Игра королев

В одиннадцать часов вечера Агнес Херрис вошла в зал замка Трив, заставив дремлющего Бокклю вскочить и рассыпаться в поклонах, и поинтересовалась, в своем ли он уме, заперев родного сына с отъявленным негодяем.

Он вкратце объяснил причины хозяйке замка. Она попросила пояснений. Он рассказал подробнее. В полночь Бокклю при свете факела, который несла Агнес Херрис, ворча, поднял люк и крикнул:

— Уилл! Ты жив еще?

— Конечно, — грубо отозвался голос его сына.

— Тогда поднимайся, — резко сказал сэр Уот и, оставив люк на попечение леди Херрис, удалился, не дожидаясь сына.

Уилл Скотт на негнущихся ногах направился к люку. Лаймонд не пошевелился. На секунду юноша остановился возле него, затем повернулся и быстро взбежал вверх по лестнице.

Наверху люк придерживала Агнес Херрис. Позади нее Уилл заметил трех стражников, стоявших на часах в кухне и в коридоре, но караул сменился, и среди них не было шотландцев; Уилл заколебался.

— Прелестно! — воскликнула Агнес Херрис. — Мне и без того немало пришлось потрудиться, чтобы вытащить тебя отсюда, так что не соблаговолишь ли ты идти чуточку побыстрее? Я хочу спать.

В ее глазах светилось нетерпение, и когда юноша вылез, она захлопнула люк с таким грохотом, что подпрыгнули сковородки на полках и лязгнул засов. Она выпрямилась.

— Ну же?..

— Все в порядке, — ответил Скотт, который решился наконец и сам удивился своему решению. — Просто я еще не совсем проснулся. Ведите. Это было очень мило с вашей стороны.

Задолго до того, как он проснулся, леди Кристиан покинула замок со своей свитой И поехала так быстро, как только Сим мог ей позволить. Большую часть ночи девушка пыталась примириться с тем фактом, что ей следует уехать; и Бокклю, которому вовсе не улыбалось выступать в роли тюремщика или шпиона, с облегчением увидел, как она удалилась.

В шесть часов утра удар кулаком по двери Скотта и зычный рев заставили его натянуть одежду и спуститься в зал к отцу. Он обнаружил там толпу перепуганных слуг, хозяйку, застывшую с выражением молчаливой покорности, и отца, который был вне себя от ярости.

— Ого! — завопил Бокклю при виде сына. — Похоже, кое-кто забыл затворить за собой засов. Или ты нарочно оставил люк открытым?

Скотт, научившийся кой-чему, придал своему лицу безразличное выражение.

— Какой засов?

— Какой засов?! — прорычал сэр Уот. — Засов на люке, что ведет в подвал, болван. Утром люк нашли раскрытым настежь, а эти три кретина валялись без чувств в коридоре с проломленными башками.

Скотт открыл от удивления рот:

— Так Лаймонд сбежал?

— Нет, он проломил им головы, погулял немножко и вернулся обратно в тюрьму — просто забавы ради. Конечно, сбежал! Половина гарнизона носится в поисках, но черт его знает, куда он направился. Все по твоей вине, придурок!

Изумленный Скотт пролепетал:

— Но почему?

Агнес Херрис сурово отчитала его:

— Я же сказала тебе: закрой засов как следует. Как можно быть таким легкомысленным!

Скотт уставился на нее:

— Вы мне сказали!

— Каким бы сонным ты ни был, не мог же ты забыть, надеюсь. Три наших человека отчетливо это помнят. Поэтому, если засов не был должным образом задвинут, винить следует только тебя.

Было бесполезно спорить. Скотт признал вину, с трудом собравшись с силами. Он сел на лошадь и вместе с отцом весь день провел в поисках сбежавшего пленника, разумеется, безрезультатно.

В замке Мидкалтер леди Сибилла провела эти пятницу и субботу, вытряхивая содержимое из буфетов и составляя тщательные и подробные описи имевшейся у нее золотой и серебряной посуды. Мариотта, бесцельно слонявшаяся по комнатам с тех пор, как уехала Дженет Бокклю, наконец не выдержала и разразилась речью:

— Как вы можете сидеть здесь и заниматься этой ерундой?

До них не доходило никаких вестей после того, как стало известно, что Лаймонд в ловушке: ничего от Уилла, ничего от Хантера, ничего от сэра Уота.

