Ягодный возраст

Стоп, как-то меня резко качнуло в другую крайность. В принципе, я ещё совсем ничего. Конечно, годы взяли своё, и иногда мне даже начинает казаться, что они взяли слишком много, а взамен дали не совсем то, что бы хотелось получить, даже бесплатно… Значит, решено, надо постараться себя вести достойно и не кидаться из крайности в крайность, то есть найти золотую середину, и будь что будет. Вот только как её найти? На интуицию надежды никакой. Если попробовать остаться такой, какой я есть на самом деле (ну, Федоркина! как в воду глядела), он сбежит ещё до ужина. Характерец у меня, мягко говоря, ядовитый. А вдруг Георгий любит острые ощущения. Ну там из самолета без парашюта прыгать, по краю жерла действующего вулкана ходть, без тормозов на спорткаре ездить? Тогда можно считать, что повезло не только мне, но и ему. (Все-таки, какая никакая экономия, хотя, как сказать…). Так, достаточно заниматься всякой ерундой (в конце концов, не всё так со мной безнадёжно), пора вылезать из ванны, а то, кажется, у меня самой скоро плавники вырастут!

Здесь же, у ванны, лежали оставленные предусмотрительной Марией Фёдоровной (её фамилия меня приводила в неописуемый восторг) огромное, белое и пушистое, как облако, полотенце и такой же халат. В комнате меня ожидала разостланная кровать, на которой непринуждённо лежала шёлковая, серебристого цвета пижама. Переодевшись, я с удовольствием забралась в кровать и, натянув одеяло до подбородка, нажала на кнопку вызова.

Я ещё не успела от звонка убрать руку, как появилась Курочка – так быстро, как будто всё это время стояла за дверью.

– Владислава Владиславовна, – обратилась она, – сейчас к вам придёт доктор, и не принести ли вам стакан молока?

Я молоко не люблю с детства, и после ванны мне хотелось только выпить кофе, желательно с коньяком. Но если я это попрошу, думаю, скорее всего она прореагирует так, как если бы я попросила принести клея «Момент», чтобы понюхать. Поэтому я, поднатужившись, тоном утомлённой «истинной леди» произнесла:

– Нет, спасибо, если можно, чашечку некрепкого чая с мятой и липовым мёдом.

Курочка расцвела от радости, как майская роза, и, почти пропев, что это и её любимый чай, выплыла из комнаты.

Семён Наумович, маленький толстенький старичок с копной вьющихся седых волос, был немного похож на Эйнштейна. Он появился в комнате, предварительно мягко постучав в дверь, и распахнул её, не дожидаясь моего разрешения.

– Здгавствуйте, моя деточка, – мило картавя, произнёс он и, не ожидая ответа, тут же продолжил: – Геоггий Владимигович мне всё про вас гассказал. Каким надо быть бездушным звегем, чтобы желать смегти такому кгасивому созданию. Нет, я вам так скажу, что такого быть никак не должно. Дайте, догогая, вашу гучку, я помегею ваше давление. Ну, я таки так и думал, оно повышено, – он так эмоционально сделал своё заключение, что, мне показалось, у него самого подскочило давление. – Я бы с удовольствием забгал вас в свою клинику. Но Геоггий Владимигович – это не человек, а пгосто что-то невообгазимое. Ведь он меня ещё до осмотга пгедупгедил – никаких больниц. Он стгашный человек, не позволяйте ему властвовать над собой.

– Извините, Семён Наумович, – прервала я его, – а что, моё состояние внушает вам опасение, раз вы рекомендуете стационар?

– Нет, нет, ни в коем случае, – замахал он руками, – но два покушения за два дня, они не могут пгойти бесследно.

Хорошо, что он до упоминания об этом измерил мне давление, а иначе меня бы уже с сиреной везли в больницу или Георгий здесь развернул бы для меня «полевой госпиталь».

– Я вам сейчас сделаю маленький укольчик, и сон будет спокойным и глубоким.

«И вечным», – едва не добавила я.

Семён Наумович маленькими и неожиданно очень сильными руками наложил мне на руку жгут и, войдя в вену, начал вводить лекарство. Я отключилась на первой половине шприца.

…На меня упало нечто тяжёлое и кричащее: «Мамочка, я так по тебе скучал!!!»

Какое счастье!!! Мой мальчик был рядом.

