Страница 34 из 58
1 сентября 1888 года
Завтракая в столовой, я прочитала в «Таймс» об ужасном убийстве, которое произошло в той части Лондона, которая называется Уайтчепел. Было найдено тело женщины по имени Полли Николс с перерезанным от уха до уха горлом. Там говорилось, что у женщины также имелись ужасные раны на животе, а когда её нашли, на горле у неё был чистый белый носовой платок. Я так рада, что живу в таком красивом, уединенном доме, окруженном нашим собственным лесом и довольно далеко от ближайшего города. Здесь, слава богу, ничего подобного не происходит.
Газета описывала эту женщину как «проститутку». Мне придется спросить Эдварда, что это значит. Мне кажется, я догадываюсь, но не хотелось бы ошибаться. Я могла бы спросить кухарку, но она бросила бы на меня один из своих взглядов, а я не выношу, когда она смотрит на меня свысока.
Эдвард, наконец, позвонил мне сегодня днем, чтобы извиниться за свое ужасное поведение, когда он был дома в последний раз. Он попросил у меня прощения за то, что причинил мне столько боли после нашей последней ссоры, и спросил, все еще ли я злюсь на него. Я рассмеялась и сказала, что не могу долго на него сердиться. Упомянула о газетной статье, и он сказал, чтобы я не беспокоилась о том, что происходит в Лондоне, потому что это далеко от аббатства Вуд, и это большой город, полный странных людей. Он объяснил, кто такая проститутка, и я оказалась права. Эдвард сказал, что таких женщин, ему приходится ежедневно лечить в приемном покое, и от этого мне стало еще грустнее. Бедная женщина вела ужасную жизнь, и закончила её самым ужасным образом. Конечно, ей стоило уйти в лучшее место. Когда молилась сегодня вечером, я молилась за её душу. Прежде чем лечь в постель, я почему-то никак не могла выкинуть из головы образ Полли Николс, и прошло много времени, прежде чем я заснула.
9 сентября 1888 года
Завтракая, я снова прочла в газете, что в Уайтчепеле самым отвратительным образом убили еще одну женщину. Энни Чапмен перерезали горло, как и в прошлый раз. Далее в отчете описывались другие её ужасные раны, и у меня кровь застыла в жилах при мысли о боли и страданиях, которые перенесли эти бедные женщины. Я понятия не имею, почему это так на меня влияет. Может быть, потому, что знаю, что Эдвард в Лондоне и имеет дело с такими бедными женщинами, и это как бы связывает меня с ними. Эту женщину тоже нашли с чистым белым платком на шее. Может убийца чувствовал себя виноватым в том, что сделал, и таким образом пытался скрыть это? К счастью, я никогда этого не узнаю. Мне придется спросить Эдварда, живет ли он где-нибудь поблизости от этого ужасного Уайтчепела. Надеюсь, что это не так, потому что кажется, как будто люди, живущие в этом месте, имеют очень мало денег. Эдварду не нужно беспокоиться об этом, потому что ему повезло, что у него их много.
Весь день я чувствовала себя больной и усталой, но не знаю, то ли оттого, что эти убийства так на меня влияют, и я не могу выбросить их из головы, то ли оттого, что я чем-то больна. Тошнота не покидает меня, и я все время чувствую себя такой опустошенной.
15 сентября 1888 года
Должно быть, нечистая совесть одолела Эдварда, потому что сегодня он неожиданно вернулся домой. Я все еще чувствую себя не лучше, и за ужином он хотел знать, почему я ковыряюсь в еде и не ем. Он читал мне лекции о последствиях плохого питания. Сказала ему, что плохо себя чувствую, и он настоял, чтобы я рассказала о своих симптомах, и проверил пульс и температуру. Он не думал, что у меня что-то серьезное, но настоял, чтобы мы первым делом вызвали доктора Смита, чтобы убедиться, что все в порядке. Я просила его перестать суетиться, но он не слушал.
Когда мы сидели в библиотеке и обсуждали наши планы на будущее, он сказал, что не может перестать думать о том, каким жестоким он был во время своего последнего визита домой. Он снова извинился, но ни слова не сказал о моем желании иметь ребенка.