Выслушав тираду Мариотты, бледная как смерть, леди Сибилла повернулась и проницательно взглянула ей в лицо.

— Послушай, — сказала она, резко, — я стараюсь не вмешиваться, но нам надлежит быть честными друг с другом. За кого ты боишься? Ты бросила Ричарда и ненавидишь моего младшего сына.

Мариотта ровным голосом произнесла:

— Я не хочу, чтобы ему причинили вред.

— Кому? Кстати, если тебя это интересует, я полагаю, что Лаймонд едва ли помнит о твоем существовании.

— Я имею в виду Ричарда.

— Ах так. Что ж, Ричард, несмотря на свое безрассудство, обожает жену. К сожалению, ни один из вас не догадывается, о чем неустанно мечтает другой.

— Его непросто понять.

— А он, по-твоему, должен легко читать в твоем сердце? Ты думала, что он воображает тебя навеки прикованной к горшкам и кастрюлям. Женщине — кухня и дети.

— Конечно, я была уверена, что другие мысли ему и в голову не приходят.

— Боже меня упаси, — вскинулась Сибилла, — сплетничать вроде престарелой кумушки, но посмотри, сэр Уот такой же. Жена должна шить, вязать и прясть — и никаких глупостей. Он также считает ниже мужского достоинства рассказывать дома о своих делах.

Мариотта присела, помимо воли втягиваясь в разговор.

— Но Дженет всегда знает все, что происходит.

— Конечно. Более того. Постоянно с ним пререкаясь, она уверена, что сэр Уот знает ее мнение по любому вопросу. Иначе говоря, она сама узнает обо всем, что интересует сэра Уота, и большей частью ей удается заставить его поступать так, как ей хочется. Ты желаешь, чтобы Ричард интересовался твоими повседневными заботами, но это палка о двух концах. Ты когда-нибудь интересовалась его постройками? Ричард когда-нибудь рассказывал тебе, как он завоевал все призы на турнире в Килвиннинге? Ты знаешь, например, что он, возможно, лучший фехтовальщик в стране и учит отпрысков Аррана, чтобы те не ударили лицом в грязь?

— Если вы подразумеваете, — вымолвила Мариотта, покраснев, — что мне следует походить на Дженет Бокклю, то я вряд ли…

— Я ничего такого не имела в виду. Я пытаюсь разобрать по косточкам семейную жизнь наших соседей. Посмотри хотя бы на Максвеллов.

— Агнес?

— Почему бы и нет? Ей казалось, что выбирала она, но на самом деле выбрали ее. Влюбилась она в героя одного из тех ужасных романов, а вышла замуж за рассудительного, трезвого человека, достаточно умного и достаточно доброго, чтобы не разбивать ее мечты и лишь постепенно приближать жену к реальной жизни.

— А Ричард?

Сибилла рассеянно пригладила волосы:

— Ричард. Я не могу указать тебе тропу к его сердцу. Ты должна найти сама. Я тебе скажу только две вещи насчет него. Самое главное в его жизни — это Шотландия. А погубить Ричарда может лишь вероломство.

Лицо Мариотты потемнело.

— Вы имеете в виду верность.

— Я имею в виду, — мягко пояснила Сибилла, — безумства некоторых, позволивших себе увлечься поверхностным блеском. Я имею в виду тягу к переменам и надуманным переживаниям, даже отвратительным переживаниям, когда, например, ты ждала, каким же образом откроется тайна этих драгоценностей.

Мариотта молчала. Затем первая слеза скатилась по ее щеке.

— Но что я могу теперь поделать?

Сибилла поднялась и, улыбаясь и вздыхая, устроилась в своем собственном резном кресле.

— Время все залечит, и довольно быстро, деточка. Твое несчастье в том, что ты позволила себе увлечься именно тем человеком, который только и способен выбить Ричарда из колеи. Если кто-нибудь и виноват в этом, то, наверное, я… Какие мы глупые: из жалости к себе прощаем собственные грехи, а другим перемываем кости. Тебе стало лучше или хуже?

— Лучше, — ответила Мариотта и подошла к Сибилле, чтобы ее поцеловать.

К ним уже присоединился Том Эрскин, когда много позже возвратилась из Трива Кристиан. Она была измученная и грязная, но в ее глазах проступало нечто большее, чем просто усталость. Сибилла, посмотрев ей в лицо, усадила ее немедленно, и девушка не мешкая приступила к рассказу. Повернувшись к Сибилле, она кратко вымолвила: