Дом-Призрак (ЛП)

10 ноября 1888 года

«Таймс» снова полна историй о еще одном ужасном убийстве несчастной женщины: бедной Мэри Джейн Келли.

Эдвард так и не вернулся домой в эти выходные, как обещал, когда, наконец, позвонил мне на прошлой неделе, и я была благодарна ему за это. Я старалась говорить вежливо, потому что не хотела вызвать у него подозрения, что собираюсь уехать. Он снова позвонил в обеденный перерыв, и я спросила его, что он думает об убийствах, и он начал яростно высказываться о человеке по имени Джордж Ласк, который создал комитет бдительности и о котором писали в каждой газете. Эдвард сказал, что этому человеку больше нечем заняться, и он, вероятно, пытался скрыть тот факт, что в действительности это он ответственен за эти убийства. Все это было так странно, но я слушала его и просто соглашалась, когда думала, что он этого ждет.

Закончив возмущаться по поводу мистера Ласка, он сообщил мне, что я разрушаю его жизнь и что я всего лишь избалованная служанка, и он жалеет, что не оставил меня гнить в подвале, когда у него была такая возможность. Мои руки дрожали, когда я положила трубку обратно на рычаг. Почему он ведет себя как сумасшедший? Ему становится все хуже, и я так рада, что он не вернулся домой. Я решила, что если никогда больше не увижу этого человека, то это меня нисколько не расстроит.

Весь день меня мучили мысли об Эдварде, а также перепуганные лица всех убитых женщин, на которых так жестоко напали. Не могла выбросить их из головы, они врезались в мою память. Я прошла в гостиную, где оставила на буфете кипу газет со всеми их ужасными историями. Что заставляло меня возвращаться к ним снова и снова? Разложив все газеты на огромном обеденном столе, я достала из ящика ножницы и начала вырезать каждую статью и складывать их рядом друг с другом. Их было так много, что мне потребовалось немало времени, но я резала и резала, пока не была полностью удовлетворена. Там были фотографии женщин, как живых, так и мертвых. Я вырезала фотографию письма, отправленного в Центральное информационное агентство. Она называлась «Письмо дорогому боссу». В ней автор издевается над полицией. Я положила его рядом с фотографиями жертв. Я не понимала, почему меня так болезненно увлекали эти убийства и почему я так поступала. Человек, ответственный за это, видимо настолько злой, раз использует такую жестокость по отношению к другому человеку, что это должен быть кто-то, кому доставляет огромное удовольствие причинять боль другим.

Ужасная мысль начала формироваться в глубине моего сознания. Я знала такого человека слишком хорошо. У него отвратительный характер и ужасная жестокость, у этого человека есть склонность к совершенно новым носовым платкам. Я понимала, что веду себя глупо, но эта мысль не выходила у меня из головы, и мне пришлось пойти к письменному столу, чтобы достать дневник, в котором я записывала дни рождения и важные даты, а также визиты Эдварда домой. Я просмотрела его и написала на листе бумаги список дат, когда Эдвард был дома, а затем проверила даты каждого убийства. Эдвард возвращался в Лондон за день до каждого убийства, и, что еще хуже, последние несколько раз он был зол и расстроен из-за меня, когда уезжал.

Тошнота начала подступать к горлу, и я не могла винить в этом ребенка, растущего внутри меня. Мне кажется, я знаю, кто этот убийца. Я слишком напугана, чтобы произнести его имя вслух. Не только ради моей собственной безопасности, но и ради безопасности всех вокруг. Я перечитывала каждую статью с холодным чувством ужаса, сковывающим мои внутренности. Совершенно ясно, что полиция понятия не имеет, что происходит и кто несет за это ответственность. Во всех газетах так много пишут об убийствах, что мне кажется, будто они ходят по кругу. Они были завалены таким количеством информации, что это мешает им смотреть на неё ясно.

