговаривает и уж точно по рученьке не гладит.
- Позволь нам стать твоей семьёй, нам очень этого хочется! - продолжает настаивать мама. - Правда, Сонечка?
Сонечка? Серьёзно? Всегда Соня, Сонь или Софья, ну, в лучшем случае, Софи, а тут вдруг Сонечка!
- Угу, - отвечаю, стараясь поскорее прожевать суши-ролл, от меня ведь ждут в данную секунду выражения вечной любви в адрес Эштона. Просто потому что он – часть семьи!