– Мамочка, ты посмотли! – возбуждённо кричал он, выворачиваясь из моих рук и ловко увёртываясь от поцелуев. Вадим вдруг встал на край моей кровати во весь рост и, заглушая радостным смехом мой испуганный окрик, рухнул на пол. Меня буквально пружиной выбросило из кровати. Вадим, заходясь от смеха, распластался на лежащем на полу огромном, сделанном чуть ли не в натуральную величину, плюшевом медведе.

Мария Фёдоровна, имея несколько истерзанный вид, но по мере сил стараясь сохранять достойное величие, произнесла:

– Они приехали полчаса назад, и он так просился к вам, что я не смогла устоять.

– Спасибо, вы всё правильно сделали, – говорила я, постепенно повышая голос, стараясь перекричать своего наследника. – Сколько я спала?

– Недолго, часа четыре, не больше.

– А как они добрались? – спросила я, кивнув на чуть угомонившегося наконец Вадима, пытающегося втащить этого плюшевого монстра на мою кровать.

– Почти без потерь, – после небольшой заминки ответила Курочка.

– ?

– У одного из ребят разбит нос. Они Вадику ещё купили какие-то игрушки, кроме этого ужасного медведя, и во время игры мальчик не рассчитал силы…

Для игрушки таких размеров, как этот медведь, в моей квартире понадобится отдельная комната, грустно думала я, наблюдая за продолжающейся возле моей кровати борьбой. Силы были неравны, и явное преимущество было на стороне медведя. Вадим с завидным упорством, уже красный от усердия, натужно пыхтел, но сдаваться категорически не желал. В какой-то момент медведь, почти водружённый на ложе, вдруг упал, полностью накрыв собой Вадика, и всё началось сначала. Настойчивость моего сына всё же победила, и медведю пришлось взгромоздиться на кровать. Я невольно облегчённо вздохнула; рядом раздался такой же вздох. Обернувшись, я увидела, как Мария Фёдоровна, наблюдая за происходящим, даже прижала к груди сжатые в кулачки руки. Перехватив мой взгляд и смутившись, она убрала руки за спину и, отведя глаза от Вадика, быстро произнесла:

– Ужин будет готов через десять минут, я зайду за вами. Ваша одежда и все вещи в этом шкафу. Вашу сумку я не разбирала.

Она быстро вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. Я могу поклясться, что видела, как по её лицу катились слёзы.

– Мамулечка, Миша и я будем спать здесь, – отвлёк меня Вадим, показывая на него пальцем. – Это мой сынок.

– Радость моя, но твой сынок, то есть мишка, занимает почти всю кровать, – проговорила я, открывая шкаф. – И где же буду спать я? Ведь здесь только одна кровать.

Приведённый довод заставил Вадима задуматься, а я в это время рассматривала содержимое шкафа. Он был почти пуст, ряд пустых вешалок напоминал рёбра какого-то ископаемого животного, и лишь на одной из них висели брюки из тонкой шерсти фисташкового цвета и того же цвета шифоновая блуза. На полу шкафа стояла моя дорожная сумка и рядом с ней домашние мокасины под цвет висящего костюма. После недолгих раздумий я решительно достала сумку и извлекла оттуда привычные джинсы и хлопчатобумажную рубашку мужского кроя в коричневую клетку. На ноги – лёгкие спортивные туфли.

Зайдя в ванную, чтобы ополоснуть лицо после сна, и взглянув в зеркало, я ахнула. Волосы стояли дыбом, причёска «а ля ирокез», не хватало только серьги в носу. Вот что значит с мокрой головой лечь спать! Результаты на лице, или лучше сказать, на голове. Намочив расчёску, я попыталась изобразить на голове что-нибудь, хотя бы отдалённо напоминающее причёску.

– Мамочка? Это моле? – спросил Вадим, показывая на ванну.

– Нет, сыночка, это ванна, – ответила, продолжая сражаться с волосами.

– Ванна – это у нас дома, – решительно заявил сын, – а это моле.

Прекратив безуспешные попытки привести себя в порядок и подхватив под мышки упирающегося Вадимку, я вернулась в комнату. Курочка нас уже ждала, она была совершенно спокойна, и лишь красный кончик её носа говорил о том, что я не ошибалась: Мария Фёдоровна действительно плакала.

– Георгий Владимирович просил извиниться перед вами. Ему пришлось срочно на несколько дней уехать в город, – произнесла она и жестом пригласила следовать за собой.