Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 98

- Да, я до сих пор не давал тебе почувствовать, что ты не дома. Я, бл***ь, хотел, чтобы тебе здесь было хорошо. Но есть и моя зона комфорта, и ты её нарушаешь, а я чертовски не люблю, когда это делают, малыш. Очень сильно не люблю. Не заставляй меня снова тебя воспитывать. Больно воспитывать. Так, как воспитывают на улице. Я все еще вижу в тебе девочку, и не дай Бог, маленькая, я начну видеть в тебе что-то иное.

Отобрал папку, а я сползла на пол и в этот вечер мы больше не разговаривали. Макс снова не ночевал дома, а я опять спала под кроватью с кухонным ножом.

Он вернулся к вечеру следующего дня с женщиной. Очень красивой женщиной. Вот когда я почувствовала себя безобразным ничтожеством – именно в эту ночь и никак не раньше. А когда сравнила себя с ней, мне захотелось прыгнуть в чан с серной кислотой и раствориться там.

Когда Макс повернул ключ в замке, я услышала женский голос и смех, и тут же юркнула в кровать. Спать я могла в любое время суток, это никого уже не удивляло. Когда он заглянул в комнату, я даже не дышала, укутавшись в одеяло и притворяясь спящей беспробудным сном.

Они ушли к нему в спальню, какое-то время о чём-то говорили, я расслышала, что у женщины очень красивое, необычное имя – Малена. Потом все голоса стихли, и я вылезла из постели, конечно же, мне ужасно хотелось пить и есть, и всё на свете именно в тот момент, когда стоило бы сидеть у себя и не высовываться. Но со мной творилось нечто невообразимое. И когда я прошла мимо комнаты Макса, я замерла у приоткрытой двери. Ничего подобного я никогда не видела, ни о чем подобном и подумать не могла. Моей фантазии на такое пока не хватало. Её вообще мало на что хватало. Темноволосая Малена, совершенно голая, стояла у стола, облокотившись о край, а Макс сидел напротив в кресле и, потягивая из бокала виски, осоловевшим взглядом смотрел, как она проводит по груди кусочком льда, пуская в её сторону колечки дыма. Женщина извивалась, обжигая себя сверкающей льдинкой, потом сунула ее в рот и продолжила прикасаться к себе кончиками пальцев с длинными ярко-красными ногтями, оставляя после них полосы. Дрожащая, с запрокинутой головой и приоткрытым ртом, она скользила ладонями по идеальному смуглому телу, отливающему золотом, по полной груди с торчащими сосками, по плоскому животу вниз. Она протяжно застонала, когда ее пальцы накрыли промежность, а мне самой стало нечем дышать. Двоякое чувство: одновременно завораживающее зрелище и, в тот же момент, до боли отталкивающее. Я смотрела то на Макса, то на неё, и понимала, что хочу заорать им, что я тут, за дверью. Чтоб прекратили! Немедленно! Потому что у меня внутри все разрывается на куски, на какие-то мелкие обрывки острой боли. Меня даже подташнивало. И конечно же, я не произносила ни звука. Смотрела, как Малена порхала пальцами между широко расставленными в стороны длинными ногами, затянутыми в черные чулки, и видела, как покрывается каплями пота ее шикарная кожа, как она прогибается, словно кошка и тяжело дышит, срываясь на частые стоны, ускоряя движение руки и вдруг услышала хриплое:

- Нет. Рано. Я не позволял. Убери руки. Иди сюда.

Мы вздрогнули обе от звука его голоса, под моими ногами скрипнули половицы и Макс резко повернулся в мою сторону.

Я шмыгнула в свою комнату. Казалось, мне надавали пощечин, так сильно пылали мои щеки. Мне было больно. Очень больно и плохо… и я пока что не понимала, почему. Я их ненавидела. Обоих. У меня зуб на зуб не попадал. Макс пришел ко мне через пару минут после того, как я услышала смех женщины, её голос с нотками насмешки.

Он открыл дверь и, облокотившись о косяк, посмотрел на меня, потом спокойно, выделяя каждое слово, сказал:





- Иди, подыши свежим воздухом, мелкая. Вернешься часа через два.

Положил на тумбочку деньги и подмигнул мне:

- Это чтоб было не скучно. Купи себе мороженное, короче, давай, сделай хорошее дело – погуляй, и подольше.

Я оделась за пару минут и пулей выскочила на улицу, но никуда не пошла, сидела на лавке и плакала, молча кусая губы. Я впервые в жизни ревновала, и это было настолько больно, что мне казалось, меня изнутри прожигает ядом. Ничего более мучительного я в своей жизни ещё никогда не испытывала. Я задыхалась, хватала ртом воздух и не могла вздохнуть, только слёзы солью размазались по губам. Тогда я решила, что не вернусь к нему домой. Никогда не вернусь.

Помню, как спряталась за дом, когда он вышел на улицу, провожая Малену, такую воздушную, шикарную, в белой шубе и сапогах на тонкой шпильке. Она слюняво поцеловала его в губы, а он шлепнул её по заднице, когда женщина садилась в такси. Мне хотелось убить их обоих. Очень хотелось, до дрожи в пальцах, до судорог.

Макс осмотрелся по сторонам, словно высматривая кого-то, и вернулся в подъезд, а я сползла по стене и теперь ревела там, как идиотка, навзрыд.

Вернула меня та самая Тамара Сергеевна, которая, оказывается, жила неподалеку. Не сразу, конечно, вначале забрала к себе и поила чаем с малиной. Рассказывала о своих цветах, о работе в школе, о том, как дочь погибла в автокатастрофе. Она пить начала, а когда Макс позвал к себе работать, снова человеком стала.

Через час я согласилась, чтобы она сказала Максу, что я у нее, а еще через час я пришла домой сама. Он ничего не спросил, только зло посмотрел на меня, а я ничего не сказала, тоже полоснула взглядом и ушла к себе в комнату.