Я вспомнила, как в последний раз, когда заходила к мужу в кабинет, он сунул листок бумаги под промокашку на столе и вышел из комнаты. Снова посмотрела на письмо и изучила почерк: он походил на почерк Эдварда. Я была так потрясена его содержанием, что даже не обратила внимания на почерк, когда прочитала его в первый раз. Я побежала в кабинет и подошла к письменному столу, боясь того, что могу там найти. Поднял промокашку, и вздох облегчения сорвался с моих губ, когда под ней не оказалось письма. Затем открыла ящики, чтобы найти его дневник, который, как я знаю, он ведет, когда бывает дома. Я не смогла найти его ни в одном из двух незапертых ящиков, хотя обычно Эдвард держит его в первом, под рукой, если понадобится. Вытащила второй, полный чистых листов писчей бумаги. Затем вынула из стола каждый ящик на случай, если дневник завалился за ними и попал в ловушку. Опустившись на колени, наклонила голову и увидела знакомую черную книгу, прикрепленную к нижней стороне стола. С величайшей осторожностью я сняла его. Я так боялась, что Эдвард войдет и поймает меня, хотя точно знаю, что он в Лондоне. После последнего телефонного разговора я не удивлюсь, если он явится без предупреждения, но, конечно, он, по крайней мере, даст знать Гарольду, у которого, я надеюсь, хватит ума предупредить меня.

Когда я открыла дневник, на пол упал сложенный лист бумаги. Развернув его, прочитала первую строчку письма: «Дорогой босс». Я в ужасе дернулась и уронила листок на пол. Я знала, что единственным объяснением тому, что у моего мужа есть рукописная копия письма, которое было отправлено в газету, было то, что он написал его сам: он хотел подразнить полицию и газеты. Испугавшись, я сунула его в дневник и закрепила его там же, где нашла.

Я все еще не хочу верить, что это правда, и не смею никому рассказывать о своих открытиях, пока не получу твердых доказательств своих убеждений. Это может быть огромным совпадением, но в глубине души я в это не верю. Я решила, что мне нужно спуститься в подвал и посмотреть, что он там делает часами напролет. Если Эдвард — монстр, которого все газеты называют «Джек Потрошитель», то его надо остановить. Мне нужно убедиться, что никого из прислуги нет в доме, когда спущусь туда, потому что я не хочу, чтобы они каким-либо образом были вовлечены в это дело. О, как я боюсь этого подвала и как хочу, чтобы Альфи был здесь, чтобы помочь мне быть смелой и встретить то, чего я боюсь там, внизу. Теперь я понимаю, что все это время боялась именно Эдварда.

Я вернулась к фотографиям женщин. Больше всего меня привлекла Полли Николс. Приглядевшись, я замечаю между нами легкое сходство. Разве я бы выглядела по-другому, если бы у меня не было роскоши красивой одежды и горничной, которая каждый день укладывает мне волосы? Если бы я носила форму горничной, думаю, что была бы поразительно на неё похожа. Неужели Эдвард действительно ненавидит меня с такой страстью, что готов пойти и лишить жизни другую женщину, потому что она напоминает ему его жену? Боюсь, что ответ будет «да», и если это окажется правдой, то из-за меня этих женщин постигла самая ужасная участь, какую только можно себе представить.

Больше не могла смотреть на эти фотографии, мои руки так сильно дрожали. Я вышла в холл, чтобы позвонить в полицию, и сняла трубку, но тут же положила её обратно. А что, если это все мое буйное воображение? Эдварда арестуют, публично унизят, а потом повесят, и я не смогу жить, если это окажется неправдой, как бы сильно я его ни ненавидела. Мне стало так плохо, что пришлось пойти и немного полежать, чтобы собраться с мыслями: голова шла кругом. Я поднялась по лестнице для прислуги в свою комнату на чердаке. Не хотела возвращаться в спальню, которую делила с ним. Я взяла вырезки с собой на случай, если кто-нибудь из прислуги найдет их, и, оказавшись внутри, я толкнула стул к ручке, как раньше, и плакала, пока не заснула.

11 ноября 1888 года

Во сне меня преследовал на темных мощеных улицах Лондона человек в черном плаще и шляпе охотника на оленей. В руке он держал длинный тонкий нож, с которого капала кровь. Где-то вдалеке зазвонил телефон, и я понимала, что должна ответить, если это Эдвард, но не могла очнуться от кошмара. Вместо этого я бежала босиком так быстро, как только могла. Мой преследователь был намного быстрее, и разрыв между нами сокращался. Я чувствовала, как жар его глаз прожигает до самых глубин моей души. Споткнувшись, упала на землю, где обнаружила, что запуталась в гниющем трупе Мэри Келли. Мои руки чувствовали тепло, и когда я поднесла их к лицу, они оказались ярко-красными от её крови.