Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 81



Жена Максвелла приняла подарок, и они тепло, даже нежно простились.

Леди Кристиан тоже пригласили на встречу — в день, в который она обещала дать ответ Тому Эрскину. Она пришла в тот же пустой коридор, ведущий в ту же пустую комнату, и принялась ждать Тома, пытаясь приучить себя к мысли, что он должен войти в ее жизнь.

Кристиан ходила из угла в угол. Комната показалась ей маленькой: столик сбоку, три стула и камин, который ужасно дымил. Не идеальное место для предложения руки и сердца, подумалось ей. Господи, как требовательны порой женщины — всем им хочется серенад под окном и галантных кавалеров!

Она присела и заставила себя пересчитывать в уме простыни и покрывала. Несмотря на чуткий слух, Кристиан не расслышала приближающихся шагов, и только осторожный скрип двери подсказал ей, что в комнату кто-то вошел.

— Боже мой! Вы похожи на Пифию 5) в этих клубах дыма. Вы любите дым? Будьте веселее: на улице весна!

Он распахнул окно, и в комнату ворвался свежий запах весенней зелени, послышалось пение дроздов.

Кристиан почувствовала, как кровь стучит у нее в висках.

— Это вы? Я ждала…

Она смешалась, силясь одолеть душевный хаос, в который ее повергло появление незнакомца.

— Если у меня не два сердца, как у единорога, и не две головы, как у бога Януса 6), и не две шкуры, как у змеи, то это, конечно, я. Я больше не пишу двусмысленных писем под псевдонимом и лично захотел засвидетельствовать свое почтение. Вы похудели.

Она успела прийти в себя:

— Тяжело иметь дело с человеком, который появляется и исчезает, как невидимка. Я живу одной надеждой, что наступит тот день, когда нас формально представят друг другу. Вам не кажется, что так будет лучше, чем приходить…

— Как вор под покровом тьмы? Я напугал вас? Однажды я предпочел бы явиться к вам в паланкине с дюжиной слонов под звуки серебряных труб, источая аромат роз Шираза 7)… Вы приняли бы меня?

— Если вы предоставите мне время приукрасить мои скромные прелести. И кто вы? Александр Македонский? Карл Великий?

— Чудовище, осаждающее твердыню благоразумия… Оставайтесь с миром, я же отправлюсь ко всем чертям.

— А я думала, вы только что оттуда, — парировала Кристиан.

— Возможно, мне надоело общество Сатаны, и я решил подняться побеседовать с вами. Похож я на падшего ангела?

— Слишком даже. Есть нечто дьявольское, например, при всей вашей страсти к таинственности, в том, что вам не только удалось беспрепятственно проникнуть в королевский дворец, но назначить встречу и разыскать меня.

— У меня есть друзья при дворе.

— О, и при каком же из них? — поинтересовалась она.

— Я не имею ничего общего ни со Скелтонами, ни со Стюартами. При этом дворе, леди.

— Я и не думала, что вы так могущественны. А они хоть знают, кто вы?

— Чье терпение вы испытываете: мое или свое собственное? Я допускаю, что вел себя скверно, но моя цель превосходна — выразить благодарность и держать вас любой ценой подальше от моих ужасных разрушительных дел.

— А вы не думаете, что, если бы вы не скрывали их так тщательно, ваши дела были бы не столь разрушительны?

— Нет.

— Тогда вы либо ни во что не ставите мое благоразумие, либо полагаете, что я не в силах вынести вашей репутации. В любом случае это бросает некоторую тень на ваши неоднократные визиты, не так ли?

Она решила рискнуть? Когда-то вызвать его на откровенность значило погубить его, сейчас все складывалось по-иному, но он все равно мог бы дать отпор.

Он наконец заговорил, несколько отрешенно.

— Мне следует сочинить для вас сказку?

— Я предпочла бы правду.

— Все зависит от того, насколько мерзким я выставлю себя. Моя история сошла бы для Агнес Херрис…

— Представьте, что я Агнес Херрис.

— Боже упаси! Видите ли, как со многими джентльменами, попавшими в беду, со мной в молодости произошло недоразумение. Один человек, мне кажется, мог бы прояснить это дело. К сожалению, я не знаю имени этого человека, только его положение, поэтому подходят трое…



— Джонатан Крауч, Гидеон Сомервилл и Сэмюэл Харви.

— Именно. Видите, все совпадает с тем, что вам уже известно. Крауча удалось исключить. Сомервилла тоже… остается только Харви.

