Страница 103 из 124
В конце августа Эштон и Маюми переселяются в свою квартиру в даунтауне Сиэтла. У меня теперь тоже есть собственное просторное кондо, всего в пяти минутах от них – отец подарил на двадцатилетие. День Рождения мой мы всё-таки отпраздновали хорошо: родители прилетели, навезли подарков и хорошего настроения. Как ни странно, так сильно огорчивший меня отъезд Эштона принёс огромное облегчение. Оказалось, что их с Маюми счастье слишком болезненно для меня: каждый нежный или, что ещё хуже, интимный жест, адресованный ими друг другу, повергал меня в состояние глубокой депрессии.
В сентябре начались занятия в Университете, а учёба в мамином учебном заведении засасывает тебя, подобно воронке, своей сложностью, насыщенностью графика лекций и практических занятий, лабораторных, презентаций и прочей стандартной студенческой деятельности.
Утешает одно – мама рядом. Теперь мы ездим по утрам вместе, а потому больше общаемся, делимся секретами.
- Как ты переживаешь его возвращение, Соняш? – наконец решается на вопрос мама.
- Нормально вроде. Разве не видно?
Я слишком резко ответила, слишком. Просто вопрос этот застал врасплох, не ожидала.
- Видно. Но ты и повзрослела очень сильно за эти годы.
Я знаю, что она имеет в виду, моя деликатная мать: в этом «повзрослела» зашифровано «научилась скрывать».
- Соняш, если тебе больно видеть их пару, пожалуйста, скажи мне. Это важно.
- Почему?!
- Если долго держать отрицательные эмоции в себе, рано или поздно они найдут выход сами, и в этом случае, контроль тебе уже будет неподвластен. Лучше до этого не доводить.
- Всё нормально, мам. Не могу сказать, что мне всё равно, но и трагедий никаких нет – слишком много времени прошло.
- Хочется в это верить, - мягко говорит мать. – Соняш…
Она пытается сказать мне нечто важное, но никак не решится.
- Да говори уже! – не выдерживаю.
- Сонечка, доченька, Алекс не умеет любить наполовину, его любовь подобна одержимости, а потому заставляет его совершать неадекватные поступки. Даже сейчас, когда ему под пятьдесят, я не уверена в том, что он отреагирует правильно.
- Что ты имеешь в виду?
- Соняш, если между вами произойдёт что-нибудь подобное той ситуации в клубе, отец снова выставит его… И на этом их отношения закончатся. А это неправильно! Ты ведь понимаешь, насколько это неправильно? Они отец и сын! Настоящие отец и сын!
Слёзы. Я не могу их контролировать. Они душат меня, топят такой болью, какую могут причинить только самые близкие люди:
- Мам… а я - не настоящая?
- Дело не в этом, Сонь! Ты благословенна его любовью, тебе достаётся почти всё, что у него есть! Это знают все, и каким-то чудом девчонки не умирают от ревности, и ты не поверишь, я каждый день молюсь, чтобы так продолжалось и дальше, чтобы вы оставались сёстрами, чтобы были близки, а не так, как бывает… Алекс совершает большую ошибку, делая это, но говорить с ним бесполезно. В его случае это не выбор, а данность. Говоря простым языком – клинический случай. Думаю, от сестринского гнева тебя только то и спасает, что крови его в тебе нет, и это даёт им фору… Формально.
- То есть, меня считают ненастоящей…
- Повторяю, формально – да. И именно эта формальность и спасает нашу семью от ревности и обид. Только Эштон под ударом… Из-за тебя Сонь. Мне больно за тебя, тяжело видеть, как ты сохнешь по нему, и меня ужасает то упорство, с которым ты не теряешь надежду, но… если действительно так сильно его любишь, подумай о нём! Не подставляй его, не провоцируй отца! Ему нужен отец, не представляешь, как нужен!
- Ты откуда знаешь?
- Просто знаю.
Её посыл мне ясен. Вот только никак не вписывается в мои планы.
После разговора с матерью я влезла в улиточный домик: во мне толстым пластом осела обида. Мать просила за Эштона, пыталась донести до моего сознания, что мир не крутится только вокруг меня, хотя нет, он не сам по себе это делает – отец рулит этим фундаментальным явлением, вращая нашу планету вокруг МОЕЙ оси.
Я устранилась. Маюми и Эштон приходят по воскресеньям на семейные обеды, собираются все, вот абсолютно все… кроме меня. Я нахожу себе занятия подальше от родительского дома, а в октябре и вовсе переселяюсь в свою квартиру.
Отец в шоке. Отец в боли. Он не может смириться, назначает мне обеды и ужины в ресторанах, водит в оперу, но ответа так и не выжал: я - могила. Он никогда не узнает, о чём попросила меня мать. Я не стану винить её в своих проблемах и обнажать свою почти детскую обиду на то, что мама не на моей стороне. В двадцать лет я казалась себе бесконечно взрослой и даже мудрой, но была не в состоянии понять, что мать не выбирала чью-либо сторону, она всего лишь пыталась быть справедливой.
И она как всегда оказалась права. Попала стопроцентно в яблочко – я взорвалась.
Недаром говорят, маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы.
Эштон живёт в одном со мной городе, более того, он каждую неделю бывает в родительском доме, но его дни - воскресенья, а мои – вторники. Вот так я собственноручно отлучила себя от него и преуспевала в этом целых три месяца: весь сентябрь, весь октябрь и почти весь ноябрь, по двадцать седьмое число не включительно.
Он совершил фатальную для себя ошибку – позвал меня отмечать свой День Рождения. Если б СМСку прислал – я бы её проигнорировала, но он позвонил. Сам.
- Привет.
- Привет.
- Как дела?
- Нормально.
- Тяжело учёба даётся?
- Да нет. Ничего вроде, держусь пока.
Пауза.
- Мне показалось, ты избегаешь меня.