Эдвард отпустил прислугу на вечер, так что дом оказался в нашем полном распоряжении, что было редким удовольствием. Какое-то время все было так, как раньше, и мы занимались любовью так нежно, как и много месяцев назад. Потом он отнес меня наверх, где мы лежали в объятиях друг друга, пока не уснули.
18 сентября 1888 года
Сегодня Альфи вернулся домой в отпуск из армии, и я не могла скрыть своего волнения, увидев его снова: мне так его не хватало. Мы с кухаркой и Гарольдом ждали его снаружи. Когда лошадь и экипаж остановились перед домом, я сбежала по ступенькам, повисла у него на шее и крепко обняла. Он обнял меня в ответ на короткое время, а затем отступил назад, как будто обжегся. Я обернулась и увидела, что Эдвард наблюдает за мной из окна бильярдной, и почувствовала, как мои щеки вспыхнули. Эдвард рассердился. Я поняла это по тому, как он держался прямо и напряженно. Я почувствовала, как мой желудок сжался.
Гарольд помог Альфи с чемоданом, а я отступила, чтобы найти Эдварда. Его нигде не было видно. Кухарка сообщила, что он снова в подвале. Я дошла до двери в подвал и остановилась. По сей день не могу спуститься туда, подвал все еще пугает меня, поэтому я оставила Эдварда в покое. В последний раз, когда я спросила его, чем он там занимается, он ответил, что разбирает вещи родителей и не хочет, чтобы я ему мешала. Он объяснил, что слишком много воспоминаний принадлежит ему одному. Я вернулась на кухню и села за стол. Кухарка поставила передо мной тарелку со свежеиспеченными имбирными пряниками, и впервые за неделю я почувствовала, как мой желудок урчит от голода. Имбирные пряники — любимое лакомство Альфи, хотя, если бы вы спросили её, готовила ли она их специально для него, она, без сомнения, отрицала это. Затем она поставила на стол большой оловянный чайник и множество чашек и блюдец. Альфи и Гарольд вошли, а я была хозяйкой и разливала чай. Мы все слушали рассказы Альфи о далеких местах и смеялись, потому что он был таким забавным. Даже Гарольд, который обычно ни на кого и ни на что не обращал внимания, казался заинтригован.
Понятия не имею, как долго мы там просидели, когда в кухню вошел Эдвард. Он кивнул Альфи и попросил меня пройти с ним в малую столовую. Я извинилась и последовала за ним. Я знала, что он зол на меня, и была в ужасе от того, что должно последовать. Я всегда знала, что он ревнует меня к Альфи, но понятия не имела, насколько сильно. Он захлопнул дверь и потребовал, чтобы я никогда больше не ходила на кухню; он сказал, что это место для слуг, а не для Хозяйки Дома. Он расхаживал взад-вперед по комнате. Вдруг Эдвард резко остановился и повернулся ко мне: глаза у него были черные. Потом он сказал, что если еще раз застанет меня за разговором или прикосновением к Альфи, то будет бить до тех пор, пока ни один человек на этой земле больше не посмотрит на меня. Я испугалась, потому что знала, что его угрозы реальны. Я извинилась и попыталась объяснить, что Альфи был мне как брат, и мы выросли в этом доме только в компании друг друга. Эдвард ударил меня так сильно, что моя голова откинулась назад, а лицо начало гореть. Он схватил меня за волосы, которые я так долго укладывала этим утром, и дернул так сильно, что слезы потекли по моему лицу. Когда он отпустил меня, я выбежала из комнаты, поднялась по лестнице в свою спальню на чердаке и захлопнула дверь. Бросилась на кровать и плакала, пока не уснула. Эдвард никогда не искал меня, и за это я была ему благодарна.
28 сентября 1888 года
Эдвард не разговаривал со мной уже больше недели. Атмосфера в доме ужасная. Доктор звонил сегодня утром, чтобы сказать мне, почему мое состояние не улучшается. Он сказал, что я беременна. Не знала, смеяться мне или плакать. Испытав огромное облегчение, что не была серьезно больна, я все-таки боялась сказать об этом Эдварду. Конечно, он перестанет сердиться на меня, когда узнает, что станет отцом, потому что нет большего дара, чем дар новой жизни. Надеюсь, что это вернет Эдварда, по которому я так скучаю, Эдварда, который любит меня и не хочет причинить боль.