— И как же вы разыщете Харви?

— Я уже разыскал. Благодаря одной неприятной сделке, описание которой вас не заинтересует, я надеюсь добраться до него вскоре.

— Эта сделка: вы свяжетесь с англичанами напрямую или вам нужен посредник?

— Посредник у меня уже есть, и даже слишком активный.

— Конечно, Джордж Дуглас! — с облегчением воскликнула Кристиан. — Можете и не рассказывать. Это имя неизбежно приходит на ум после того, как вы захватили Крауча… Вы действительно думаете, что Харви вам поможет?

— Не знаю, — отозвался незнакомец. — Он мог бы. Но с другой стороны, спустя столько времени легко подвергнуть сомнению его свидетельство — пусть правдивое, но исторгнутое под давлением. Ему могут не поверить. И даже если поверят…

— Что тогда? — нетерпеливо воскликнула Кристиан.

— Не знаю. — Он рассмеялся. — У меня есть деньги, я, наверное, продал душу дьяволу, поскольку привык прятать лицо.

— Даже если бы я была Агнес Херрис, я бы не поверила вам.

— Нет. Это реплика в сторону. Я представлю на суд досточтимой публике длинную пьесу о бесчинствах королей и коварстве женщин — разумеется, за исключением присутствующих прекрасных дам. Получится целая эпопея.

— У вас получится все, что угодно, — вы даже в состоянии превратить трагедию в фарс, но я не стану вас смущать. Спектакль оказался изумительно коротким.

— Я не люблю проявлять свои чувства на публике. Кристиан, моя затея может и провалиться, тогда это наша последняя встреча.

— А если вы добьетесь успеха?

— Что ж, это будет довольно приятно. Я окажусь среди знати, и кто-нибудь нас формально представит друг другу. Но что бы ни случилось, я исполнен к вам искренней благодарности и глубочайшей признательности. Все, к чему вы прикасаетесь, становится лучше. — Он заколебался, продолжать ли. — Вы знаете, что если бы вы могли видеть, наши встречи стали бы невозможны?

Она кивнула.

— Я не хочу быть грубым, но позвольте напомнить: если вас развлекло, позабавило или порадовало наше приключение… им вы обязаны вашей слепоте.

Это была горькая пилюля: девушка, всегда легко относившаяся к жизни, сейчас возненавидела себя за свой недостаток. Кристиан нашла в себе силы улыбнуться и услышала, как он подошел и взял ее за руку.

Он поцеловал ей руку, а затем неожиданно поцеловал и в щеку.

— У нас с вами родственные души, Кристиан. Не думаю, чтобы ваш гадкий утенок претерпел особое превращение, но если я выиграю, вы сможете этим гордиться. До свидания, моя милая девочка!

— До свидания! — ответила она и осталась сидеть неподвижно, пока он не закрыл за собой дверь.

Том Эрскин тем временем повсюду ее разыскивал. Сибилла сообщила ей об этом и добавила несколько странным тоном:

— И еще… Вы знаете, что Ричард здесь?

— Ричард! — вскрикнула Кристиан, чьи мысли были далеко. — Но разве он…

— Не в тюрьме? Нет. Мне только что сказали, что королева его помиловала и освободила, так что он может прийти на празднество. Он должен здесь скоро быть.

— О Сибилла!

— Да, я знаю. Думаю, я начинаю стареть. Вы понимаете: я даже испугана. Мои сыновья кажутся мне иногда много сильнее меня.

Том Эрскин скоро нашел Кристиан, и через пять минут ее усталому сердцу пришлось принять на себя новую, пожизненную обязанность, ибо Кристиан Стюарт стала нареченной невестой Тома Эрскина.

Третий барон Калтер обладал гордостью такого рода, какая заставляет человека непременно возвращаться на место, где его публично высекли, и бросать вызов тем, кто унизил его. Ричард с неприступным видом вошел в большую залу Холируда и тут же встретил сэра Эндрю Хантера.

Эндрю знал, как себя вести в подобной ситуации. Не обращая внимания на любопытные, сочувственные, насмешливые взгляды окружающих, игнорируя мрачное выражение лица самого лорда Калтера, он с совершенно непринужденным видом заговорил о свадьбе, о том, что лорд Грей отправился в Лондон и, кажется, останется там до конца марта, как минимум до Пасхи. Затем Эндрю приступил к делу: