Мийол-призыватель

Мийол-призыватель

Призыватель 1: начать сначала

Парень по имени Мийол лежал неподалёку от горящего костра, съёжившись и укрывая голову руками. Костёр чадил чёрным, вонючим дымом. Поляна вокруг него, примыкающая к прозрачному тихому ручейку, выглядела, как после буйной миграции щетинистых хряков. Разве только без куч помёта тут и там. Рытвины и щепки, вытоптанная трава, поломанные кусты… даже часть окружающих поляну деревьев — и те пострадали. Одно из них обзавелось глубоким колотым шрамом, тёмно-бурую кору пары других стесало мощными скользящими ударами.

— Исцелить Рану, — прошептал Мийол на мистическом языке Империи.

Некоторое время спустя повторил:

— Исцелить Рану… Исцелить Рану… Исцелить Рану… Исцелить Рану!

Трёхсимвольное заклинание второго уровня, которое он активировал с максимальной доступной скоростью, не отличалось большой силой. В конце концов, хоть это и был один из подлинных шедевров сгинувшей Империи, оно являлось всего лишь ученическим заклинанием, недалеко ушедшим от элементарных чар. Область его действия ограничивалась небольшими поверхностными ранениями, причём даже их оно не всегда убирало полностью с одного раза. К тому же сам Мийол не мог назвать себя хорошим целителем.

Он выбрал путь мага-призывателя. Ну… не сказать, чтобы перед ним простирались поистине безграничные перспективы. Ведь единственным известным ему подлинным имперским заклятьем третьего уровня оставался Призыв Волшебного Существа. Причём даже оно состояло всего из четырёх символов, а не из пяти, как завершённые третьеуровневые заклинания.

Совсем недавно — ещё и половины сезона не прошло — Мийол достиг третьего уровня развития, тем самым совершив переход из учеников к магам-специалистам. Увы, начало его собственного Пути Мага оказалось омрачено.

— Мразь! — прошипел Мийол на низкой речи, закончив с самолечением и распрямляясь. Лицо его густо покрывали разводы подсохшей крови, превращая довольно тонкие черты в маску пугающей свирепости. — Какая же ты мразь, брат… тупой ревнивый дерьмоед! Крыса помойная! Ничтожество! Неблагодарная тварь!

Не все свои раны и далеко не полностью исцелил магией Мийол. Но боль от синяков и ссадин многократно уступала боли душевной. Память о недавнем унижении резала глубже ножа.

— Поглядите-ка, соратичи, сколько разной дряни таскает с собой мой младшенький! Это вот что за пакость? Какие-то кишки, что ли?

— Фу, ну и вонь!

— Сожги это побыстрее, а то меня сейчас вырвет.

Дорогой ценой доставшиеся, с риском для жизни добытые в среднем диколесье, стоящие не менее трёх клатов каждый — катализаторы призыва летят в костёр. Стиснутый железной хваткой пары Воинов, Мийол закрывает глаза, чтобы не видеть этого… но вышибающий дух тычок в подреберье пресекает попытку смалодушничать.

— А это что? Может, это даже не кишки, а… свой-то корешок у братца ещё не отрос, и он чужой с собой таскает? Только зачем ему, он же у нас на девок не глядит!

— Слишком умный!

— А может, и глядит, но только на срамные картинки в книжках — ведь картинки-то отвернуться от такого хиляка не могут.

Хохот.

— Спали это, соратич, да поскорее! Спали всё дотла!

Глубоко, до колотья в отбитых рёбрах, вдохнув, лежащий к небу лицом Мийол задержал дыхание. Так долго, как только смог. Шумно выдохнул. Повторил весь цикл. И снова. И ещё раз.

Гнев, злость, боль, обида, унижение, всё то, что приёмный отец называл странным словом negative — покидали его вместе с каждым выдохом. Эмоции уходили.

Память оставалась.

— Килиш, — сказал Мийол, не размыкая век. И голос его уже звучал размеренно, разве что заметно глуше обычного. — Орлем, Кут и Ферин, Сальг. Вся компашка в одном кулаке. Но… среди них нет достаточно умелых следопытов. Даже я знаю диколесье лучше. Как они могли сыскать меня? Случайно? Не-е-ет. Только не случайно! Помог кто из среднеранговых Охотников? Да. Это самое вероятное. Но с чего полноправному Охотнику помогать… вот этим? А с того. Тут не без попустительства Старшего… или попустительства, или даже… охо-хо. И вот, нате: я побитый, обобранный, в полном дне пути от родного села. Один. И что бы сказал на сей счёт отец?

Недолгое молчание.

— Наверно, он сказал бы: только раб мстит сразу, а трус — никогда. Что ж, Килиш, ты уже давно перестал быть мне братом, но с сегодняшнего дня — ты мой враг! Такими же врагами мне следует считать твоих, х-ха, «соратичей». А помимо них — и Старшего Гворома.

Вздох.

— Глядела мышка со злобой на лиса. Кто я такой, чтобы подымать недобрый глаз на Воина пятого ранга? А может, уже и шестого… наш Старший никому не отчитывается насчёт того, сколь далеко ушёл по своему Пути. Даже будь Гвором одиночкой, мне с ним силой не тягаться. Так ведь в том и беда, что не один он… а кто встанет за моей-то спиной? Отец да сестрица…

Новый вздох.

— Отец… дай мне совет. Отложим месть, свершить её — не в моей власти. До поры да до времени — не в моей. Но что мне делать сейчас? Что бы ты сказал, глядя на меня вот такого?

Мийол перекатился на живот, привстал, перебрался к ручью и принялся отмываться от крови. Неторопливо, тщательно, фыркая и передёргиваясь от ощущений в недолеченных синяках. Отмывшись сам — разделся донага и почистил от крови с грязью также одежду. Благо та, сработанная из выделанной и навощённой кожи, почти не пострадала, а отмывалась сравнительно легко даже без мыла. Закончив с этим, Мийол осмотрелся.

— Хех, — пробормотал он. — Хоть и неравным вышел бой, но я всё же его дал. И неравенство оказалось не столь велико, как раньше. Чёрный клыкач в паре с молодым хряком заставили-таки воинов-учеников… постараться. Жаль, не успел призвать ещё клыкача…

Слова его были пусты и он сам это понимал. В бою между пятью воинами (пусть даже среди них только Орлем добрался до второго уровня, остальные застряли на первом) и неопытным призывателем третьего уровня последнему ничего не светит. Даже если маг будет готов атаковать в полную силу, насмерть. Ведь и в былые времена в начале своих Путей Воины существенно опережали Магов в силе, а уж теперь-то…

Обойдя продолжающий чадить костёр, Мийол нагнулся и подобрал пояс. Отряхнул, без лишней спешки тщательно проверил каждый кармашек.

Увы! Кроме пары ножей, враги не оставили ему ничего. Пропали не только катализаторы, заспиртованные каждый в своей банке с залитой воском пробкой. Пропало всё, от первоуровневых ядер сути числом два и общей ценой клатов семь до мешка с припасами. Правда, Ядра и прочие ценности оказались не в костре, а в чужих карманах. Как гласит уже не отцовская, а местная мудрость: «Всё богатство у сильного, слабый живёт по его милости».

Итого у ограбленного остались мокасины, набедренная повязка (единственный предмет одежды из ткани, а не кожи), штаны, рубаха-безрукавка с жилетом, пояс, свежевальный нож с клинком из клыка зимнего кота и руной Острота, да нож боевой, подаренный приёмным отцом на совершеннолетие. Лезвие из древесины каменной сосны, тонущей в воде и обладающей после обработки тусклым серым блеском, несло пару рун, составляющих первоуровневое зачарование Лёгкого Рассечения. Наносил руны отец лично, иначе на такой подарок не хватило бы денег. При всех своих познаниях, трудолюбии и смекалке Ригар жил не богато; оружие с полноценным зачарованием, стоящее полтора, если не все два десятка клатов, было самой ценной вещью не только у Мийола, но и во всём их доме.

Килиш люто завидовал брату в том числе из-за этого ножа. Он наверняка давно забрал бы его себе, если б не обычай. Одежду и оружие отнимают, прежде чем выпнуть в диколесье, только у изгоев; пятёрка же не настолько попутала двери, чтобы учинить самосуд. За такое, как и за грабёж своего же односельчанина, случись изъятие ножа в пределах частокола, их самих могли бы судить полным кругом старейшин, а затем изгнать прочь без портков и оружия.