Страница 17 из 21
Решение пришло, откуда не ждали. В дом вошел уже знакомый нам кузнец Ирвинг, который работал в мастерской неподалеку и постоянно помогал вдове с ее котлами, печью и прочим металлом, который она активно использовала в своей работе. Плату он брал чисто символическую, обычно напрашиваясь на ужин, так что только слепой бы не заметил, чего он протоптал дорогу в дом одинокой женщины.
Ирвинг был старше Зоры. На вид я бы дал ему лет сорок пять, а, может уже и пятьдесят. Седина в волосах и бороде почти наполовину закончила свою работу по перекраске мужчины в старцы, но сам Ирвинг был еще крепким и сильным мужчиной. Невысокого роста, почти на полголовы ниже Зоры, которая была достаточно высокой и могла прямо смотреть мне в глаза, кузнец казался почти квадратным. Впрочем, при его работе это было неудивительно. При этом Ирвинг был крайне молчалив и скуп на эмоции, и дело заключалось не в посторонних — даже когда он оставался с Зорой наедине, он просто молча продолжал работать, односложно отвечая на любые вопросы женщины.
Двух младших дочерей Ирвинг выдал замуж, а старший сын, которого он обучал своему ремеслу, перебрался в село жены и стал работать там с местным старым мастером, что в перспективе, при должном усердии, позволит занять ему со временем весьма уважаемое место главного сельского кузнеца. Жена же Ирвинга давно умерла, и как минимум последние десять лет он ходил вдовцом.
Собственно, когда кузнец вошел в дом, то застал классическую сцену «не ждали»: заплаканная Зора у печи, Илий на лавке за столом, чуть окосевший и довольный от недавно выпитой в кабаке кружки пива, и я, стоящий посреди комнаты. Лу была у себя, решила полежать после целого дня, проведенного согнувшись за письмом.
На мыслительный процесс и оценку диспозиции у Ирвинга ушло поразительно мало времени, и он сразу же направился в мою сторону, как к потенциальному обидчику женщины. Ну а что. Пьяный старик за лавкой, заплаканная Зора, которая хлопочет над ужином и я, весь такой красивый стою, хмурый и в думах.
Схватки с кузнецом я бы точно не пережил, так что сориентировался быстро и успел сказать два слова, пока кузнец закатывал рукава рубахи и готовился одним ударом выбить дух из моего бренного тела.
— Зять приходил, — голос дрогнул и конец фразы я совершенно немужественно запищал.
Ирвинг как на стену нарвался после этих слов. Борода, которая секунду назад гневно топорщилась, пришла в обычное положение, а огонь в глазах, который сулил мне бесконечные мучения в аду за обиду вдовы, погас.
Переборов свою молчаливость, кузнец двинулся к Зоре и стал ей что-то тихо говорить. Мы же с дедом переглянулись и сделали единственно правильное телодвижение в сложившейся ситуации — пошли подышать свежим воздухом на улицу.
— Никогда не становись между кузнецом и его наковальней, — выдал сомнительной глубины мудрость Илий.
Я не стал комментировать, что Зора далеко не ирвингова «наковальня», как выразился старик, однако оставил свои мысли при себе.
Буквально через несколько минут кузнец выскочил из дома, будто ошпаренный и, грозно сопя, пронесся мимо нас с Илием. Очевидно, задушевный разговор с Зорой у него не сложился.
Нашу домовладелицу мы застали опять в слезах. Женщина сидела на лавке и тихо рыдала, чем повергла и меня, и Илия, в глубокое смущение. После недолгих расспросов, кружки воды и ободряющих речей, мы все же узнали, почему она поругалась с кузнецом.
— Ну, я ему и говорю, чего ты к ущербной все ходишь, над тобой вся улица уже смеется… — Шмыгая носом рассказывала нам Зора. — А он так посмотрел на меня, будто не знает, да и убежал. Матерь! Да за что мне все это!
Я почувствовал, что женщину опять начинает трясти от разрывающих грудь рыданий, так что не найдя ничего лучше, я стал выдумывать на ходу.
— Зора, послушай. Там, откуда мы родом, наши женщины в поисках утешения молятся местной богине, а не Матери.
— И что за богиня? — Спросила механически Зора.
— Все зовут ее Лу, как мою сестру, — на словах о «сестре» женщина коротко хмыкнула, прямо как в первый раз, когда я заявил, что мы с богиней родственники. Это как назвать родней свинью и скаковую лошадь, где мне, очевидно, отводилась роль свиньи. За этот перфоманс, кстати, я потом горько заплатил долгими часами удушья и тяжелых взглядов от Лу.
— Лу дает горюющим покой, Зора. Им становится легче. Даже я почувствовал на себе ее силу, — тут врать не пришлось, Лу несколько раз возвращала меня с границы нервного срыва.
— И как ей у вас молятся? Она меня разве услышит без алтаря?
— Лу всегда слышит, особенно одиноких женщин.
На этом этапе я передал Зору на поруки уже чуть отошедшего от выпитого Илия. Жрец стал рассказывать вдове о силе «богини из далекого села», и как правильно возносить ей молитву, чтобы она ответила.
Уже потом я заметил силуэт Лу в дверном проеме, которая, судя по всему, внимательно наблюдала нашу с Зорой беседу от начала и до конца.
Вышли на крыльцо, дав Илию спокойно общаться с женщиной.
— Говоришь, сам почувствовал ее силу? — Спросила прямо Лу. — Антон, ты, видимо, забыл, что я сейчас в человеческом облике.
Я удивился.
— Лу, ты как минимум дважды вытаскивала меня, там, у бочки, и когда деньги пропали. Я это явно почувствовал.
— Ты уверен?
— Я точно знаю, на что способен. Меня успокоила и утешила твоя божественная суть, а не что-то иное. Так что если ты не можешь принять свой истинный облик, еще не значит, что ты полностью лишена сил.
Я видел, как Лу крепко задумалась. В моих словах был резон. По словам моей богини, у нее осталась магия, которая произрастала из ее прошлых божественных сил. Магия весьма специфичная. Из стихийного — только простенькое воспламенение, холод, ветер. Именно так мы разжигали костры на привалах, с помощью Лу. Основная же сила, доступная сейчас богине, была связана с почти запретной в этом мире магией разума, так что свои умения она держала при себе. Магиков такого плана всегда держали на контроле и обычно стремились умертвить, либо поставить во служение аристократам и монархам, заставляя давать клятву раба перед ликом Семерых. Становиться чьей-то собственностью в планы Лу не входило, вот она и не отсвечивала.
— Помоги нашей домовладелице. И у тебя будет на одного прихожанина больше. — Отвлек я Лу, предложив перейти ей от мыслей к делу.
Лу помогла Зоре. На следующий день я видел, как спокойная хозяйка хлопочет над завтраком. Глаза еще были опухшими, но никакого отчаяния или тупого, старого горя, которое тяжелой аурой обычно клубилось вокруг женщины, сегодня я не почувствовал. Казалось, она даже стала чуть ровнее держаться, что сделало ее еще привлекательнее и немного моложе с виду.
Хотя, может, я просто занимался самовнушением, как знать.
Жизнь шла своим чередом. Праздник лета приближался, мы заканчивали с Лу работу в управе, стабильно получая обещанное головой жалование и уверенно выруливая на премию в размере «короля». В целом, дела в сердонском районе — так я про себя называл баронские земли, которые были подвязаны на этот город — шли неплохо и во многих отчетах мы нашли заниженные цифры. В общей сложности, если суммировать все статьи доходов казны, то у нас получились цифры на десять процентов больше заявленных. При этом никакой ошибки в уплате налогов не было: недостача спряталась в натуральном оброке из-за путаницы с пересчетом мер веса на среднюю стоимость закупки зерна, муки, овощей и сушеных фруктов. Все товары чин по чину отправились на телегах в баронское имение, как и было должно, а вот в пересчете стоимости их на серебро и золото и вышла оказия. Оказывается, за последние пять лет голова недопоказал своему сюзерену прибылей почти на два десятка «королей». Если быть точным — мы нашли в отчетности неучтенные 176 золотых 26 серебряных и 9 медных кло.
Когда мы с Лу сдали сводную книгу и голова вник в итоговые цифры, он сильно побледнел. Понятное дело, мужичок решил, что это прямая недостача и за такую сумму барон вздернет его на ближайшем суку. Пришлось успокаивать голову, мне показалось, что даже Лу приложила свои силы к этому, легко коснувшись плеча мужчины, и объяснять, что да как. И вот уже после объяснений голова буквально расцвел. Почти два десятка королей, которые они просто не посчитали! То есть его хозяйство было на почти 177 золотых выгоднее, чем думал барон, а ведь мы провели ревизию только за пять лет — дольше вощеные таблички не хранились и потом вновь пускались в работу.